Мы бегали по этажу и вытаскивали всех
25 марта в «Зимней вишне» было много людей, как и всегда по выходным. К тому же погода была неважная, поэтому посетители всё прибывали. Казалось, что у всех приподнятое настроение. Гости откликались на интерактив, улыбались мне.
Минут за 20 до пожара мы с ребятами выступали для детей, которые сидели в кафе за столиками. Потом пошли обсудить рабочие дела, спустились в курилку, чтобы не мешать никому. Я учу парней клоунаде, поэтому мы многие выступления разбираем. Поговорили, слышим: какие-то крики. Сначала даже подумали, что с днем рождения кого-то поздравляют. Но тональность была не та. Запаха гари мы еще не чувствовали.
Мы вылетели в коридор, вокруг был дым. Слышно было, как на четвертом этаже гудит огонь. Сначала негромко, потом сильнее… Посмотрели — вроде как на четвертом никого не осталось. Спустились на третий. Там был белый дым, густой, как молоко… И в нем метались люди. Многие растерялись, особенно те, кто ехал на эскалаторе. Мы выводили всех, кто замешкался, одного за другим. Была паника, нужно было показывать людям выход. Кто-то еле шел, потому что уже надышался. Бегали по этажу, вытаскивали их…
Скольким помогли? Да разве мы считали. Надо было действовать быстро. Дыма становилось все больше. Когда мы с ребятами всех спустили с третьего этажа, решили снова проверить четвертый. Может, кому-то там нужна помощь.
У лифта клубился черный дым. Он не выходил на лестницу, а крутился в вихре… Сначала мы пытались посмотреть, что там. Но ничего не было видно. Поднялась женщина, закричала, что у нее там дети. Она звонит им по телефону, и мы по громкой связи слышим их… Это было страшно.
Мы закутались, как могли, и рванули туда. Дошли только до ресепшена, дальше никак. Сами начали задыхаться. Да и не видно ничего. Потом появились пожарные. Мы объясняли, куда им лучше идти. Но они не слушали нас…
Просил противогаз, но мне сказали: «Ничего мы тебе не дадим, у нас своя работа, не мешай». Ну, как так? Времени прошло совсем немного, но для нас оно тянулось. Спасатели вывели нас вниз.
Пожар в ТЦ «Зимняя вишня». Фото: Александр Патрин / A42.RU
Мы вышли на улицу, дышать было тяжело, всё как в тумане. Посмотрел на крышу — а там люди, машут мне. Я закричал, чтобы подгоняли вышку… Пожарные услышали, взялись за работу. А мы побежали в сауну, за полотенцами и одеялами. Мало ли, вдруг придется ловить кого-то. Да и людей надо было закутать — многие без верхней одежды выбежали. Впрочем, как и мы.
Вскоре поставили оцепление, и нас вывели. Наша помощь была не нужна, у «Зимней вишни» работали силовики. Мне жаль, что не всю нашу помощь приняли. Слышал, что награждали ребят, которые людей выводили. Знаете, надо было каждому дать медаль, кто людей выводил…
Всем операторам «Зимней вишни», которые рисковали жизнью ради других. Много было ребят, которые снова и снова в здание возвращались. И неправда, что охранники вышли первыми. Я лично знаю тех, кто оставался в здании до последней минуты. Все понимали, какая это беда, и пытались помочь.
Говорят, нужно родиться клоуном
После школы мой старший брат поступил на артиста эстрады, а я на сварщика (мне даже довелось поработать на Химмаше). Брат меня заразил клоунадой. Вместе мы смотрели видео, учились жонглировать и показывать фокусы. В 2011 году вышли на улицы Кемерова. Ничего подобного в городе до нас не было, людям нравилось.
Потом мы переехали в Санкт-Петербург. Там я почти каждый день занимался уличной клоунадой. Мы с женой за счет этого жили, другой работы не было. Поселились мы тогда при мастерской театра «Лицедеи». Его основатель, Слава Полунин, на меня очень сильно повлиял. Его искусство поразило меня своей нежностью. Он создал красивый мир, в котором хочется работать. В начале пути он показал, как это сделать…
Потом мы стали аниматорами. Именно в Петербурге у меня появился немалый опыт работы с детьми. К тому же мы сотрудничали с цирком на Фонтанке как клоуны. Это тоже многому меня научило.
Что было самым сложным? Не бросить все это. Какое-то время ты учишься, а у тебя вопрос звучит в голове: зачем это надо? Когда ты понимаешь, зачем, то находишь свою нишу, все получается.
