Тутта Ларсен: Эпидемия — это упражнение на реальность

— Дорогие друзья, добрый вечер! С вами «Правмир». Сегодня у нас в гостях Тутта Ларсен — телеведущая, мама, руководитель канала TUTTA.TV и вообще человек, который очень много всего умеет, всего знает, и эксперт теперь, я бы сказала, в самоизоляции. Добрый вечер, Тутта.

— Привет, привет! На слове руководитель я немножко вздрогнула. 

— Как назвать, кто ты в TUTTA.TV — вдохновитель?

— Да, может быть, создатель, один из… У нас там прекрасная команда. Для меня слово руководитель такое кондовое, такое не мое.

— Руководитель полетами.

— Да-да, но это точно не я, это какой-то Карабас-Барабас.

— Понятно. Скажи, пожалуйста, как вы переживаете всю эту самоизоляцию, что у вас происходит? Вы переехали в дом.

— Да, мы переехали за город. У нас построился дом очень вовремя, прямо к началу карантина. Мы сами, честно говоря, в шоке от того, что мы сюда перескочили. Первый раз мы в этом доме ночевали как раз в самом начале самоизоляции, но мы были не очень готовы, поэтому мы как-то лихорадочно собирались, истерично переезжали, очень нервничали, как мы здесь будем, потому что мы ничего здесь не знали. Не было навыка жизни в этом доме. 

— Как вы решили дом построить? Я помню, эта идея твоего мужа была, Валерия?

— Это была общая с ним идея. Мы много лет снимали дом за городом. Вообще, идея какого-то своего участка и своего домика давно в нашей семье вынашивалась. Мы снимали под Звенигородом и хотели там в окрестностях обосноваться. Но за те 10 лет, что мы снимали под Звенигородом, его так застроили, там так мало осталось природы, что даже тот волшебный поселок, в котором мы жили, перестал быть какой-то жемчужиной с точки зрения природы. В то же время, мы поняли, что мы не хотим постоянно за городом жить, для нас это все-таки дача. Мы готовы уехать куда-нибудь подальше, лишь бы природа была. Мы купили участок в 160 километрах от нашей квартиры.

— Ого!

— Нам тоже казалось, что это «ого», когда мы первый раз сюда приехали. Что, да, все классно, но ехать слишком долго, и мы не будем сюда ездить. В итоге здесь оказалось настолько красиво и круто, мы поняли, что ближе к городу мы вряд ли… Столько природы, столько воздуха, неба, птиц, воды мы можем найти, поэтому мы все-таки на это решились. 

Дальше все само как-то пошло, как по накатанной. Это какая-то история про Божий промысел и про то, как тебя просто взяли и поставили куда-то, где ты должен находиться. Мы, честно, сами удивляемся каждый день, когда мы выходим на террасу и смотрим на восходы и закаты, слушаем соловьев, что это наше, и что мы здесь, и как вообще мы здесь оказались. Вообще, каким чудом мы все это успели! Мы даже успели провести сюда хороший интернет. 

Поэтому мы сейчас здесь живем, потихоньку дичаем, иногда кормим клещей собой. Потихоньку начинаем осваивать участок, он у нас большой, на нем очень много всяких работ, все надо делать. Мы уже смирились с мыслью о том, что мы здесь, скорее всего, проживем все лето, поэтому мы решили, что надо как-то в это вкладываться эмоционально, финансово и все прочее. Нам здесь очень хорошо. 

Мы до этого жили в поселке академии наук, где было большое коммьюнити, и у всех было много детей плюс-минус нашего возраста, была детская площадка. У детей было много общения — футбол, теннис, большой корт и все дела. Мы купили дачу на таком дичайшем отшибе, что здесь у нас ближайшие соседи в 300 метрах, они тоже с детьми, но тоже такие же сычи, как и мы, редко пересекаемся. Я боялась, что детям будет скучно здесь, но они так кайфуют, что у меня ощущение такое, что нас просто Господь к себе в кармашек положил, еще и застегнул сверху на пуговичку, чтобы не вывалились. 

Про жизнь в самоизоляции

— Вам самоизоляция нравится, я так понимаю. Какие-нибудь проблемы вообще испытываете вы в связи со всем происходящим в самоизоляции?

