Сначала скажу два слова о себе, а потом вернемся к теме. Я вырос в Англии, мой дедушка был священником, еще один родственник был первым священником после революции, которого пригласили служить в Лондон в 1926 году. Моя бабушка говорила, что она росла в Париже вместе с будущим митрополитом Антонием (Блумом). Потом они вместе переехали в Лондон. Мой отец был, кажется, первым священником, рукоположенным митрополитом Антонием. Он оказал большое влияние на мои первые шаги в Церкви.
В подростковом возрасте я, как и многие дети священников, перестал ходить в церковь. Но в 17 лет я решил коренным образом поменять свою жизнь и ушел в Иоанно-Предтеченский монастырь в Молдоне, основанный архимандритом Софронием (Сахаровым). Я продолжил обучение и защитил докторскую диссертацию в Оксфорде. Это было 25 лет назад. И вот уже на протяжении 25-30 лет я занимаюсь изучением творений святых отцов.
Могу сказать, что с каждым годом становится всё сложнее и сложнее. На первый взгляд, можно подумать, что чем больше читаешь святых отцов, тем лучше их понимаешь, тем ближе к ним становишься. Но в действительности это не так: чем больше их читаешь, тем больше понимаешь, что образ их мышления очень сильно отличается от нашего современного образа мышления.
Можно прочитать тексты святых отцов один раз и сказать себе: «Ну, я в принципе и так знаю, о чем они там все говорят. Эту цитату я узнаю у одного из них, другую – у другого». Но если перечитывать их год за годом, раз за разом на протяжении лет двадцати, то начинаешь понимать, что они мыслят совершенно по-другому. В этом – особое, аскетическое измерение в чтении отцов. Нужно не просто «набрать» из них какие-то зерна знаний, чтобы это знание как-то соотносилось с тем, что нам уже известно, но необходимо научиться смотреть на вещи таким образом, как смотрели они.
«Привычное» богословие
Одно из серьезных препятствий для понимания святых отцов – это то, что богословие нам настолько знакомо, что мы думаем, что нам известно, что это такое. В наше время богословие делится на различные дисциплины: библейское богословие, триадология, пневматология, мариология, экклезиология и прочие. Мы думаем, что это такие категории богословия. И когда мы возвращаемся к отцам Церкви, то вспоминаем, что IV век – это эпоха дебатов по поводу учения о Святой Троице (триадологии), что I Никейский собор в 325 году и I Константинопольский собор в 381 году выработали это богословие. А в последующие века шли споры по поводу христологии. Но это нонсенс, чепуха.
Святой Афанасий Великий и его соратники не думали, что занимаются триадологией, что они собрались на Никейском соборе, чтобы вырабатывать богословие. Святой Кирилл Александрийский не проснулся однажды и не сказал: «Отлично, с Троицей разобрались, поехали теперь в христологию». Причина, по которой мы разделяем историю Церкви на такие категории, в том, что такие категории содержатся в наших догматических книжках: у нас есть глава, посвященная учению о Троице, затем идет глава по христологии и т.д. Но если мы берем святых отцов и читаем их историю через призму этих категорий, то мы рискуем ничего не понять.
Вот еще пример для сравнения. В середине XX века богословы говорили о неопатристическом синтезе. Что такое синтез? Когда мы взяли понемногу у разных святых отцов, и у нас вышло, что отцы обо всём соглашались, причем пункты их согласия – ровно то, что мы считаем правильным.
Однако вместо того чтобы читать святых отцов в русле этого неопатристического синтеза, я бы предложил лучший образ – это симфония. Симфония состоит из разных голосов, в каждый отдельно взятый момент разные голоса поют разные партии, и каждая партия – отдельная и очень конкретная. Таким образом, на протяжении истории мы можем слышать разные голоса.
Поэтому читать отцов нужно не для того, чтобы подтвердить то, что мы уже и так думаем, а для того, чтобы услышать, как они мыслили, что они думали, и затем услышать всю эту симфонию с ее разноголосьем, ставя перед собой цель привести себя в гармонию со звучанием этой симфонии. Чтобы и нам быть способными исполнить свою партию в наши дни.
