«Прошло столько лет, я не могу понять, как я это сделал»
Алексей Леонов
«Итак, в реальных условиях, на 8-й минуте я почувствовал, что фаланги пальцев вышли из перчаток, а ступни спокойно болтаются. Я сразу думаю: что же я буду делать? Через 5 минут я должен входить в корабль, а мне еще смотать фал (трос длиной около 5 метров), соединявший меня с кораблем, на фале установлено кольцо, а это кольцо я должен надеть на защелку, иначе я не войду в корабль. С такими перчатками, одной рукой я это сделать не могу. Я был в безопорном состоянии, держался только за счет правой руки.
И вот я болтаюсь, и одной рукой начинаю сматывать фал. Это была очень тяжелая физическая работа, а на дыхание и вентиляцию у меня всего 60 литров кислорода – как этим распорядиться?! Даже сейчас прошло столько лет, я не могу понять, как я это сделал, но кроме меня там никого не было.
В конце концов я взял в правую руку кинокамеру, сунул руку в шлюз, бросил туда камеру, схватился за леер, и тут возникла идея – идти в шлюз головой вперед. Когда я сбросил давление из скафандра, я почувствовал свободу, пошел внутрь шлюза, а там надо развернуться в любом случае. Важно было проверить как закрылся люк, не попало ли что туда. Люк мог отказать, так как при глубоком вакууме идет усиленная отдача смазочного материала и электродвигатель не работает. Был сделан специальный вороток, которым я должен был закрывать люк. Все-таки я развернулся, хотя было страшно тяжело, и все это время я молчал. Я слышал только слова командира Паши Беляева, который следил по датчикам, прикрепленным к моему лицу, за состоянием сердечно-сосудистой системы: «Леша, не торопись!»
Когда я приземлился, то Сергей Королев первым делом спросил меня: «Почему ты не доложил о том, что произошло? Почему ты сам перешел на давление, которое загоняло тебя в зону закипания азота?»
Я спокойно говорю: «Засекайте время, я вам расскажу. У меня проблемы со скафандром, что бы вы стали делать? Вы бы создали комиссию, это уже минут пять, раз создали комиссию, то надо избрать председателя. А время идет, у меня 30 минут жизни – или в одну сторону, или в другую. Вы бы меня начали спрашивать, потом совещаться, вышли бы с докладом, вынесли решение, а я уже умер. Я просил вас засечь время, смотрите, я уже умер!
А что бы я кричал перед смертью? Я бы не кричал «Да здравствует коммунистическая партия Советского Союза!», так как у людей, когда наступает состояние гипотермии, нарушается функция речи. Человек не понимает, что делает, и доходить до этого было не в нашу пользу, поэтому я и молчал. Единственное, что вы могли бы мне сказать – сбросить давление и перейти на второй уровень, а я это знаю, я этому научен».
И тут Сергей Павлович говорит: «Леша прав».
Особое чувство живого присутствия Бога на Земле потерялось
Игумен Иов (Талац)
<…> например, космонавт Геннадий Манаков мне рассказывал, что был неверующим человеком, а когда на орбите вышел в открытый космос и увидел Землю, он сказал: «Такая красота не могла появиться в результате хаоса. Это Кто-то сотворил. И этот Кто-то – Бог».
А командир отряда космонавтов Юрий Лончаков всю Библию прочитал во время пребывания в космосе. Он мне рассказывал, что вечером, после трудного дня, он в своей космической рубке открывал Библию, и ему было так хорошо, что, казалось, Бог совсем рядом, было понятно, что именно имел в виду апостол Павел, когда говорил: «Все могу в укрепляющем меня Иисусе» (Фил. 4,13). И это особое чувство живого присутствия Бога, к сожалению, на Земле потерялось.
Любой нормальный человек должен бояться
Елена Серова
«Любой нормальный человек должен бояться, это инстинкт самосохранения, он в нас заложен. Но нужно уметь адекватно действовать в стрессовой ситуации. Способности к этому выявляют психологи на специальных занятиях.