— Мы, безусловно, находимся в очень выгодной позиции с точки зрения быта и с точки зрения состояния нашей нервной системы, потому что мы на природе, мы дышим, мы гуляем. У нас тут никто нет, поэтому мы на воздухе, дети двигаются. 

Мне очень жаль людей, которые с маленькими людьми заперты в квартирах. Недавно мне подруга писала о том, что у нее ребенок двухлетний просто перестал спать днем и дико капризничает. Она мне говорит: «Мне нужен специалист по детскому сну». Я говорю: «Тебе не нужен специалист по детскому сну, у тебя все в порядке с ребенком. Не в порядке все с ситуацией, в которой двухлетний ребенок вообще не выходит на улицу в течение нескольких недель». 

У нас в этом смысле дела обстоят лучше. Но мы ищем плюсы в патовой ситуации. Например, у нас нет магазина продуктового в пешей доступности. Мы не можем пешком сходить за продуктами, поэтому каждый раз, когда мы едем за хлебом и кефиром, нам надо делать пропуска — это бред вообще. Эти маски!

То, что мы не можем пойти в храм и причаститься, отсутствие евхаристии для нашей семьи — это вообще боль просто. Нам очень тяжело. 

Мы находимся очень далеко от нашего московского храма. Здесь, если было бы можно в Подмосковье, у нас нет здесь поблизости храма, в котором нам было бы уютно. Мы один раз тут сунулись Великим постом, еще когда все было открыто. Нас прогнали, сказали, что мы очень плохие православные, потому что у нас дети постом мясо едят. Я сказала: «Вы знаете, нас духовник благословил. Мы по-другому аскезу воспитываем в детях, не в еде». Но нам сказали, что вы сами грешники и духовника в ад тащите за собой, идите, капусту ешьте. Мы пришли к чаше, а нас отправили к капусте. Было очень обидно и больно. В этом вопросе сложно все. 

Конечно, я устала вести хозяйство, это вообще не моя сильная сторона. Есть минусы, зачем о них говорить? Итак у всех свои тараканы, всякие проблемы. Лучше я буду говорить о хороших сторонах. 

— Пасха мимо всех как-то прошла. У меня есть несколько знакомых, которые прониклись этой трансляцией и тем, что можно было посмотреть. Есть несколько людей среди моих знакомым, которым это все, не то чтобы понравилось, по крайней мере, они в этом нашли какие-то плюсы. Я просто включила трансляцию из нашего храма, куда мы обычно ходим, увидела пустой храм, одинокого чтеца посередине, ни одного человека народу, просто разревелась и все выключила вообще…

— У меня такая же история абсолютно. Единственное, когда из нашего храма я тоже смотрела трансляцию, я разрыдалась. Меня очень выручали трансляции из Троицы в Хохлах. Спасибо протоиерею Алексею Уминскому, у них оператор ходит, снимает так, что нет ощущения пустого храма, но это все равно очень больно, когда ты не можешь прикоснуться. Когда ты видишь чашу на экране, для меня в этом смысла нет. Я лучше пойду тогда послушаю канал Евангелие на радио «Вера» в телеграм, мой любимый — с толкованиями апостолов. Или посмотрю на YouTube какой-нибудь фильм про Паисия Святогорца. 

Но участвовать виртуально в литургии я не в состоянии. Для меня это просто невыносимо. Это не профанация, это не кощунство, нет, конечно. Кому-то это действительно приносит пользу, но в моем случае это трагедия.

Про то, что в нас изменила эпидемия

— Мне кажется, мы вообще в этом году получили какую-то очень мощную прививку от онлайна. У нас дети из знакомых семей говорят, что мы готовы уехать куда угодно в деревню, даже если там не будет интернета — такое мощное лекарство от интернет-зависимости. Мы обсуждали, что можно сделать, теперь, мне кажется, дети уже сами умеют. 

— Какую мощную прививку мы получили, не хочется произносить этого слова, от нашего потребительства. Я, например, вообще сейчас не понимаю, как можно было столько денег на тряпки тратить и зачем?

— И зачем?

— Да. Даже если говорить о какой-то нашей религиозной жизни, она тоже стала довольно интенсивной и осмысленной. Мы стали больше ценить общение, мы стали больше ценить жизнь, ценность жизни человеческой. 