Я думаю, что одна из самых сложных задач, стоящих перед нами сегодня, – понять, что же такое богословие. Я уже упомянул, что сейчас оно разделено на множество отдельных дисциплин, которые друг с другом уже практически не связаны. Можно отдельно заниматься библеистикой, отдельно – изучать систематическое богословие и т.д. А что же тогда, собственно, есть богословие, и как эти различные дисциплины укладываются в одно большое объединяющее понятие? Я думаю, это один из самых сложных вопросов на сегодняшний день. Недостаточно просто открыть словарь и там прочитать, что богословие – это слова о Боге, подобно тому, как зоология – это слова о животных, или геология – слова о Земле.
Бывший архиепископ Кентерберийский Роуэн Уильямс высказал одну интересную мысль, что христианское богословие всегда рискует забыть о том, как оно научилось говорить. Поэтому то, что нам нужно сделать – это вернуться к началу богословского дискурса и посмотреть, как он развивался. Я очень благодарен нашему митрополиту Каллисту (Уэру) за возможность изучать труды святого Иринея Лионского. Святой Ириней Лионский – один из первых отцов Церкви, живший во II веке, тогда, когда произошел, можно сказать, богословский взрыв, и были подняты все вопросы, которые затем обсуждались более поздними богословами.
Стать человеком
Второй важный вопрос, который мне бы хотелось обсудить сегодня, – что такое быть человеком? В богословии мы много говорим об обожении человека. Но, на мой взгляд, еще более важно говорить о том, как стать человеком. В современном постмодернистском мире ведется очень много дискуссий по поводу того, что такое быть человеком. И вновь я обращаюсь к святому Иринею Лионскому, который является одним из лучших богословов, писавших об этом. Ему принадлежит такая фраза: «Слава Божия – это живое человеческое существо». Он не говорит о том, что долг человека – прославлять Бога. Нет, он говорит, что слава Божия есть живой человек. Но, конечно, вопрос состоит в том, что такое живой человек. И мы к этому еще вернемся.
Третий вопрос, который я хочу включить в эту дискуссию, – это вопрос о смерти. Не зная, как обстоят дела в России, я опираюсь на свой опыт жизни в Западной Европе и Америке.
Меня до глубины души поражает то, что в наше время в Западной Европе и Америке мы больше не видим смерти.
Да, мы много слышим о войнах, о терроризме, о голоде, но мы не видим смерти. Нынешняя ситуация очень сильно отличается от того, что было еще сто лет назад.
Сто лет назад практически каждый человек имел опыт, когда его брат или сестра умирали в младенческом возрасте. Один из родителей человека чаще всего умирал до его совершеннолетия. А сегодня бывает такое, что человеку 75, а его родители еще живы. В прежние времена тело умершего человека находилось в доме на протяжении 2-3 дней, его родные, друзья и соседи собирались, молились о человеке, готовили к погребению. Тело усопшего отвозили в церковь на отпевание, а затем предавали земле на кладбище. То есть, можно сказать, совершалась полная литургия, посвященная смерти, и любой человек видел смерть и погребение очень часто, практически каждый месяц.
Теперь же в Америке умирают либо в больницах, либо в результате несчастного случая. И когда человек умирает, его тело разлучают с его семьей как можно скорее, чтобы семья не скорбела. Это стало настолько обыденным, привычным, что когда однажды, пару лет назад, один мой знакомый мирно и спокойно умер у себя дома, в своей кровати, понадобилось полицейское расследование, чтобы узнать, что же произошло, почему он умер. То есть то, что раньше было абсолютно нормальным, теперь является исключением.
