Недавно я говорил с одним очень симпатичным мне человеком. Я бы, пожалуй, даже так сказал: человеком близким и единомысленным. На многие важные вещи мы смотрим с ним очень схоже, легко находим взаимопонимание. И, конечно же, человек он верующий, добрый христианин. И вот в беседе проскользнуло такое:
― Я посмотрел, что он слушает и какая музыка ему нравится (речь шла о некотором моем знакомом), и понял, что мы с ним вряд ли найдем общий язык.
Я возразил: не стоит заключать о том, каков человек, лишь на основании его музыкальных пристрастий: ими его личность не исчерпывается, не определяется всецело. Но в глазах увидел скепсис: слова мои его не убедили.
А несколькими днями позже был по делу в одном, назову это так, офисе. Там встретил женщину, с которой достаточно давно и хорошо знаком. Верующую тоже, разумеется, церковной жизнью живущую. Успешную при этом. Пришли мы вместе с другой женщиной, с которой у нас было общее дело. И вот знакомая моя проводила ее таким взглядом… Исполненным недоумения и даже ужаса какого-то. Что обусловило этот взгляд? Ничего особенного. Не та одежда, не та прическа, которые, с ее точки зрения, моей спутнице подошли бы, а значительно более простые.
И как-то неприятно это все отозвалось в сердце и вновь заставило задуматься о том, к чему и так то и дело подталкивает, с чем лицом к лицу сводит жизнь: о «других».
Кто это такие? Инопланетяне, пришельцы, захватчики иноземные? Да нет. Просто ― другие… То есть не такие, как я, как вы, как он, как она, как они… Другие, потому что их что-то отличает, потому что мы с ними в чем-то не согласны, потому что они иначе выглядят, думают, двигаются, говорят. Кто-то «другой» для нас, для кого-то «другие» мы сами…
Точно линии какие-то невидимые прочерчены по всему миру ― то четко, в определенном порядке, то, наоборот, беспорядочно, хаотично ― и делят они его на группы, на части, частички, на союзы, общества, компании, на своих и чужих. Разобщение это плохо. Оно ― зло или следствие зла, как разделение языков следствие строительства вавилонской башни, неудавшегося штурма небес. Но оно данность, так же, как и падшее состояние мира данность, и многое, что этим обусловлено.
Только вот горький и болезненный вопрос: почему нам и в Церкви не удается это разобщение преодолеть, хотя вера у нас одна, и цели должны быть одни, и жизнь одна? Или нет… Почему не удается, понятно, потому же: столь и мы, христиане современные, несовершенны, столь немощны, что сил на очевидно необходимое недостает. Скорее, так надо спросить: почему мы чаще всего и не считаем даже, что в этом преодолении есть необходимость, почему миримся с этим делением на «за» и «против», «мы» и «они»?
Да потому, что мы и правда все очень разные! Кто-то готов не только левую щеку под удар подставить, но и правую, до того, уже подставляет. А кто-то искренне убежден, что врагов Православия надо бить, бить и бить! Кто-то видит во всем, что только есть в мире доброго, действие десницы Божией, Его премудрость, Его удивительный замысел. А кто-то и смотреть на красоту мира не желает: он ведь во зле лежит. Весь. Без изъятия. А как же иначе думать? Кто-то читает святых отцов и научается у них искусству духовной борьбы, а кто-то читает их же и на основании этого чтения предельно точно и жестко выносит суд о немощах и недостатках ближних своих.
Разные… И вследствие этой разности мы часто испытываем чувство отчужденности от «не таких, как мы». А порой ощущаем даже что-то похожее на враждебность по отношению к ним. И с их стороны — по отношению к себе.
И это кажется настолько естественным, настолько привычным, что можно, конечно, переживать по этому поводу, можно тяготиться этим, но что-то изменить… Как? Да и зачем?
Затем, что нельзя смотреть на человека как на совокупность каких-то определенных, знаковых признаков, как на сумму качеств, привычек, пристрастий, стремлений, желаний. Или нет… Можно, конечно, никто не отнимает у нас этого права. Но только такой взгляд будет слишком не похож на взгляд Того, Кто нас сотворил. И мы, так смотря, будем на Него совсем не похожи. Будем по отношению к Нему — другими…
Какой же у Него взгляд, как смотрит на нас Он — какими бы мы ни были, что бы ни делали, как бы ни жили? Глазами любви, которая все покрывает, стирает все границы, преодолевает все препятствия. Для Него чужих, не Своих нет, нет отверженных, презираемых, изгнанных, но все — званные.
И как научиться — так смотреть, так чувствовать, так относиться? Ведь невозможно же!.. И правда — для нас невозможно. Наверное… Но Господь по временам Сам, туне подает нам такую способность, сподобляет переживать такое состояние, и тогда становится вдруг понятно — как. А уж забыть это, утратить обретенное понимание или же бережно, словно драгоценность, хранить его всецело от нас зависит.
И мне вот память по временам предлагает… Праздник какой-то, а на душе так тяжело… И один не так все делает, и другой обо мне что-то не то говорит, и этот не так смотрит. И вообще… И литургия уже отслужена, и «Христос посреди нас. — И есть, и будет» сказано неоднократно, а внутри никакого мира, только огорчение, досада, скорбь. Выходим на праздничный молебен. И вдруг… Вдруг одна-единственная мысль, мгновенно соединившаяся с чувством сердца, все разом изменяет: «Мы разные, нас многое разделяет, но есть и то, что объединяет нас. Точнее — Кто. И Он неизмеримо больше всего разделяющего». И уже нет ощущения разобщенности, нет огорчения и досады. Есть иное: вокруг — братья, не другие, не чужие, а такие же, как ты, и вы — единое целое. И так хорошо на душе!
И еще помню. Скончался один из священников нашей епархии, настоятель большого храма, достаточно молодой человек. И я в числе прочего духовенства нашего принимал участие в его отпевании. А ведь жизнь какая? — С одним собратом по служению по одному поводу недоразумение какое-то вышло, с другим — по другому. От кого-то я чего-то требовал по своему епархиальному послушанию, другой сам от меня чего-то ему нужного не дождался. И невольно совсем не ко времени приходит все это на ум. И опять какая-то немирность на сердце.
Но начинаем молиться. И снова — мысль только лишь, и все меняется! Рядом со мной пожилой протоиерей, и я думаю: «Вот, ты иногда за что-то досадуешь на него, а кто знает — может и над его гробом так же будешь когда-нибудь стоять и молиться об оставлении его грехов… А может, не ты над его, а он над твоим — Господь ведь один знает, когда, в какой момент призвать каждого из нас к Себе». И та же легкость, то же удивительное чувство единства, общности — на этот раз перед лицом смерти.
Смерти, которая именно в этот момент не кажется ни уродливой, ни страшной. Почему? Наверное, потому что все для тебя сейчас родные, чужих нет. И для Господа, Владыки жизни и смерти, ты тоже не чужой…
Такие маленькие, но бесценные опыты складываются потихоньку в копилку сердца. И ты пользуешься ими, когда нужно оживить страстями помраченную, бытом заеденную душу. Они для нее как свет, как лекарство. И если ты не забываешь, не утрачиваешь их, то Господь обязательно со временем обогащает тебя новыми — простыми, но столь необходимыми чудесами и откровениями.