Я смотрю на своих детей — они стали значительно менее легкомысленными, они больше отвечают за себя, они больше задают умных вопросов, вопросов о смысле жизни. Для меня вообще вся эта ситуация выглядит исключительно ресурсной. 

Да, очень страшно, умирают люди, это трагедия, это болезнь. Огромное количество людей находятся в панике и в стрессе, и в глубочайшем унынии. Но вся эта ситуация настолько выпукло обнажила все наши недостатки и страсти, начиная от несостоятельности здравоохранения или немобильности государственных институтов, которые должны четко реагировать на все эти вещи. Я сейчас не про Россию говорю, я говорю про мир. 

Мне кажется, что в России даже, может быть, ситуация не такая трагичная, хотя тебе виднее, ты с этим имеешь дело вживую. Но в общем и целом — и как общество, и как личности, каждый из нас получил сейчас очень нормальную отдачу, нормальное зеркало, в котором ты видишь абсолютно все свои трещинки. Для меня это колоссальная духовная батарейка, это огромный ресурс, это движок вообще безумный. 

Хотя я, конечно же, не была в этом настроении все время. Был период, когда я не могла вылезти из кровати, рыдала, мне было страшно, уныло, не было денег, не было вообще никакого абсолютно упования на Бога. Я забыла, что на него можно уповать, и как это делается. Но это прямо такой крутой урок, это прекрасное упражнение!

Ложь сейчас отваливается — и просто в тартарары летит мода, статусы, летят бизнесы, построенные на потребительском пережоре. Но, к сожалению, вместе с этим разрушаются реальные жизни реальных людей. Я очень им сочувствую.

— Да, это, конечно, очень страшно то, что происходит. Мы ведем сборы на средства индивидуальной защиты для врачей, которых не хватает по всей стране. Конечно, те кадры, которые мы получаем с мест, из больниц, это очень страшно, страшно за людей. 

— Это же и так было страшно. Районная больница в каком-нибудь маленьком городе — это был полный треш и ад. Сейчас уже в это невозможно дальше продолжать играть, потому что на кону реально жизни людей, потому что либо ты реально убиваешь людей… Я имею в виду, если ты глава какого-то региона, ты закрываешь на это глаза, тогда ты убиваешь людей. Если ты не хочешь быть убийцей, тебе придется хоть что-то делать и хоть как-то свои потенции напрягать. Я повторюсь, что в целом вижу эту ситуацию как ресурсную, я вижу ее как просто огромный пинок всем.

Про дистанционное образование

— Как вообще ваш день строится? Что вы делаете с детьми? Как ты организуешь их воспитание? Ты как-то мы говоришь: сейчас у тебя вот это занятие, у тебя — вот это? Или они полностью в свободном пространстве пребывают?

— Благодаря этой всей ситуации, дети очень мощно стали организовываться сами, потому что онлайн образование требует другого уровня концентрации и другого уровня отношения к своим обязанностям учебным, поэтому они довольно здорово мобилизовались. 

Я, в основном, занимаюсь Ваней, младшим ребенком, он страдает больше всех, потому что раньше у него была няня, которая возилась с ним целыми днями, гуляла с ним, они чему-то учились, рисовали, лепили, разговаривали, а сейчас у меня на это не всегда хватает времени, потому что на мне, во-первых, все хозяйство, во-вторых, я еще работаю. 

Иногда Ваня сидит в планшете в каком-то приложении, учится читать. Мы стараемся, если даже он с гаджетами общается, чтобы это общение было полезным, не просто мультики смотреть или в квест какой-то играть. Я очень довольна своими детьми в этом вопросе — они мне мозги не выносят, они максимально стараются самостоятельно решать свои проблемы. Я не знала, что они так умеют. 

— Онлайн-образование — у вас нормально прошла вся эта история, без всего этого ужаса, когда так: распечатываем вот это, заходим в конференцию такую-то, делаем вот это?

— Нет. У нас очень вменяемые школа и педагоги, которые прекрасно понимают весь драматизм ситуации, и сами страдают от кошмара образования онлайн, потому что им надо двадцать листочков с домашними заданиями с лупой в гугл-классе посмотреть и как-то оценить. Я вообще не представляю, думаю, что это такой подвиг! Все жалуются на учителей, а мне жалко нашу учительницу прекрасную, которой приходится с этим почерком наших прекрасных четырехклассников разбираться. 

