Учить сострадать и сказочное волонтерство
Ребенок учится состраданию естественным образом, если он наблюдает это в своей семье. Но если вы переживаете о том, что в нем этого нет, начните знакомить ребенка с помощью другим людям со сказок. Именно сказок, потому что они, в отличие от авторских рассказов, направлены на восприятие своей архетипической составляющей.
Например, Кощей Бессмертный украл Василису Прекрасную, а Иван Царевич, у которого есть намерение помочь и нет никаких сомнений в том, что он делает правильно, садится на коня и, по сути, отправляется волонтерствовать.
Когда ребенок пропускает через себя опыт сказочного героя, у него возникает сочувствие, которое позволяет ребенку встать на позицию того, кто нуждается в помощи, и проникнуться к нему состраданием.
Кроме того, такие сказки закладывают веру в себя и понимание того, что вектор намерения приводит к конкретной цели. Наконец, такие сказки дают понимание смыслов: что мы вообще делаем на этой Земле? Мы, как существа коллективные, стараемся помочь тому, кто в коллективе терпит бедствие. Поэтому я бы начала со сказок.
Но не надо прямым текстом устанавливать связь между Василисой Прекрасной и современными одинокими бабушками или брошенными собаками. С ребенком нельзя делать такой монтаж, потому что это будут не его выводы, а ваше мнение. А вот если вы вместе идете по улице и просто выражаете свое отношение к, например, бедному несчастному котенку, которому нужна помощь, то, почувствовав, что ваш ребенок сейчас на одной волне с вами, совершайте пробные действия: предлагайте вместе помочь.
«Как, тебе не жалко?»
Главное – если вы не ощущаете жалости к этому котенку, не надо пытаться изображать эмпатичную маму, которая сейчас ах как переживает: это самое бессмысленное действие, которое можно совершить, не имея этого ощущения внутри, ты никогда не передашь это вовне. И не надо опять же устанавливать прямой связи с прочитанной вчера сказкой: «Вот вчера мы с тобой читали, как Иван Царевич помог Василисе, давай так же поможем котенку».
И не думайте, что вы прочитали одну сказку про помощь, и все, теперь ребенок стал сострадающим и помогающим – конечно, такие сказки работают, если читать их системно. И, естественно, результат этого чтения будет только в том случае, если семья ребенка разделяет эти ценности. Но, как правило, родитель неосознанно выбирает для чтения те сказки, которые ему близки.
Еще одно бесполезное действие – то, что родители часто делают – давить на чувство вины и силой пытаться вызвать у ребенка сострадание: «Как, тебе не жалко, это не вызывает у тебя сочувствия, ну как же так?»
Нельзя насиловать своего ребенка, чтобы у него срочно все были бедные, несчастные и обездоленные: единственное чувство, которое вы вызовете, – стыд, что он этого не ощущает.
Это его только отвратит, потому что это не его опыт, он не пропустил его через себя, не посочувствовал.
Важно помочь близкому и увидеть результат
Дальше вы с ребенком можете помочь кому-то близкому, чьи переживания для ребенка важны. Абстрактная благотворительность, результат которой ребенку не виден, имеет для маленького ребенка не такое большое значение. Способность к пониманию чувств другого формируется в среднем к пяти годам – когда ребенок, глядя на другого человека, по тем или иным критериям понимает, что он чувствует, пропускает через себя это ощущение и формирует свое отношение к нему.
Одно дело, когда он видит, условно говоря, человека без ноги и понимает, что ему надо помочь подняться в автобус, и совсем другое – если мы стоим с табличкой «Помогайте инвалидам подняться в автобус».
Во втором случае он может понять необходимость помощи, только если у него уже есть некий чувственный опыт, благодаря которому он уже обобщил у себя в голове понятие «инвалид» и знает, что это человек, лишенный определенных возможностей (например, если он уже помогал такому человеку, знает и понимает, какие тот испытывает конкретные затруднения).
Швейцарский психолог Пиаже считал, что это происходит в 9-10 лет. С 7-8 лет, по мнению Пиаже, социальная жизнь начинает играть прогрессивную роль в развитии ребенка, и он потихоньку уходит от своей «узкой» позиции. Поэтому детям 5-8 лет всякие благотворительные ярмарки с их огромной цепочкой отсроченности не близки – они до конца не понимают, в чем конкретно помощь.