2492649 13.09.2014 Член основного экипажа транспортного пилотируемого корабля «Союз ТМА-14М» космонавт Роскосмоса Елена Серова (справа) во время примерки скафандра. Роман Соколов / РИА Новости
Кроме того, у нас была специальная парашютная подготовка: когда ты в свободном полёте решаешь логическую задачу, комментируешь свои действия и при этом должен контролировать высоту, управлять положением тела. Всё записывается на диктофон, а потом психологи оценивают, насколько ты справляешься.
В космосе необходимо уметь в стрессовой ситуации быстро принимать верные решения, потому что от этого зависит не только твоя жизнь, но и жизнь всего экипажа. И когда мы летим в космос, мы уже к этому готовы»
О смерти я вообще не задумывался
Сергей Рыжиков
«За годы подготовки мы привыкли к тому, что большей частью все проходит упорядоченно, планово, слаженно и без серьезных эксцессов. Хотя случалось разное, но, в общем, не выходило за рамки, граничащие с жизнью и смертью. Поэтому был настрой, понимание, что все уже «вылизано», все уже отработано и на Земле, и в технике, и экипаж подготовлен хорошо, и, в общем-то, все должно быть штатно, спокойно, без каких-то происшествий. Поэтому о смерти я вообще не задумывался.
Но когда я общался со своими товарищами по экипажу, видел их трепетные взаимоотношения в семье, видел, как это беспокоит их семьи. И, конечно, мои родные тоже переживали. И в этот момент я понял, что страх есть, но страх не за себя, а за экипаж, и скорее не страх, а реальное осознание возможной опасности и моей ответственности за ребят как командира»
Смерти я не боюсь, лишь бы без боли и мгновенно
Георгий Гречко
«С приходом к вере очень изменилось мое отношение к смерти. Мне довелось пережить два случая, когда я чувствовал себя на грани жизни и смерти. Первый произошел давно, в молодости, — в космосе, когда один за другим в заданное время не раскрылись оба парашюта. Единственное, чем горжусь, — что преодолел тогда страх смерти, леденящий ужас. Я не кричал «мама», продолжал следить за параметрами систем корабля, чтобы сообщить на землю обстоятельства аварии.
Второй случай был недавно, и опять вопрос стоял жестко: или на тот свет, или обратно. К счастью, я вернулся, но потом, проанализировав свои чувства, был очень удивлен: у меня не было ни капли страха, подобного тому, что я испытал в космосе. Я просто спокойно ждал. Поэтому могу сказать: смерти я не боюсь, лишь бы без боли и мгновенно. Я прожил долгую и интересную жизнь, и благодарен Богу за каждый новый день, что Он дает мне».
Летчику страшно поднимать самолет? Наверное нет
Павел Виноградов
(В космосе страшно?) «Во-первых, не страшно. Кому страшно, тот не летает. Во-вторых, что такое “страшно”? Страшно — это когда не знаешь, не понимаешь, что делать.
Но, на самом деле, действительно были случаи когда становилось жутко. Например, в первом полете, когда при работе в открытом космосе, повесил свои выходные фалы на мягкий поручень… А он оказался оторванный. И я краем глаза наблюдаю, как у меня один фал и второй улетает незнамо куда. В этот момент стало совсем все плохо.
[Павел говорит о своем первом выходе, когда экипажу станции “Мир” приходилось ликвидировать последствия столкновения грузовика “Прогресс” с модулем “Спектр”. Фалы крепят космонавтов к корпусу станции.]
Но это мгновения. Если ты сидишь и размышляешь о двух миллиметрах алюминия оболочки, которые отделяют тебя от вакуума, тогда летать не имеет смысла. Это уже профессиональное: летчику страшно поднимать самолет? Наверное нет. Страшно становится, когда самолет начинает ломаться, падать, терять крылья…»