У нас, знаешь, какая история? У нас Марфа сначала съехала, оказалось, что ей очень образование важно. Ее расхолаживает обстановка дачи, младший брат, который постоянно где-то рядом скачет, возможность отвлечься какими-то вкусняшками. iPad лежит здесь. Может, Ванечка мультик смотрит, она к нему заглянет на переменке мультик посмотреть и забывает, что уже урок начался. Сначала ей было тяжело, она съехала, здесь даже не было удобного стола.

Понимаешь, мы строили этот дом как дачу. Когда я разговаривала с мебельщиком о том, чем наполнять детские комнаты, говорила: «Нам столы не нужны в детской вообще — это дача. Мы на даче не занимаемся ничем. Дача — это святое место для отдыха. Кровать и шкафчик, все». И тут внезапно такое! Я купила какие-то кривые парты в IKEA, которые малы, на которых они в раскоряку сидят — неудобное место, неудобная обстановка, все расхолаживает. Марфе тяжело, она чуть-чуть съехала. 

А Лука, наоборот, собрался, сконцентрировался, оказалось, что для него этот режим [подходящий]. Во-первых, он позже встает, во-вторых, он находится в своей комнате. Ему, наоборот, комфортно, что он со своим компьютером, со своим телефоном в наушниках. Он может выйти, съесть кусок шоколадки и вернуться к своей алгебре, геометрии. 

Сын собрался еще потому, что раньше ты можешь не сделать домашку, и тебя не спросят — вдруг повезет, и ты проскочишь. В электронном виде невозможно вообще никак схалтурить и избежать нагрузки. Ему приходится что-то делать в последний момент, скрипя зубами, хуля всех и вся, психуя на педагогов, но он работает. У него оценки выровнялись. Я смотрю, он из своей комнаты вообще до пяти вечера не выходит. Я не вижу их иногда. Если приду немножко позже — они завтракают и идут заниматься — прихожу на кухню, там его уже нет, и я его не вижу целый день, как будто он итак в школе. 

Но они, конечно, страдают, у Марфы есть Ваня, они с ним дружат, они хорошо вместе играют, общаются. Луке очень тяжело без общения. Я его очень хорошо понимаю. Он в том возрасте, когда ему необходима стая, когда ему необходима его субкультура, его коллектив, а он этого лишен. Он просто несколько часов может сидеть и по телефону со своими друзьями разговаривать. Я это никоим образом не пресекаю, не осуждаю, я ему очень сочувствую. Подросткам, мне кажется, сейчас тяжелее всех. 

Про гаджеты

— Я помню, год назад на прошлый день рождения, когда Луке подарили ноутбук, то ты записывала видео в инстаграме про то, как оторвать подростка от ноутбука, и что делать с компьютерной зависимостью. Скажи, пожалуйста, дальше у вас эта ситуация какое развитие приобрела?

— Нормально все, у нас нет никакой компьютерной зависимости. Он играет в игры, когда есть свободное время. У нас стоит Safe Kids — инструмент педагогического контроля лаборатории Касперского. Мы имеем возможность регламентировать и регулировать его нахождение в сети. Но он уже взрослый, ему 15 лет, мы его тихонько отпускаем, отпустили уже даже эту историю. Если это не в ущерб учебе, он там общается, это же тоже инструмент общения — он играет онлайн со своими друзьями. Более того, он играет онлайн с какими-то иностранными друзьями. 

Я периодически сыну рассказываю всяческие ужасы про то, как подбираются к детям всякие нехорошие люди, но по факту он учит язык, общаясь со своими интернациональными игроками в играх онлайн. Он мне все время говорит про то, как в сети можно зарабатывать деньги, и какой он будет крутой профессиональный геймер, если мы снимем все ограничения, и он 24 часа в сутки будет играть. Тут мы немножко смеемся, говорим: «Да-да, конечно, поговорим об этом завтра, когда мы увидим твой итоговый табель с оценками». По факту у нас нет супер компьютерной зависимости. 