Котенку стало лучше, бабушка благодарна
Когда я разговариваю с дошкольниками, я стараюсь максимально дать им ощутить образ. Если мы хотим, чтобы маленький ребенок понял, как и кому он помогает, мы должны не просто сказать, что где-то есть одинокий дедушка, а мы должны наделить дедушку чувствами, историей, семьей, чтобы сформировать к нему конкретное отношение.
Одинокие старики для ребенка категория непонятная, ему нужно дать понять, что это люди, которые имеют свои человеческие чувства, свой опыт, свою трагедию, нужно говорить прямым текстом, что такая-то бабушка живет одна, потому что когда ей было 50, дети уехали, и эта бабушка живет с другими бабушками и дедушками, и им грустно без внимания и заботы.
Если вы хотите, чтобы ребенок почувствовал соответствие с понятной ему ситуацией, можете объяснить на примере: это как у тебя, представляешь, день рождения, а тебя никто не поздравил.
И еще очень важно, чтобы на этой стадии ребенок получал ответ на свои действия: кто-то перестал плакать благодаря ему, котенку стало лучше, бабушка благодарна. Для ребенка это очень нужно, от него нельзя требовать анонимной, ничего в ответ не требующей благотворительности.
И если он увидел своими глазами результат своих действий, то дальше он уже сможет смоделировать на этой базе ситуацию с некоей бабушкой, которую он никогда не видел, но делает для нее подарок, она его разворачивает и радуется. Но важно, чтобы перед глазами был один пример, на который он сможет опереться.
Собаки и бабушки – лучшие подопечные
Лучшая область для введения детей в благотворительность и волонтерство – это помощь животным, например, собакам.
Собака, любые братья наши меньшие – это те, за кого ребенок чувствует ответственность. Ему проще взять ответственность за того, кто слабее его по тем или иным параметрам, за того, кто не может сам за себя постоять – ухаживая за ним, он становится более значимым для себя.
Почему маленький ребенок, который пришел в наш детский сад, в процессе адаптации каждый раз приносит семечки попугаю? Потому что для него это крайне важное ощущение: «Я там для кого-то значим, меня там ждут, без меня попугай будет сидеть голодный». И в этом смысле какой-нибудь фонд, помогающий абстрактному уссурийскому тигру – от него очень далек.
Еще одна очень правильная и полезная для ребенка область благотворительности – это помощь престарелым. Бабушки и дедушки – это некий уже сформированный образ в голове ребенка. Бабушка и дедушка – это почти мама и папа, но такие, отношения с которыми в идеале складываются не на позиции воспитания, а просто потому, что те отдают ему всю свою любовь.
Архетипически образ бабушки в голове у ребенка уже выстроен, и желание им помочь уже есть. Если мы обратимся к истории, то кто в древних племенах, собственно, занимался детьми? Конечно, старшее поколение, и в этом была его реализация: передать все младшему поколению. Поэтому я считаю объединение домов престарелых и детских садов идеальной историей – в частности потому, что для пожилого человека это единственный способ реализовать себя.
Заработанные деньги тратит как хочет
Пока ребенок маленький и не вполне представляет, каким образом деньги могут кому-то помочь, стоит исключить его из прямого контакта с деньгами. Малышу достаточно поучаствовать с мамой в изготовлении печенья на благотворительную ярмарку и знать, что это поможет тому, в чью пользу ярмарка, не погружаясь в подробности, потому что ему цепочка «печенье-деньги-помочь» не очень понятна.
Прямого соприкосновения с деньгами не нужно еще и потому, что у ребенка не до конца сформировано понимание того, что деньги – это трудозатраты.
Эта связка особенно страдает в наше время, когда родители зачастую стремятся компенсировать на детях свое советское дефицитное прошлое.
Кроме того, есть еще один простой контраргумент: количественные представления ребенка сначала формируются в пределах десятка, а наши реальные деньги, которые действительно чего-то стоят, измеряются как минимум сотнями, а то и тысячами.
Ребенок постарше уже может вступать в товарно-денежные отношения и напрямую получать деньги, потому что он производит товар, а взрослый помогает ему этот товар продать. И этот ребенок уже понимает, какую конкретную цену он может получить за свой товар. Он соотносит ценность собственного труда и денежный эквивалент, и уже может для себя решить, куда он хочет эти деньги потратить – на благотворительность или на что-то другое.
