Рядом с рабочим столом Казбека Кудзаева — два пухлых пакета. Один с куклами, второй с автомобилями и квадроциклами. Как правило, детские операции доктор проводит под местной анестезией, а после дарит маленьким пациентам игрушки.
— Не хочется, чтобы ребенок ассоциировал тебя с болью. Даришь куклу или машинку, и у него в памяти остается это, — рассказывает Казбек. Он только что в хорошем настроении вернулся с перевязки в свой кабинет. В день у него бывает по 17 операций.
Его пациентка, 13-летняя Мавлуда, раньше всю жизнь ползала на четвереньках. У девочки ДЦП. Кроме нее в семье четверо детей, практически все больные. Они живут в таджикской деревне, очень бедно. Медицинской помощи там почти нет. Казбек увидел ролик про Мавлуду случайно, в интернете — и понял, что сумеет помочь. Операцию решил делать за свой счет.
Казбек Урусханович Кудзаев — ортопед и пластический хирург, кандидат медицинских наук. Почетный профессор центра Г.А. Илизарова. Действительный член Российского общества пластических, реконструктивных и эстетических хирургов. Возглавляет «Клинику доктора Кудзаева» во Владикавказе.
Теперь девочка ходит в аппаратах Илизарова, занимается реабилитацией — тоже бесплатно.
— Все идет замечательно, все срастается. А вот когда я первый раз увидел ее на видео, мне стало не по себе, — продолжает Казбек. — У меня вообще всегда такое ощущение, когда вижу настолько жуткие ортопедические патологии. Хотя у Мавлуды основная причина неврологическая, но тем не менее. У меня бывает чувство вины — как будто человек хромает из-за меня, из-за моего бездействия.
«Сын закричал, и я понял — головной мозг цел»
— После какого случая вы решили бесплатно оперировать детей? Что на вас повлияло?
— Нет, не случай повлиял… Я ведь еще занимаюсь и пластической хирургией. Любой пластический хирург, даже поработав год, — это обеспеченный человек. Я своим ученикам так и говорю: «Вы уже состоятельные, имейте благородство помогать людям, которые попали в беду. Ожоги, врожденные пороки, неврологические дела… Если человек не может заплатить, делайте эти операции бесплатно». Конечно, бесплатных операций не существует — мы делаем их за свой счет.
Казбек Кудзаев во время и после операции
Операцию Мавлуды я запланировал, там нужна была большая костная реконструкция. Я не могу себе позволить делать незапланированные длительные операции, у меня каждый час записан на год вперед. А те дети, которым нужны небольшие вмешательства на сухожилиях, идут без записи — буквально в фоновом режиме: до основных операций, между ними, после. Ни одного пациента я не могу отпустить без помощи, без консультации. В день бывает по 10-12 таких детей.
— Вам приходилось оперировать и своих детей. Каково это?
— Я оперировал обоих детей, маму, братьев, практически всю родню. В основном это травматология, хотя и пластические операции тоже делал… Младший сын в семь лет попал под трамвай с тяжелейшими скальпированными ранами. Веки были оторваны, с половины головы снята кожа. Мне сообщили — тогда еще пейджеры были, — что его повезли в РКБ. Я сразу понял, что случилось что-то с головой — искали нейрохирургов, а в детской клинике их не было.
Когда я зашел, он был полностью в крови и кричал: «Папа!» Я понял, что головной мозг цел. Попросил пошевелить ногами, он пошевелил. Стало понятно, что со спинным мозгом тоже все в порядке. Остальное для меня было решаемо. Когда я оперировал глаза, нейрохирург смотрел и спрашивал: «Как? Это же твой ребенок, почему у тебя руки не дрожат?»
Потому что я любого ребенка оперирую как своего, у меня с первого курса такая установка.
И сейчас, когда ребята спрашивают, как выучить такую сложную анатомию, я говорю: ни в коем случае не учите ничего для оценки. Если вы учите для оценки, то сразу после сессии все стирается из головы. А вы должны учить так, как будто эта страница поможет спасти вашу маму, жену, близкого человека. Сейчас мой сын — известный исполнитель. Хотя тоже собирался стать врачом…
— Как приняли его решение бросить медицину и заняться музыкой?
