Но когда я сама оказалась в роли интервьюера, то вынесла со встречи не намного более осмысленную информацию: у Марины Андреевны есть сумка с нарисованными на ней котиками, которую ей привезли с Кипра и которой она очень радовалась.
Нет-нет, мы с моей подругой не такие уж легкомысленные особы. И другие впечатления от общения с Мариной Андреевной мы получили. И даже написали потом вроде бы более-менее осмысленные тексты. Но в этом и заключается парадокс Журинской. Марина Андреевна — человек очень глубокий, очень интересный и очень цельный, но при этом очень простой и открытый. Поэтому в наших рассуждениях о высоком могли быть и разговоры про забавные сумки. Каждая встреча с ней — очень ценный опыт и для журналиста, и для читателя.
Марины Андреевны нет уже два года, а некоторое время назад в издательстве «Правмир» вышел сборник ее статей, эссе и интервью. И у всех нас появилась возможность вновь прикоснуться к мировосприятию этого человека, очутиться в пространстве беседы с ней.
Название сборника «Альфа и Омега Марины Журинской» отсылает к главному делу ее жизни — журналу «Альфа и Омега», создателем и вдохновителем которого она была. Отличительной чертой этого журнала была его интеллигентность. Про тексты, которые в нем публиковались, Марина Андреевна сама сказала, ссылаясь на чью-то похвалу, что все они — «без московской ругани».
«У нас нет московской ругани, потому что мы про Христа. С самого начала журнал был христоцентричен и экклезиоцентричен, поскольку главное из того, что есть в мире, — это Церковь, которая пребудет и плавно въедет в вечность. А Церковь существует, поскольку она христоцентрична. Вот и всё, вот вам альфа и омега, начало и конец», — так объяснила Марина Андреевна концепцию своего детища в одном из интервью.
В другом интервью, которое тоже вошло в сборник, Журинская объясняет принцип, по которому формировалось издание: «Мне первых двух фраз текста всегда достаточно, чтобы понять, буду я его читать или нет. Если я в этих двух фразах вижу слова “либерасты поднимают вой” — всё, я это уже не читаю. Потому что это те слова, за которыми осуждение. Это слова грубого осуждения, грубого глумления над образом и подобием Божиим, потому что люди не воют, они говорят». Вот именно этого изощренного глумления над человеком, осуждения нет в ее текстах абсолютно.
Не бояться жизни
Если говорить о сборниках статей как таковых, мне кажется, основным их недостатком является отсутствие целостности, что обусловлено самим форматом издания. Есть какое-то количество разных текстов. Возможно, интересных самих по себе. Возможно, важных. Возможно, автор заслуживает внимания. Но читаешь один текст, второй, к третьему теряешь нить рассуждений и бросаешь. Или читаешь «наскоками» — по одному тексту. Так можно месяцами дочитывать тот или иной сборник. И не дочитать.
В случае с «Альфа и Омега Марины Журинской» желания отложить книгу не возникает. С первой же статьи мы знакомимся с автором, попадаем под обаяние его личности и уже не в силах расстаться с ним. Открывается сборник интервью, в котором среди рассуждений Марины Андреевны о том, почему православные СМИ не должны спасать мир и что такое апостолат мирян, есть и рассказ о том, как почти в 70 лет она обратилась к теме русского рока. Да так обратилась, что написала внушительный текст про творчество Виктора Цоя. Текст этот настолько понравился другому представителю этого направления — Вячеславу Бутусову, что музыкант пригласил автора на свой концерт, куда она и пошла. В 70 лет — впервые в жизни на рок-концерт! Не думаю, что она единственная, кто в таком солидном возрасте впервые побывал на рок-концерте, но надо понимать, что Марина Андреевна совершенно не была в это время скучающим пенсионером. В этой ее экспедиции в мир рок-музыки — поразительная жажда жизни, которая ей была очень интересна всегда.
В том же интервью Марина Андреевна с некоторым кокетством признается в том, что в каком-то из последних на тот момент своих текстов она написала «непозволительную для ее возраста» вещь: «А тему радости у апостола Павла я оставлю на потом». В это «потом» она всерьез верила. Что-то действительно успела, а что-то осталось, вероятно, не законченным. Но она до последнего вздоха жила полной, насыщенной жизнью, в которой было место планам.
Эта жажда жизни, жажда новых знаний и искренний интерес к людям очень чувствуются во всем, что она писала. И этим заражаешься, вольно или невольно: тоже хочется жить, не боясь жизни.
Молиться, а не вычитывать
Еще одной отличительной чертой текстов, а скорее всего, даже образа мысли самой Марины Андреевны, является строгость в отношении слова. Как лингвист, редактор и переводчик, она, конечно, не могла не воспринимать слово как главный инструмент своей работы. И относилась к нему очень серьезно. Помню, как удивилась, прочтя в одной из ее статей о том, насколько же неправильно расхожее выражение: «читать молитвенное правило». Читать, вычитывать… Молиться надо, а не вычитывать! Так же и на службах — надо не стоять, а молиться и принимать участие. Эти ее замечания могут показаться неким усложнением, а то и занудством, но они рождаются от внимания к слову, к себе и к жизни. Если постоянно говорить «вычитывать молитвы» и «выстаивать службы», так ведь и будешь вычитывать и выстаивать. Уныло и безрадостно. С глухим раздражением, которое может иногда и за смирение приниматься. Или другое часто употребляемое слово — «воцерковление», которому Журинская посвятила целую статью «Почему «воцерковленность» — неправильное слово?». Неправильное оно потому, что, по мнению автора, ничего не обозначает. «Какая-то формальная констатация непонятно чего. Того, что человек, так сказать, имеет все основания для духовного возрастания. Но всякий человек всегда имеет такие основания. А использует он их или не использует — это уже другое дело, вопрос личной ответственности». Так ли это? С этим можно спорить, но такой взгляд заставляет задуматься над тем, что же мы говорим в повседневной жизни, какие слова мы используем для ее описания и не попадаем ли мы сами в ловушку своих же речей, когда от повторения одного и того же начинаем делать именно так, как говорим. Вот эта связь — того, что живем мы именно так, как говорим, что наши слова отражают нашу жизнь, даже если мы этого не осознаем, — кажется несомненной. И есть уверенность, что, увидев ошибку в каких-то своих словесных конструкциях, мы постараемся исправить для начала слова, а потом и жизнь начнет меняться. Сложно же в самом деле говорить: «Я молюсь», если в действительности уныло вычитываешь правило. Неуютно. Придется за слова отвечать и стремиться именно молиться, а не считать, сколько до конца правила осталось страниц.
Эта книга получилась очень цельной, как и сам автор. В ней есть место и высоким рассуждениям, и жизненным историям, остроумию и горечи. А главное, есть пространство для внутреннего диалога с читателем. Читатель может не соглашаться со сказанным. От него и не требуют согласия, только предлагают порассуждать вместе. Это ощущение дискуссии рождается от того, что у Журинской нет пренебрежения к читателю. А есть уважение и интерес. Таким собеседником и была Марина Андреевна.