Тело усопшего отделяется от семьи как можно скорее и помещается в морг. Профессионалы в морге проделывают с телом ряд манипуляций, чтобы оно выглядело как можно лучше. А затем это тело стоит в специальном погребальном помещении, где свет устроен таким образом, чтобы покойник выглядел как живой. Чтобы люди могли сказать: «Никогда не видел, чтобы он так хорошо выглядел!» Затем тело уничтожают в крематории, куда никто не приходит, и месяц спустя люди снова собираются вместе, чтобы обозначить начало своей жизни без человека, который ушел.
То есть можно сказать, что люди просто не видят смерти, как это было еще сто лет назад. Я думаю, что это самая большая перемена в существовании человека за прошедшее столетие. Абсолютно во всех культурах на протяжении всей истории человечества люди имели дело со смертью более непосредственно, более близко, чем современные западные люди. Но если вы не соприкасаетесь со смертью, не видите ее, у вас не формируется видения того, что жизнь-то на самом деле конечна. Нет горизонта, чтобы понять трансцендентное. Если вы не видите смерти, то тогда у вас нет возможности увидеть Бога.
«…А смерть – приобретение»
Вот три темы, которые меня волнуют: что такое богословие, что такое быть человеком и каково место смерти в нашем мире. Чтобы нам погрузиться в эту тему, приведу ряд цитат из посланий святых отцов. Первое послание принадлежит святому Иринею Лионскому и было написано примерно в 177 году, после преследований христиан во Франции. Ириней Лионский описывает христианам в Малой Азии и Риме, что тогда произошло.
Это длинное послание, главным действующим лицом которого является Блондина, молодая рабыня. Почему вдруг молодая рабыня? Как мы знаем, молодая несвободная женщина – это самая низшая категория людей в античном обществе, которую только можно было представить. Но Христос в Евангелии сказал: «Сила Моя совершается в немощи». Она, самая немощная из немощных, становится тем самым местом, в котором совершается сила Божия.
Много страниц этой работы уделяется тому, как ее мучают на арене. «Блондину, повешенную на древе, предложили в качестве пищи диким зверям, которых туда пустили. И вот, вид ее, висящей на кресте, и ее истовые молитвы вызывали сильную ревность в испытуемых, которые в своем борении узрели своими внешними очами Его, распятого за них». То есть она не только самая немощная из немощных, но помимо этого она становится как бы самим воплощением Христа. Она является им, подобно Христу, распятому за них.
Кто же увидел в ней образ Христа? Во-первых, другие христиане, которые находились на той же арене – ведь если вы сидите в зрительном зале вместе с другими зрителями, то вы видите только то, что какую-то девушку поедают звери ради вашего развлечения. Чтобы увидеть ее в качестве образа Христа, необходимо быть с ней рядом на этой арене. Те христиане, вера которых была недостаточно сильна, благодаря мученичеству Блондины и других христиан возвращаются к жизни. Смерть и жизнь здесь полностью поменяны местами.
Во-вторых, автор, человек, написавший это послание, святой Ириней Лионский. Он смотрит на это событие и благодаря своему богословскому видению может понять его смысл и затем записать.
В-третьих, это видим мы, люди, читающие эти слова святого Иринея. Мы с вами перенеслись на восемнадцать веков истории назад. Мы смотрим сейчас на Блондину и видим образ Христа. Размышляя над этим, мы можем это событие перенести в наше время. И это очень важно. Когда Ириней Лионский говорит, что слава Божия – это живой человек, он говорит о мученике.
Давайте вернемся к началу II века. Святой Игнатий Антиохийский отправляется из Антиохии в Рим на мученичество и пишет разные послания тем христианам, с которыми он встречался. Вот что он пишет: «Что бы вы ни делали, не пытайтесь удержать меня от мученичества». Он говорит, что для него лучше умереть во Христе Иисусе, чем быть царем над всеми дворцами земли. «Я ищу Его, умершего ради нас, я желаю Его, воскресшего для нас… Потерпите меня, братья, и позвольте мне, братья… Не препятствуйте мне жить, не желайте мне смерти. …Когда я прибуду туда, я стану человеком. Позвольте мне последовать примеру моего Бога».