— Мне было тяжело. Старший сын по здоровью не мог быть хирургом, хотя он окончил медакадемию, и я очень сильно уповал, что мое дело продолжит младший. Но я его не заставлял идти в медицину, он сам выбрал. И первые два курса учился с упоением, прекрасно знал предметы.
Казбек Кудзаев с сыном, популярным рэп-исполнителем MiyaGi
Потом некоторые преподаватели не только отбили у него охоту, но буквально вынудили ненавидеть медицину. А то, что он себя нашел в музыке… Он мне доказал, что он лучший. Сейчас у российских исполнителей редко можно найти клипы с таким количеством просмотров.
— Почему вы сами пошли в медицину?
— Я в 16 лет окончил школу, поступал на врача и провалил экзамены. Надо было иметь трудовой стаж, чтобы было легче поступить — в те времена это все учитывалось. И я пошел на завод работать токарем. За полгода получил третий разряд, еще через полгода — четвертый. Каждый день вставал в полседьмого утра и ненавидел этот будильник! Одновременно работал на трех станках, еще на одном станке у меня были учебники для поступления в вуз, я успевал готовиться к экзаменам.
Мы жили очень бедно, заработанные деньги я тратил на учебу у репетиторов.
Мама была бухгалтером в учебном комбинате, где учат шить. Отец в то время основал первый в Северной Осетии цех по изготовлению национальной гармошки. Очень талантливый, изобретательный человек — он и сейчас жив-здоров, ему 94 года. Видимо, эта любовь к рукоделию передалась мне (смеется).
— Какой была ваша первая самостоятельная операция?
— Сначала профессор дал мне научную работу по перелому головки лучевой кости. И когда я собрал материал — больше 200 случаев, — он мне говорит: «Завтра надо оперировать. Будешь делать ты». У меня, конечно, аж дух захватило! Мне было всего 23 года. И я попросился у главврача больницы ночью отработать операцию в морге — там было одно невостребованное тело. Мне разрешили, я провел операцию на обеих руках.
На следующий день я оперировал человека с оскольчатым переломом. Профессор ассистировал, даже попытался дать какой-то совет, а я говорю: «Сослан Давыдович, вы ассистируете?» Он отвечает, что да. «Вот и ассистируйте. Я тут главный сегодня». И он согласился, что оперирующий хирург — самый главный человек в операционной. Когда закончили, он сказал: «Ты прооперировал, как сам Пирогов». Может, это был шутливый комплимент, но для меня это был большой праздник.
«По характеру Илизаров был как Сталин»
— Вы работали в Кургане у Гавриила Илизарова. Каким его запомнили?
— По характеру он был примерно как Сталин, его все боялись. Например, чтобы к нему попасть, подписать какой-то документ или чтобы он прочитал твою статью, надо было ждать полгода. Он вообще любил, когда его ждали. Мог долго оперировать, а в приемной его кабинета часами сидели по 15–20 человек.
В то же время на моих глазах были сделаны потрясающие изобретения, и они часто основывались на чужих ошибках, на осложнениях.
Илизаров мысленно пробегал по всему опорно-двигательному аппарату пациента и думал, где эта ошибка может принести пользу.
Например, у одного мальчика было сломано бедро. Молодой травматолог повесил его на скелетное вытяжение и не рассчитал, выбрал слишком большой груз. У мальчика бедро срослось, но из-за большого груза нога оказалась на три сантиметра длиннее, вытянулась.
Врача наказали, а Илизаров подумал: «А если бы у этого парня была нога короче на три сантиметра? Почему бы не сломать ее, не повесить груз заведомо больше, чем надо, и у него потом ноги стали бы одинаковыми?» И появилось не просто изобретение, а величайшее открытие в медицине XX века — стимулирующее влияние напряжения растяжения на регенерацию тканей. Не только костной ткани — растут и мышцы, и нервы, и сосуды, и кожа.
— Чему хотелось научиться у него, кроме медицинских навыков?
— Так же масштабно мыслить. У него вообще не было потолка, он не ставил себе никаких ограничений. Я с ним тесно общался не так много — когда он проверял мою книгу, еще несколько раз и в конце, когда я собирался уезжать из Кургана. Он меня не отпускал, обещал открыть под меня отделение, говорил, что за два года я докторскую напишу. Но я категорически не хотел оставаться. Я уже не мог жить в Сибири, мне надоело, что на улице зимой –40, а летом +40. Мы с женой и маленьким ребенком провели там четыре года.