У нас сейчас самый компьютерно зависимый человек в семье — это Ваня, потому что он чаще всех сидит с планшетом. Мы ему скачали программу чтения, где можно учиться читать, у него, кстати, неплохие результаты. Он смотрит «Шишкин лес» в YouTube — там математика, язык или просто сказки. Иногда мультики включаем. Но ему тяжелее всех, потому что иногда некогда его вывести погулять. 

Просто я работаю, Валера работает, няня пошла с ним гулять или бабушка. Сейчас мы без бабушек и без няни. Я могу его на веранду вывести походить, но ему скучно одному. Потом после того, как Марфу укусил клещ, они все боятся гулять. Им кажется, что если они толпой пойдут гулять, то клещи к ним меньше присосутся, чем если пойдут гулять в одиночку. 

Но ничего, я думаю, еще неделька-другая, они одичают окончательно. Они раньше вообще на улицу боялись выйти, понимали, что тут что-то жужжит, что-то летает, комары, шмели, вдруг змея приползет.

— У меня тоже младший ребенок так мух стал бояться. Он увидел — муха, боже, что это?

— Да, чудище!

— Я хорошо помню тот период, когда я была одна с Наташей и тоже все время работала, помню это бесконечное: «Наташа, у меня мультик есть, хочешь посмотреть?» – «Нет, мама», – говорила Наташа через какое-то время. «Наташа, у меня дедлайн, мне надо текст набрать, давай ты это кино посмотришь?» – «Нет, мама!» У Наташи это все воспитало очень стойкий иммунитет к дозированности видеоконтента, когда наоборот, родители все время говорят: «Давай ты что-нибудь посмотришь». 

Про то, чем занять детей

— Чем у тебя занимаются дети в обычное мирное время? Я знаю, что Марфа занималась в театральной студии, потом вы перестали туда ходить. Какая у тебя логика в том, как ты выстраиваешь их дополнительные занятия?

— Театральную студию мы покинули, потому что смысл занятий там — это участие в спектаклях и нахождение на сцене, но так получилось, что мы участвовали в спектаклях раз в два месяца. Там есть хоровод, и ты какой-то шестой цыпленок в кордебалете, это не очень интересно. 

Мы пробуем разные вещи. Мое дело предложить, а они могут согласиться, могут не согласиться, если они не соглашаются — я не настаиваю. У нас это было с Лукой, когда мы давили, настаивали, требовали, заставляли, оказалось, что это совершенно бессмысленно. 

Если бы кто-то из моих детей был гипер одарен, с двух лет Моцарта слушал и играл, или бы божественно на коньках катался, я бы, наверное, напрягалась. Но я строю все дополнительные детские занятия, исходя в первую очередь из своего спокойствия и комфорта. Я не из тех родителей, которые будет в шесть утра в воскресенье вставать, чтобы отвести ребенка на тренировку по хоккею, или поехать с ним, вместо того чтобы самой отдыхать на море, в какой-нибудь спортивный лагерь в Карелии, например. Карелия прекрасна, но все-таки лучше ехать не в спортивный лагерь. 

Поэтому мы выбираем то, что нравится детям, что для них в охотку, и что требует от нас минимального ресурса в плане усилий, поэтому дети, в основном, занимаются большинством каких-то активностей дома. Марфа занимается вокалом фольклорным.

— Фольклорный вокал?

— Мы просто нашли потрясающего педагога. В принципе, тема ей близкая, она в полтора или два года сидела на горшке и пела «Любо, братцы, любо!» дурным голосом. Это у них в крови, они же казаки, вся ее линия по папе. Бабушка с дедушкой по папе очень певучие, они всегда поют эти казачьи песни: «Едут по Берлину наши казаки» и прочие. У Вани и у Марфы это с детства. 

У Вани любимая песня была, тоже года в три «Шли, шли два брата с турецкого фронта домой». «Ударил, ударил, болят мои ранки, болят», — Ваня с таким чувством это пел!

У Марфы в этом возрасте была любимая песня «Загулял парень молодой в красной рубашоночке, хорошенький такой». Это так органично. Ваня тоже занимается фольклорным вокалом раз в неделю пока, но у него удивительный слух и голос очень звонкий, он прямо очень музыкальный, я думаю, что у Вани реально в эту сторону может что-то получится. Здесь я даже готова, может, поднапрячься в плане организации каких-то процессов. 