То есть, по сути дела, он пишет, что еще не родился, а мученические испытания – это его муки рождения. А пока он еще не живет, он еще не человек, он только станет им, и произойдет это благодаря его мученичеству. Важно понимать, что он пишет это, будучи под охраной, когда его везут из Антиохии в Рим, то есть не в кабинетной тиши, а в очень трудных обстоятельствах. Это как бы его полевые заметки, которые он пишет, особо не задумываясь. И это очень мощные мысли. Вопрос: откуда они приходят?
Как узнать Христа?
Я думаю, что ответ на этот вопрос можно найти в Евангелии от Иоанна. Святой Ириней был учеником святого Поликарпа, который, в свою очередь, был учеником святого Иоанна Богослова. Святой Игнатий Антиохийский также был учеником святого Иоанна Богослова. Но чтобы понять Евангелие от Иоанна, нужно обратиться к более ранним Евангелиям – от Матфея, Марка и Луки.
Что больше всего поражает нас в Евангелии – это полное неведение учеников. Они ходят рядом со Христом, они слышат, как Он учит, они видят Его преображение на горе, они, конечно, встречались и с Его Матерью, они видели, как Он совершает чудеса, но понимают ли они, Кто перед ними?
В Евангелии описывается только один случай перед Голгофой, когда ученик заявляет о своей вере во Христа, а именно, когда в 16-й главе Евангелия от Матфея Христос спрашивает учеников: «А вы за кого почитаете Меня?», Петр отвечает: «Ты – Христос, Сын Бога Живого». И Иисус говорит на это: «…Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на Небесах». Это очень важно: не внешний облик Христа во плоти и крови убедил Петра (два метра ростом, голубые глаза или какие-то другие параметры), но откровение от Отца. И дальше Христос говорит, что Он основывает Церковь и вручает Петру ключи от Царствия Небесного.
…и Я говорю тебе: ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее;
и дам тебе ключи Царства Небесного: и что свяжешь на земле, то будет связано на небесах, и что разрешишь на земле, то будет разрешено на небесах.
Тогда Иисус запретил ученикам Своим, чтобы никому не сказывали, что Он есть Иисус Христос.
С того времени Иисус начал открывать ученикам Своим, что Ему должно идти в Иерусалим и много пострадать от старейшин и первосвященников и книжников, и быть убиту, и в третий день воскреснуть.
И, отозвав Его, Петр начал прекословить Ему: будь милостив к Себе, Господи! да не будет этого с Тобою!
Он же, обратившись, сказал Петру: отойди от Меня, сатана! ты Мне соблазн! потому что думаешь не о том, что Божие, но что человеческое.
Единственный ученик, который совершил исповедание Христа Богом, двумя стихами позже называется «сатаной». Единственный человек, которого Христос назвал сатаной, – это Петр. Подумайте об этом парадоксе. Почему же Петр называется сатаной? В языке Христа «сатана» – это любой, кто пытается отделить Христа от креста. Что я хочу сказать? Что никто из учеников не понимал Христа до события Креста. Одно исключение, Петр, показывает, что и он тоже не понимал.
Что происходит, когда Христос оказывается на кресте? Ученики убегают, отрекаются от Него. Когда они видят Его на кресте, они по-прежнему ничего не понимают. Когда женщины приходят воскресным утром с вестью о пустой гробнице, как они реагируют? Неужели кто-то украл тело из гробницы? Они не знают, что это означает. Понадобился ангел, чтобы объяснить им это. А что происходит, когда апостолы встречают воскресшего Христа? Они его не узнают. Всегда что-то должно произойти, прежде чем они могут его узнать. Вот как это описывается в 24-й главе Евангелия от Луки.
В тот же день двое из них шли в селение, отстоящее стадий на шестьдесят от Иерусалима, называемое Эммаус;
и разговаривали между собою о всех сих событиях.
И когда они разговаривали и рассуждали между собою, и Сам Иисус, приблизившись, пошел с ними.