Был даже забавный эпизод. Я говорю Илизарову «нет», он говорит «да» и пытается захлопнуть свою дверь, а я с другой стороны пытаюсь не дать это сделать. Мы буквально перетягивали эту дверь туда-сюда. Потом он уехал на конференцию в Австралию, остался его заместитель. В то время пошел слух, что Илизаров готовит меня на место своего зама по науке. А его заместитель сам себя видел на этом месте. И когда я пришел с заявлением о том, что ухожу, он с удовольствием подписал его. Мы уехали в Северную Осетию, потом мне ребята рассказывали, что Илизаров закатил заместителю скандал: «Ты мне устраиваешь утечку мозгов!»
«Жертв Спитакского землетрясения мы оперировали круглосуточно»
— Вы помогали спасать людей после Спитакского землетрясения в 1988-м. По меньшей мере там погибло 25 тысяч человек. В каких условиях приходилось работать?
— В Спитаке, Ленинакане и Кировакане было невозможно оперировать, эти города были разрушены полностью. Пострадавших свозили в Ереван, я возглавил бригаду из шести докторов. Меня повезли в центр Еревана, в самую крутую гостиницу, показали мой люксовый номер. Но больше этого номера я не видел, потому что три недели жил в операционной. Мы оперировали круглосуточно. Первый день я начал в 9 утра и вышел из операционной в 6 следующего утра. Поспал 3 часа — и в 10 утра начал опять.
Долго спать было нельзя, потому что дело могло закончиться ампутацией конечностей у пострадавших.
Буквально до нашего приезда маленькой девочке ампутировали одну ногу и готовы были уже на ампутацию второй. Мне удалось эту девочку буквально вырвать из рук военного хирурга — я сказал, что это моя родственница. Прооперировал ее… Мы встретились через 28 лет, сейчас она известная в Армении певица, красавица.
Еще одному парню, которому до моего приезда ампутировали ногу, было лет девять всего. Вторую ногу мне удалось сохранить, он сейчас чемпион Армении по горным лыжам среди инвалидов, очень активный. Женщину с восемью переломами таза я поставил на ноги на четвертый день. Через полтора года она родила ребенка, хотя гинекологи ей сказали, что ни о каком материнстве и речи не может быть.
— Как вас изменило это событие?
— До этого я имел право делать операции только по своей диссертационной теме, по переломам предплечья. Но у меня было столько идей по всем сегментам! По бедру, по тазу, по голеням, по ключице… И там я душу отвел! На всех сегментах я делал очень много операций, за неделю было 33 или 34.
Тогда в Курганском центре на каждый сустав было свое отделение. Отделение кисти, стопы, отделение тазобедренного сустава, отделение регуляции роста, уравнивания длины конечностей и так далее. Там очень узкие специалисты. А я знал, что вернусь и уже не смогу заниматься только переломами предплечья, это нереально. Все идеи, которые у меня были, работали — в Армении я в этом убедился. В итоге вернулся и стал оперировать, как мечтал.
«Сейчас муж зайдет. Не рассказывайте, какой я была!»
— Как пластический хирург вы не всех девушек соглашаетесь оперировать. По каким причинам можете отказать?
— Я и ученикам говорю, чтобы они не были всеядными. От пластических операций не зависит жизнь человека.
Я не оперирую курящих, с большим избытком веса. Курящим говорю бросать и приходить через месяц. Женщин с избыточным весом прошу похудеть.
Я им объясняю, что к результату мы должны идти оба, а не так, что вы заплатили — и я вас на себе тащу. Ничего подобного.
Иногда попадаются капризные пациентки. Бываю им очень благодарен, если они проявляют свои капризы до операции — я им просто отказываю. Если женщина приходит и говорит: «Вот здесь мне уберите маляры и вот здесь сделайте платизмопластику», — я прощаюсь. Есть много хирургов, которые работают по заказу. Вы можете сказать, что вам не нравятся возрастные изменения, я посмотрю на ваше лицо и скажу, что именно для него я предлагаю. А прийти как к портному и говорить: «Здесь мне притальте, здесь расширьте», — нет.