Мы нашли потрясающего педагога. С нами занимается Света Иванова — она участница группы Folkbeat. Она не только великолепная певица, но и совершенно фантастический педагог. Каждое занятие с ней я сижу с отвисшей челюстью и смотрю, как она умеет заинтересовать ребенка, потому что это не только вокал — у них там и игры, и потешки, и скороговорки. Она дает очень интересные дыхательные техники и всякие упражнения на память и на внимание. Это все в игровой форме, но очень эффективные вещи. Круто, что это происходит дома. 

И фортепиано мы тоже занимаемся на дому с Марфой. Два раза в неделю они с Ваней ходили раньше, я надеюсь, когда все это закончится, тоже будут ходить в бассейн, просто в обычный спортклуб заниматься с тренером персонально и учиться плавать. 

Ваня еще два раза в неделю ходил к папе на каратэ. Еще мы очень дружим с центром образовательных технологий Advance. У них очень классные продукты по развитию способности усваивать информацию. Они работают с мнемотехникой, с памятью, с вниманием, они дают нейрофизиологическую гимнастику пальчиковую, учат, как успокоиться, если ты нервничаешь перед экзаменом. Если у тебя рассеянное внимание, как его снова сконцентрировать. Очень круто. У них есть всякие интенсивы. Сейчас мы с ним занимаемся онлайн с педагогом еженедельно два раза в неделю. 

С Лукой еще проще. Лука года два вообще ничего не делал. Все попытки чем-то его заинтересовать упирались в какое-то нехотение. Сейчас он тоже занимается в Advance дважды в неделю. У нас еще английский раз в неделю. Лука занимается два раза в неделю…

— Дети ничего, в общем, не делают, в свободном полете, просто тут у нас…

— Они пашут, у них с 9 утра до 5 вечера прямо работа. Я в том смысле, что я не особо… Я все эти процессы организовала, я их материально обеспечила, а дальше это их забота — вовремя оказаться перед компьютером и включить ZOOM. Лука дважды в неделю занимается математикой со Skysmart — это подразделение Skyeng, у него очень круто пошло. У него были проблемы с точными науками. Нам тоже попался замечательный преподаватель, который его заинтересовал. Ему стала очень интересна математика и геометрия. 

Ваня сейчас ничем не занимается, потому что, к сожалению, в 4,5 года любая онлайн активность не подходит, если только папа возьмет и немножечко с ним позанимается каратэ. Но у папы времени нет, потому что папа онлайн тренировки преподает своим подопечным, у нас просто тут, ты не представляешь, что творится. 

Дом у нас модульный, здесь слышимость очень высокая. На первом этаже Марфа поет «Зелена сосна во дворе росла», — очень громко. На втором этаже Валера тренирует. Или еще что-нибудь в этом роде. Еще Ваня смотрит какой-нибудь мультик про самурая Джека. Лука по телефону слушает Prodigy с друзьями. Я убегаю куда-нибудь в лес кормить клещей и слушать соловьев, потому что в этот момент в доме находиться невозможно, не говоря уже про какую-то работу. Или котлеты жарю. 

— Марфа, когда стихи учит, она же очень классно и много их учит. Это как происходит? Она сама говорит: «Мама, я хочу выучить»? Или ты говоришь: «Так, пока ты не выучила, с этого места не сойдешь»?

— У нас это так. Мы начали эту рубрику нечаянно, которая у нас называется «марфизмы», и ей это в охотку. Она сейчас в конкурсе чтецов в школе, ей нравится, ей интересно. 

Иногда я говорю: «Марфуша, нам пора записать стих для рубрики, это важно, потому что инстаграм — это наше общее семейное дело, наша работа, это и наш доход, это наш канал связи с миром». Она говорит: «Ок». Я ей предлагаю какие-то стихи, иногда она сама выбирает, что хочет. Иногда она говорит: «Мама, я хочу сегодня Барто, я читала книжку у Ани, мне понравился этот стих». Она очень быстро учит, у нее 20 минут уходит на то, чтобы выучить и записать. 

— Марфа же лауреат-победитель конкурса чтецов. Я помню, что она какое-то время назад что-то вела на телевидении, у нее был какой-то…

— Она ведет.

