Игумен Нектарий (Морозов)
Священник — тоже человек
Могут ли у священника быть друзья? На первый взгляд, чудной вопрос, такой, что хочется пожать плечами и ответить на него другим вопросом: ну а почему же, собственно говоря, священник представляется кому-то человеком, непременно обреченным на одиночество? И тем не менее порой священника об этом спрашивают. А иногда… А иногда он спрашивает об этом же самого себя.
Впрочем, тут, конечно же, необходимо определиться: о чем именно мы говорим? Каждый священник с кем-то играл в детстве, где-то учился, возможно, где-то работал до принятия священного сана. И, разумеется, с кем-то знакомился, с кем-то сходился более или менее близко, а с кем-то и дружил. И было бы странно, если бы впоследствии люди, ставшие для него когда-то близкими, может быть, даже родными, вдруг куда-то исчезли бы из его жизни и причиной этого стало бы его рукоположение.
Нет, думаю, что у большинства из нас, пастырей, есть друзья, которых мы любим, которыми дорожим и с которыми ни за что не расстанемся — даже в том случае, если перемены, произошедшие когда-то в нас, не произошли в них и наш выбор им непонятен. Нам может быть с ними подчас непросто, но мы их любим, молимся о них и несмотря ни на что рады общению с ними.
Почему? Потому хотя бы, что и они любят нас и нами дорожат. А если речь о друзьях детства, то они еще и помнят нас такими, какими не помнит, наверное, уже никто, кроме, разве что, родителей наших. И этого не перечеркнешь, не отменишь, да и не надо — перечеркивать и отменять.
После хиротонии
Но могут быть и другие друзья — не то, чтобы иного сорта и вида, не то, чтобы менее важные и дорогие для нас… Но в каком-то отношении они действительно иные — поскольку познакомились и сдружились мы с ними уже тогда, когда сделались священнослужителями, когда наш сан, а подчас даже и внешний вид стали тем, что вне зависимости от нашей воли всегда будет отличать нас от всех прочих людей.
И это тоже естественно — то, что у священника появляются друзья и после хиротонии. Естественно, что он остается человеком, способным любить и внушать подобные чувства другим людям. Завязаться такая дружба может по-разному: жизнь — живая и потому непредсказуемая, она постоянно преподносит нам сюрпризы, как в переносном, так и в прямом смысле этого слова.
А точнее сказать иначе: Промысл Божий о нас всегда удивителен и непостижим. И по Промыслу сему появляются в нашей жизни люди, а в их жизни появляемся мы, и оказывается, что мы друг другу очень нужны или даже необходимы.
И еще, конечно же, у священника не может не быть друзей из числа собратий-пастырей: кто поймет его лучше, чем собрат по служению, кто сможет так поддержать, иногда — утешить, иногда — вразумить?
Неудобная дружба
Почему же тогда все-таки рождается, почему задается вопрос: «а могут ли быть у священника друзья?». Наверное, в первую очередь, спрашивая об этом, люди имеют в виду возможность дружбы священника с его прихожанами — очевидно, именно она представляется наименее «удобной», наименее вероятной. Отчего так?
Отчасти оттого, что священник на приходе представляется личностью если и не уникальной, то совершенно особенной, далеко отстоящей от всех прочих людей, этот приход составляющих. Он совершает богослужение, произносит проповеди, исповедует, наставляет в жизни духовной, разрешает недоумения в жизни повседневной.
И он не просто взял это на себя сам, нет, ему эти обязанности и вместе с тем права даны в момент его священнической хиротонии, по дару Божественной благодати. В этом и заключается его «особенность», это и заставляет думать, что с ним, таким «особенным», дружба невозможна.
Мне лично такое представление видится совершенно неверным. Могут ли отец или мать быть другом для своего ребенка? Однозначно да. С одной, пожалуй, оговоркой: если они при этом не забывают, что они не только друзья, но и родители, и если об этом не забывает так же и сам ребенок.
Без фамильярности
Вот то же самое, наверное, можно сказать и про священника: у него могут и, я бы даже сказал, должны быть друзья из числа прихожан. Но в этой дружбе не должно быть места фамильярности — ни с одной, ни с другой стороны. Должна присутствовать память об ответственности за людей, которых тебе поручил и за которых с тебя спросит Господь.
Должна поэтому быть и определенная дистанция, линия, которую не переходишь ты сам и которую не переходят другие люди: она необходима потому, что в тебе есть некая тайна, область того, к чему и сам ты должен относиться с благоговейным удивлением: это благодать священства. Если не будет дистанции, это будет удобно пренебрегаться и забываться — и тобой, и другими людьми, и ничего хорошего из этого не выйдет.
Дружба помогает быть пастырем
Священник обязан быть «старше», разумней, ответственней, у него гораздо меньше прав на обычные человеческие ошибки и совсем нет прав на поступки необдуманные и легкомысленные. Ведь он пастырь, пастух, который должен пасти стадо словесных Христовых овец. И если иногда ему хочется хоть ненадолго стать «младше», сбросить с себя то бремя, которое лежит на его плечах постоянно, «побыть, как все», то желание это нужно всеми силами отсекать: исполнишь его — и без вреда для тебя самого и для паствы твоей не обойдется.
Это не может не налагать определенный отпечаток на взаимоотношения священника с его друзьями-прихожанами, их дружба и возможна лишь при понимании этой реальности с обеих сторон.
Еще в большей степени необходимо соблюдать подобные правила в случае, если речь идет о женщинах: слишком часто священник становится для женщины одинокой и «непонятой» самым близким, самым понимающим, самым идеальным… мужчиной. И если не помнить об установлении дистанции, не блюсти себя, не придерживаться определенных правил, а общаться «просто», «как все», то польза от такого общения будет весьма и весьма сомнительной.
…У священника, повторюсь, могут и должны быть друзья — самые разные, «старые» и «новые». И главный критерий истинности пастырской дружбы, на мой взгляд, таков: она не мешает ему быть пастырем, а, напротив, помогает. Так и никак иначе.