Тебе нравится твое дело, и ты в нем развиваешься очень быстро. Это не как с обычной работой, ходить на которую тебя заставляет нужда. Говорят, нужно родиться клоуном. Но я думаю, что каждый может научиться этому искусству, если по-настоящему захочет.
Человек увидит меня — духом воспрянет
Мой любимый образ — клоун с огромными плечами, сутулый и грустный. Это уставший человек, уже поживший на этом свете. Когда у меня родился сын, я понял: плечи и горб моего клоуна — обозначение ответственности, которую он несет.
Прошлым летом, после рождения малыша, мы вернулись в Кемерово. В Питере нам стало тяжеловато, работал я один, а жизнь была дорогая. А в родном городе и дом, и семья, и для моей профессии — непаханое поле.
Евгений с сыном
С августа по ноябрь я работал на улице. Как люди воспринимали? Доводилось видеть яркие эмоции. Я заряжался от них, хотелось продолжать. Все получалось. Уличная работа заставляет человека быстро учиться новому. То, как я жонглирую, это еще не предел. Знаете, какие космические вещи можно делать?
Прохожие редко мной недовольны. Если только вредные старушки, которым вообще ничего не нравится. А вот дети меня любят. Местные бомжи вообще за брата считают (смеется). Многие хорошо ко мне относятся. Я стараюсь как можно больше внимания уделить каждому, кого встречаю.
Бывает, идет по улице грустный человек. И совсем нет у него настроения, ничего не хочется. Эмоциональная усталость сложнее всего переносится. Посмотрит на меня, увидит в моем клоуне что-то близкое, и у него улучшится настроение. Он духом воспрянет. Так я помогаю другим. И люди мне благодарны.
Фото: Татьяна Хлебникова
Один спектакль остался жив, остальные костюмы сгорели
В Кемерове я выступал у «Зимней вишни». Там была самая большая проходимость в городе. Однажды ко мне спустилась управляющая, Юлия Богданова. Ей понравилась моя работа и то, что ко мне хорошо относятся люди. Она мне предложила сотрудничество.
Моя задача была в том, чтобы человек приходил в торговый центр с удовольствием и чувствовал себя там как дома. Поэтому я приходил туда каждый день, кроме понедельника. В будни выступал по два-три часа, а по выходным — пять и более. Работал с детьми по всему торговому центру, хотя третий и четвертый этаж были для меня основными — там детская игровая зона, кинозалы, боулинг.
У меня были разные образы. Например, я привез туда свою детскую кроватку, которую нашел у родителей в деревне. Она железная, совдеповская. Я приварил к ней колесики сваркой и придумал номер: ходил по этажам с кроваткой в ночной рубашке как засоня. Еще у меня был уборщик, который всех заставлял поднимать ноги…
Потом появились мои спектакли. Первый был спонтанный — «В поисках смеха»: интерактивный, аниматорский. А последний — «Салки» — строился на игре света и тени. В центре горит фонарь, вокруг него все и происходит. У персонажей тоже есть маленькие фонарики. А зал погружен в полумрак, источников света немного. Дети тоже участвуют в развитии сюжета. Им нравится театр теней. Этот спектакль остался жив после пожара в «Зимней вишне». Остальные декорации и костюмы сгорели.
В Кемерове люди совсем перестали улыбаться
После трагедии я долго чувствовал опустошенность. Но теперь я снова выхожу на улицы, работаю возле ЦУМа. Жизнь не останавливается, вперед бежит. В Кемерове люди совсем перестали улыбаться. Поэтому я им нужен.
Фото: Татьяна Хлебникова
Правда, сейчас мне тяжелее входить в образ. Переключиться именно на клоуна. Ты постоянно выпадаешь из него, снова становишься обычным человеком. Прикладываешь усилие, чтобы вернуться к роли. Много мыслей в голове. Это мешает. Во время клоунады должна быть тишина в эфире — только твой персонаж и ничего лишнего.
Случается, что ко мне подходят люди и благодарят. Вчера зашел в аптеку, ко мне мужчина обратился: «Можно с вами переговорить?» Отвел в сторону, пожал руку и сказал: «Спасибо вам. Сам я там не был, но спасибо». И ушел. Это приятно.
Как нам это все пережить? Любить того, кто рядом с нами. Я не знаю другого рецепта.
Фото из личного архива Евгения Боровкова