Конфликт в Эстонии – это кризис демократии

Интервью с клириком Эстонской Православной Церкви иереем Алексием Колосовым

— Отче, приходится слышать такое мнение, что в Эстонии происходит такой же этнический конфликт, как и в ряде других стран — Киргизии, Сербии. Отличие лишь в том, что эстонский конфликт пока не перешел в гражданскую войну и кровавые стычки. Так ли это?  

Не совсем – невозможно свести этот конфликт к чисто этническому. Это, скорее конфликт идеологический, социальный… Я бы назвал это кризисом демократии.

  Дело в том, что любое государственное строительство начинается с определения того, какой народ является в данном случае государствообразующим и что в данном случае следует понимать под именем «народ». То есть необходимо осознание чётких критериев «свой-чужой». Есть два варианта – считать народом, как источником права и правды, всех живущих на этой земле и имеющих с ней устойчивую связь или считать народом основную этническую группу.

В момент своего возрождения, в конце 80-х – в начале 90-х, Эстонская Республика выбрала второй путь – фактически, это государство, созданное эстонцами и для эстонцев. Его цель, декларируемая Конституцией, состоит в сохранении главного идентификаторе эстонской народности – эстонского языка и культуры. Эстонцы понимают, что их нелёгкий исторический путь не позволяет рассуждать о «чистоте крови», как о подобном идентификаторе, соответственно его роль выполняют язык, культура и государственная идеология.

Можно добавить сюда общность восприятия истории. Иными словами, частью «народа» для государства является природный носитель языка, культуры и исторической памяти – остальные, пусть даже и имеющие с государством устойчивую длительную правовую и финансовую связь, «где-то рядом».  То есть в данном случае, государство, его идеология и  политические методы не являются продуктом общественного согласия – 16 лет этот нарыв зрел и теперь мы видим то, что выросло за этот срок.

Другими словами, диалог государства с обществом избирателен – голос «народа» оно слышит, а голос тех, кто исключён из него – нет: мы имеем дело с феноменом, который можно назвать «этнической демократией». Вспоминая Оруэлла, «одни животные более равны, чем другие».

— Сложно ли быть гражданином России в Эстонии? 

Я бы спросил по-другому: в чём сложность жизни в Эстонии для неэстонца?

Здесь можно ответить так – поскольку понятие «народ» значительно уже понятия «население», преференции, открытые для «народа», не распространяются на значительную часть этого самого населения. Скажем больше: эти преференции реализуются за счёт этой самой части. Фактически, мы имеем дело с внутренней «колонией», внутренним «третьим миром», ресурсы которого черпаются на нужды «первого» и эстонское гражданство (или его остутствие) здесь не играет сколько-нибудь заметной роли – оно открывает возможность попробовать себя на госслужбе, но не делает тебя автоматически участником преференций.

Если использовать здесь термин «дискриминация», то она осуществляется не на основании гражданской принадлежности, а на основании Закона о языке – даже если ты эстонский гражданин, но неэстонец по происхождению, этот закон будет висеть над тобой дамокловым мечём, проникая все сферы общественной и экономической жизни, включая мелкий и средний бизнес.

То есть приобретение гражданства не освобождает тебя от языковых требований, причём решает вопрос твоего соответствия не работодатель, а государство, посредством печально известной Языковой инспекции, предствители которой могут проверить любого неэстонца на любом месте, хоть как-то подпадающем под действие Закона, и в любое время. Признание факта несоответствия вызывает санкции и совершенно не важно, что при этом ты работаешь в русском коллективе, ориентированном на русских же.

Судите сами: закон освобождает от языковых требований выпускников эстоноязычных школ и ВУЗов, а выпускников русскоязычных школ, при декларируемом равенстве образовательных возможностей, нет – то есть выпускник эстоноязычной школы считается достаточно инкультурированым и идеологически подкованным, чтобы считаться частью «народа».

Забавно, но нынешний президент Эстонии тоже попадает под нормы работы инспекции – он вырос за границей и не заканчивал эстоноязычных образовательных учреждений, однако нет информации, что кто-то его проверял – зачли, наверное, работу на радио «Голос Америки»…

Что же касается русского гражданства в Эстонии, то здесь, помимо того, о чём сказано выше, присутствуют типичные трудности существования в культурно, религиозно и идейно чуждой среде. Родина – мать, а заграница – мачеха… 

Как в вашем приходе восприняли события, связанные с переносом памяника? 

Скажу только, что всё было воспринято с большой тревогой и негодованием.

-На Ваш взгляд — что это — просто перестановка монумента или нечто большее? 

Это – важнейшее для эстонцев правых убеждений символическое действо. Грубо говоря, для них это символ очищения своего мирка этнической демократии от знаков, не вписывающихся в общепринятый исторический концепт. Нечто вроде очищения от скверны в религиозном смысле: мы можем ужаснуться такой трактовке, но рациональных обоснований для таких социально-опасных действ нет – приходится усматривать иррациональные.

Попутно это удар по политическим оппонентам правых – по Центристской партии, которая проводя популистскую политику имела немалую поддержку не только от эстонцев, но и от русскоязычных жителей, а также раскалывающий русскоязычное население импульс. Когда совершаются тёмные дела спрашивают «Кому выгодно?» — выгодно правым партиям, которые, опираясь на известные события и вызвав всплеск патриотизма в эстонской среде, получают шанс закрепить своё присутствие во власти, усилить полицейскую компоненту и проводить более жёсткую политику в отношении  национальных меньшинств в области образования.