— Ведет сейчас?

— Мы вместе с ней ведем передачу на канале «Карусель», она называется «Еда на ура» — у нас детское кулинарное шоу.

— Мне казалось, что была еще какая-то программа. 

— Нет-нет, у нее авторской программы не было. Все остальные активности происходят в моем инстаграм.

Про детские кастинги и конкурсы

— Расскажи мне про эту историю — про детей и про телевизионные карьеры, кастинги и это все. Потому что я периодически смотрю на разных родителей, и вижу, на какое количество кастингов, проб они водят своих детей. Дети постоянно где-то участвуют в съемках. Происходит какая-то бесконечная, с одной стороны, жизнь. С другой стороны, в какие-то моменты я и сама как мама думаю, что мне надо срочно что-то делать, не знаю, что и зачем, и надо ли? 

— Нет, абсолютно не наша история. Я стараюсь максимально долго оставлять детей в детстве. Я, честно, не представляю себе, что должно было бы произойти, чтобы я своих детей начала водить на какие-то кастинги, придать их такому стрессу. Отвести туда, где их по какому-то критерию выбирают, достаточно ли они хороши или нет. 

Все активности, которые у нас есть, пришли к нам случайно. Я не приложила вообще никаких усилий к тому, чтобы Марфа стала телеведущей. Просто у нее есть талант, этот талант был замечен. У нас не было кастинга, не было проб, ничего не было. Нам просто предложили работу. Конечно, от работы не отказываются. 

Я понимаю желание родителей дать своим детям какой-то бэкграунд, какую-то основу и опору для будущего. Как показывает мой опыт, дети, успешные в детстве, в зрелом возрасте не способны удержать этот успех, или этот успех их очень сильно ломает. Давайте посмотрим на мировые примеры, ту же Бритни Спирс — это просто трагедия, или Линдси Лохан. 

Дети, которые были супер успешны в детства, как правило, во взрослом возрасте ломаются, поэтому я стараюсь, чтобы у моих детей было детство. Я считаю, что это ресурс колоссальный.

Мне дико жалко современных детей, у которых его и так особо нет, в силу особенностей нашего образования, а уж когда родители подключаются и начинают из детей что-то лепить….

У нас вообще довольно жестко. Я специально выбирала школу, в которой пятидневка. Мы никогда ничем не занимаем выходные. Не могу себе представить ситуацию, чтобы было иначе. Только если моему ребенку очень захочется — Луке хочется, он барабанами занимается. Ему захочется по субботам ездить на барабаны или учить финский язык, или что-то еще, пожалуйста. Но для меня выходные — это святое время, когда мы валим на дачу, когда мы выпускаем детей в дикую природу, дикие Гекльберри Фины я это называю. Когда мы их вообще не видим, в хорошем смысле слова не видим — они предоставлены себе, исследованию мира, своему общению со сверстниками. 

Для меня суббота и воскресенье — это святое. В воскресенье — храм с утра, а суббота и вечер воскресенья — это время абсолютного… Это просто жизнь, никаких занятий, никаких упражнений. Мы часто отказываемся от предложений куда-нибудь сходить на какие-нибудь премьеры, выставки, даже не на все дни рождения ходим по выходным, потому что для меня важна эта перезагрузка где-нибудь на природе. Когда мы живем в городе, у них просто весь день занят почти до глубокого вечера всякими активностями. Хочу, чтобы у них хотя бы два дня в неделю было, когда они полностью предоставлены сами себе. 

Я понимаю мам, которые сидят целыми днями дома, им кажется, что это часть их долга родительского — как-то пушить детей, давать им максимум реализации. Потом, повторюсь, есть супер талантливые дети. Например, племянник двоюродный, который до пяти лет почти не говорил, которому чуть ли не умственную отсталость все ставили, а он, как в том анекдоте — ему не надо было говорить. В шесть лет выяснилось, что он играет одаренно в хоккей.

— Ого!

— Да, он просто мега супер нападающий. Теперь вся семья, их пятеро, а он один у них одаренный, все живут в его режиме. Это, с одной стороны, дар, а с другой стороны — тяжкий крест. Я не уверена, что у меня это получилось бы. 