Я категорически против понятия «медицинские услуги». У меня медицинская помощь, я вам помогу стать моложе, но я не оказываю услуг. У врача и пациента должны быть дружеские отношения. В хирургии очень важна атмосфера. Если в операционной бригаде между двоими неприязнь — а если операция под наркозом, то это человек шесть вокруг пациента стоят, — обязательно будет какое-то осложнение. Операционный стол — это не просто стол с чугунной тумбой в центре зала. Это святое место, где судьба человека меняется. И от ауры вокруг зависит, в какую сторону она изменится.
— Как получается не терять внимание на долгих операциях?
— Когда оперирую, я вообще теряю чувство времени. Есть последовательность шагов, ты их делаешь и только потом смотришь на часы. У меня бывают дни, когда за день 17 операций с утра до вечера, из них семь запланированных и еще десять детей с ДЦП. Но я себя нормально чувствую, это мой обычный ритм жизни.
Вот вчера женщину оперировал в сумме с 9 утра до 6 вечера. Правда, был небольшой перерыв. Сделал smas-лифтинг, веки и отправил ее в палату. Она пообедала, за это время я прооперировал нескольких детей с ДЦП — это я так отдохнул, — и потом с ней закончили. Чистая работа около семи часов. Для меня самое приятное ощущение — легкая усталость от удачной работы. Иногда может быть маленькая операция, но ты устаешь, как будто сделал десять больших.
— У себя в блоге вы писали о девушке, которая приехала на консультацию с химическими ожогами на лице. Что произошло?
— Муж облил ее серной кислотой за то, что она не стала мириться с его тиранией и решила уйти. Я не могу назвать его мужчиной…
А раны, нанесенные с ненавистью, лечатся гораздо тяжелее.
Она узнала обо мне через интернет. Я таких сразу не беру, они должны оправиться от первого шока.
Пока сделал то, что необходимо для зрения: убрал рубцовый эпикантус и выворот нижнего века, пересадил кожу из-за уха. Ей стало легче смотреть. Она плакала, даже когда не хотела плакать — был выворот века, слезы текли постоянно.
Это лицо никогда не будет прежним. Но прошло время, и она счастлива от того, что я ей смог поправить. У нас с ней в беседах было очень много юмора, я помог взглянуть ей чуть-чуть по-другому на ситуацию: «Радуйся, что вообще живая осталась и что сохранилось зрение».
— Случались истории, когда пластика меняла жизнь человека?
— Вся эстетическая хирургия — это ампутация комплексов, изменение самоощущения. По сути, это хирургическая психотерапия. Пришел парень, у него практически не было подбородка — врожденная микрогения. Я ему установил силиконовый имплант. Тогда еще не было готовых, сам вырезал из силиконового блока, установил под местной анестезией. Операция длилась 50 минут. Мы с ним вышли из операционной, он проходит мимо своей матери, и мать продолжает ждать сына. Она его не узнала! Потом он смог жениться, а до этого боялся подойти к девушке познакомиться. Сейчас у них трое детей, он счастлив.
Была девушка с орлиным носом и недоразвитым подбородком. Мы ей уменьшили нос, увеличили подбородок, она превратилась в красавицу. Вышла замуж, трое детей. Привела ребят ко мне на консультацию, первая зашла, говорит: «Сейчас муж зайдет. Ради Бога, не рассказывайте, какой я была, он не знает!»
— А после других врачей приходят? Какие самые плачевные последствия приходилось исправлять?
— Сразу оговорюсь, что, возможно, кто-то из моих коллег исправляет мои работы. Люди же свободны, они могут перемещаться, как считают нужным. Есть такие ситуации, где я вообще не берусь… Когда, например, в молочную железу шприцом вкачивают вазелин. Это делают бессовестные люди, причем не всегда врачи — соседка может сделать.
Был случай, когда в соседней республике врач взялся увеличивать рост девушки. И бедра, и голени настолько были искривлены, что Минздрав перечислял мне деньги четырежды, чтобы я это распутал и она осталась здоровой.
Я считаю, что главный дефицит сегодня — дефицит совести.
Потому что нынешний век прагматичен, деньги ставятся на первое место. И дело не в деньгах, дело в обмане. Ты получил деньги, но продал совесть. Самое главное качество человека для меня — надежность. Как говорил Майк Тайсон, человек, прощенный за предательство один раз, будет предавать тебя всю жизнь. Делай по совести, а деньги тебя найдут.
Фото из личного архива Казбека Кудзаева