Но глаза их были удержаны, так что они не узнали Его.
Сколько проходит времени после того, как ученики последний раз видели Христа? Дня три-четыре. Но они Его не узнают.
Что происходит затем? Христос открывает Писание и объясняет, как Моисей и пророки говорили о том, что Христу надлежит пострадать, чтобы войти во славу.
Он же сказал им: о чем это вы, идя, рассуждаете между собою, и отчего вы печальны?
Один из них, именем Клеопа, сказал Ему в ответ: неужели Ты один из пришедших в Иерусалим не знаешь о происшедшем в нем в эти дни?
И сказал им: о чем? Они сказали Ему: что было с Иисусом Назарянином, Который был пророк, сильный в деле и слове пред Богом и всем народом;
как предали Его первосвященники и начальники наши для осуждения на смерть и распяли Его.
А мы надеялись было, что Он есть Тот, Который должен избавить Израиля; но со всем тем, уже третий день ныне, как это произошло.
Но и некоторые женщины из наших изумили нас: они были рано у гроба и не нашли тела Его и, придя, сказывали, что они видели и явление Ангелов, которые говорят, что Он жив.
И пошли некоторые из наших ко гробу и нашли так, как и женщины говорили, но Его не видели.
Тогда Он сказал им: о, несмысленные и медлительные сердцем, чтобы веровать всему, что предсказывали пророки!
Не так ли надлежало пострадать Христу и войти в славу Свою?
И, начав от Моисея, из всех пророков изъяснял им сказанное о Нем во всём Писании.
(Лк. 24:17-27)
И, наконец, в преломлении хлеба они узнают Его, и как только они узнают Его, он исчезает.
И приблизились они к тому селению, в которое шли; и Он показывал им вид, что хочет идти далее.
Но они удерживали Его, говоря: останься с нами, потому что день уже склонился к вечеру. И Он вошел и остался с ними.
И когда Он возлежал с ними, то, взяв хлеб, благословил, преломил и подал им.
Тогда открылись у них глаза, и они узнали Его. Но Он стал невидим для них.
И они сказали друг другу: не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание?
И, встав в тот же час, возвратились в Иерусалим и нашли вместе одиннадцать Апостолов и бывших с ними, которые говорили, что Господь истинно воскрес и явился Симону.
И они рассказывали о происшедшем на пути, и как Он был узнан ими в преломлении хлеба.
(Лк. 24:28-35)
Итак, как же ученики узнают Христа? Причина, по которой мы разбирали сейчас евангельскую историю, – понять, как ученики узнают, кто такой Христос. Они узнают Его как распятого и воскресшего в изучении Писания и преломлении хлеба. То есть, когда мы открываем Писание и преломляем хлеб, мы встречаемся с Распятым и Воскресшим.
Почему это важно? Потому что эти средства, по которым ученики узнали Христа, – это то, что мы до сих пор делаем в Церкви. Когда мы собираемся в храме, мы открываем Писание (разными способами – через гимнографию, иконы, чтение Евангелия), а кульминацией является преломление хлеба, Причастие. В этот момент мы становимся Его Телом, поэтому мы не можем там Его увидеть. Поэтому когда мы в Церкви, мы находимся по дороге в Эммаус.
Точно так же, когда мы переносимся на восемнадцать столетий назад и видим в мученице II века Блондине образ распятого Христа, так происходит и здесь. Две тысячи лет, отделяющие нас от евангельских событий, перестают иметь значение. И мы прибегаем к тому единственному способу, благодаря которому апостолы смогли узнать Христа, – чтению Писания и преломлению хлеба. Мы не имеем какого-то ущерба из-за того, что живем на две тысячи лет позже. Разве то, что ученики жили в то же время, что и Христос, помогло им? Разве они смогли узнать Его из-за того, что жили рядом с Ним?