Здесь же можно решить проблему больших цифр: когда мы устраивали ярмарку в детском саду, мы ввели собственные денежные единицы, понятные детям, где один наш рубль равнялся десяти обычным. Благодаря этому дети оперировали понятными им цифрами – один, пять, десять. На нашей ярмарке мы договорились о том, что ребенок имеет право на любое действие впоследствии с этими деньгами: может все отдать их на помощь другим людям, может купить на той же ярмарке то, что хочется ему, может остаток этих денег потратить на ту самую благотворительность.
Мы поговорили с детьми, объяснили им, для чего это, очень старались объяснить, что это на подарки бабушкам и дедушкам, которые одиноки, и многие часть денег положили в ящик, а часть забрали. И они имеют на это полное право, и это нормально: им до конца непонятно, при чем тут деньги.
Могут ли дети помочь страдающим детям?
Я категорически против участия детей дошкольного возраста в благотворительных мероприятиях, нацеленных на помощь детям-сиротам, детям-инвалидам, детям с тяжелыми заболеваниями.
Такой же, как он, ребенок – это слишком близкая для ребенка ассоциация, и если он смоделирует в своей голове, что такое может случиться с ним, то для ребенка с непростроенной психикой, с той или иной проблемой в семейных отношениях это может послужить причиной травмы.
К этой же категории относятся детские дома: ситуацию сиротства он может спроецировать на себя. Но это зависит от конкретного случая: если, например, речь идет о семье, которая усыновила детей, то для них, конечно, будет нормальным помогать тем, кто в детском доме.
Все остальное очень индивидуально, и я терпеть не могу, когда мы пытаемся всех подогнать под одну гребенку. Если ваш ребенок залезает под стол, когда показывают фильм с чьей-либо личностной трагедией, то, наверное, не надо погружать его в историю с оказанием помощи страдающим людям.
Стоит ли ребенка, который и так очень сострадателен, нагружать чужой трагедией? Не думаю. Есть дети, которые уже сейчас всем готовы помочь, они делают это с высокой степенью включенности и пропускают это через себя. Но если ребенок уже столкнулся с ситуацией, которая ему эмоционально тяжела – например, рыдает над сломанной лапкой котенка, – то, возможно, ему станет легче от того, что он может что-то сделать, и он успокоится, потому что поймет: так я просто страдаю, а так я знаю, что сделал все, что мог. И тогда, конечно, нужно привлечь его к помощи этому котенку.
Благотворительность – просто быть как мама
Когда сами родители вовлечены в эту деятельность, это естественным образом становится средой, которая воспитывает ребенка – он видит, насколько это важно для родителей, и живет в этом. Это и есть его воспитание – мы же воспитываем не за счет нотаций и лекций, но благодаря некоему резонансу, который чаще всего возникает с наиболее близкими нам людьми.
Если благотворительность и волонтерство – это естественная мамина или папина среда, если чувственные, эмоциональные, яркие волны родителей направлены на определенную деятельность, у ребенка будет формироваться отношение к этой деятельности, он будет в ней участвовать, и, возможно, цепочку действий и их результат он поймет намного позже, пока же он просто будет «как мама». Это нормальный, естественный и очень хороший процесс.
Некоторые благотворительные организации сознательно привлекают детей к помощи – например, предлагают детям поучаствовать в упаковке посылок для малоимущих или посадить цветы в доме престарелых. Я считаю, что любой детский труд – это хорошо. Я за любую активность, которая формирует в ребенке не резонерство и рассуждение на разные темы – сейчас этого очень много, – а конкретное действие и конкретный продукт (это очень хорошо, когда дети видят результат своего труда). На какую цель это будет направлено – другой вопрос.
Где бы найти побольше таких содержательных пространств, в которых ребенок бы делал реальное дело? Это можно делать с любого возраста – естественно, в соответствии с навыками и возможностями ребенка.
Понятно, что малыш не сможет участвовать в реставрации храма, а вот школьники это могут делать очень успешно. И это, кстати, очень хорошая тема, позволяющая говорить с ними об истории, о бесценных вещах, созданных великими мастерами, которые разрушаются. Участие в благотворительности дает множество возможностей для разговора с ребенком на важные темы. И ребенку любого возраста можно объяснить все что угодно, если есть желание.
Ксения Кнорре Дмитриева