«Се, Человек»
Я часто задаю вопрос своим студентам: «Если бы вы жили в то время, сидели с друзьями и вдруг увидели, как Иисус идет мимо, вы бы подумали: о, это идет Сын Божий, воплощенное Слово Божье?» Если кто-то из учеников осмеливается поднять руку, то я, наверное, скажу, что в том бес, потому что только люди, в которых были бесы, могли узнать Христа. Если вы хотите быть учеником Христа, понять Бога во Христе, то узнать Его можно только посредством двух вещей – Писания и Литургии. Причем Писания не только Нового, но и Ветхого Завета, понимания того, о чем говорил Моисей, пророки, псалмы. Если вы не знаете этого, то вы не знаете, о чем говорите, даже если владеете богословием. Поэтому богословие и экзегетика существуют вместе, их нельзя отделить.
Второй момент, на который я хотел обратить ваше внимание: Христос показывает нам, что значит быть Богом, умирая как человек. Он делает это не посредством каких-то чудесных событий, исцелений, нет. Поворотный момент – это момент страданий, а страдания эти понимаются, когда мы открываем Писание.
И тогда мы понимаем, что Христос не просто умер, но Он победил и уничтожил смерть Своею смертью, вывернув смерть наизнанку. Таким образом, смерть становится средством, ведущим к жизни.
И так же Христос показывает нам, что значит быть человеком. Как писал святой Игнатий: только через мученичество я могу стать настоящим человеком. Я думаю, что именно это записано в Евангелии от Иоанна. Евангелие от Иоанна отличается от других Евангелий: оно начинается там, где другие Евангелия заканчиваются. В конце ученики узнают то, что Христос – именно Тот, о Ком говорили Моисей и пророки. А Евангелие от Иоанна с этого начинается: Филипп говорит Нафанаилу, что мы нашли Того, о Ком говорил Моисей и пророки.
В литургии святого Иоанна Златоуста есть строчка: «Он, придя и исполнив всё, что было предначертано для нашего (спасения), в ночь, в которую был предан, скорее же, Сам Себя предал за жизнь мира…» – и здесь мы видим переход от истории к богословию. События показывают нам, что Его предали, но в действительности Он предал Себя на распятие свободно и добровольно.
В Евангелии от Иоанна, когда Христос возносится на кресте, Он возносится в славе. И слова, которые Он говорит со креста, в этом Евангелии отличаются. Особенно важно, что Он говорит: «Свершилось!» – то есть пришло в завершение, осуществилось. То, что Он имеет в виду, можно понять, вернувшись к Книге Бытия – Книга Бытия и Евангелие от Иоанна идут как бы параллельно.
Книга Бытия начинается с того, что Господь говорит, и с Его слов всё начинает существовать. Когда Бог сотворил мир, Он делает нечто особенное. Он говорит: теперь сотворим человека. То есть человек – это в некотором роде проект. Он не говорит: да будет! (как при сотворении остального мира), а говорит: сотворим. Это, можно сказать, единственная особенная работа Божья. Всё остальное появляется в мире благодаря Божьему императиву и является как бы фоном для «главного проекта» Бога. И эта история творения человека в Писании показана, начиная со слов в Книге Бытия: «Сотворим человека» до слов Пилата о Христе: «Се, Человек».
Дело Божье, которое состоит в том, чтобы создать человека по Своему образу и подобию, достигает своего совершения во Христе, когда Он находится на кресте, когда Он полагает Свою жизнь за человечество и приглашает нас присоединиться к Нему. Откликаясь на этот призыв, святой Игнатий говорит, что только тогда он станет человеком, когда последует примеру Христа.
Христос показывает нам, что значит быть Богом, умирая как человек, но также Он показывает нам, что значит стать человеком – нам, которые еще не стали людьми, которые еще только учатся этому в земной жизни (через причащение, через чтение Писания). И теперь мы вольны сказать Ему в ответ: «Да будет!» Сказать «да будет!» – значит умереть для себя и жить ради ближнего во имя Иисуса Христа.
Фото — с сайта Феодоровского собора Санкт-Петербурга