— Я буквально недавно, месяц назад, увидела потрясающую девочку, я не буду называть имен, потому что не помню, она исполняла фантастическую песню на одном из детских шоу. Какое-то не очень новое было шоу. Я просто прилипла к экрану и подумала, неужели бывают такие дети с такими ангельскими голосами. Потом я стала гуглить информацию про эту девочку и поняла, что девочка уже выросла, она уже взрослая. Она оказалась не востребована как певица.

— Помнишь, была поэт-вундеркинд, которую Евтушенко еще представлял миру? Ника Турбина. Ее жизнь закончилась трагедией. Она написала гениальные стихи. 

Мы с Валерой недавно видели в Facebook ребенка 7–8 лет, девочка читала этюд, состоящий целиком из глаголов. Там была такая тема, что женщина ждет звонка любимого мужчины, переживает, волнуется, плачет, радуется, потом он звонит, она ревнует, а потом ему все прощает. Это было просто фантастически сыграно эмоциями, это было фантастически сыграно актерски, но это было просто жутко, волосы дыбом, когда семилетний ребенок играет женщину, которая ждет звонка от своего любовника. Это жутко! Актерски этот ребенок невероятно одарен, но чем он играет, каким опытом он играет эту сценку? Почему взрослые, которые ее окружают, это позволяют? Это выглядит, как растление, понимаешь. Это очень тонкая грань на самом деле.

Я за то, чтобы у ребенка было детство. Я пахала, как лошадь, все детство сама, но потому, что я этого хотела. Я была предоставлена сама себе, мне в семь лет повесили ключ на шею, но при этом у меня был кружок скалолазания. Я занималась скалолазанием, я играла на гитаре и готовилась к поступлению в МГУ. У меня было очень много дел, я хотела этого, мне самой это было интересно. Это был мой выбор, меня никто не заставлял. Мои родители никогда не проверяли мой дневник, никто никогда не ходил на эти собрания. Мама вообще не знала, какие у меня четвертные оценки.

— Нет такой закономерности, я часто думаю о том, что дети, от которых ничего никто не хочет, ничего никто не требует, и родители ничего не заставляют, очень часто в них пробуждается — «сделаю я что-то сам»? Наоборот, когда мама стоит, твердит все время: «Это сделал, это сделал? Это выучил?» Дети наоборот отвечают: «Мама, отстань, вообще ничего не хочу». 

— Я думаю, что есть определенная закономерность, здесь еще надо понимать, что тут тонкая грань между равнодушием и уважением личного пространства, чтобы ее не переступить. Одно дело, когда ты доверяешь своему ребенку и не давишь на него, а что-то ему предлагаешь и уважаешь его выбор, и уважаешь его свободу предлагаемое принять или не принять. 

Другое дело, когда тебе просто некогда или безразлично, и ты его не трогаешь, потому что тебе не до него. Тогда, скорее, твой ребенок будет самыми жесткими способами искать твоего внимания и привлекать твою любовь самыми страшными и опасными экспериментами над собой, своим здоровьем и своей жизнью.

— Как ты вообще относишься ко всем этим детским программам, конкурсам на ТВ? 

— Я, с одной стороны, вижу, какие невероятно талантливые бывают дети и, безусловно, этим восхищаюсь. Но мне кажется, что эти конкурсы, скорее, ломают детей, чем помогают им талант развивать. 

Главная проблема всех этих конкурсов заключается в том, что там из детей делают взрослых. Там детей заставляют кривляться, там детей заставляют вести себя на сцене не по-детски, у них не детский репертуар, не детская нагрузка. Мне кажется это чем-то неестественным и порочным. 

Поэтому я думаю, что конкурс как таковой сам по себе не плох, есть дети, которым это вообще необходимо. Мои дети, например, не очень любят — Марфе все равно, а Лука дико не любит никаких соревновательных элементов. Он побросал спорт, все музыкальные школы, потому что там надо было с кем-то соревноваться или выходить на экзамен, чтобы тебя как-то оценивали. Не потому, что ты просто что-то делаешь, а на фоне кого-то еще. 

Есть дети, которым конкурсы, наоборот, нужны, они их подстегивают, развивают, просто вопрос, как все это организовано. Тот же «Голос. Дети» — я восхищаюсь, глядя на этих невероятных детей, но я бы своего ребенка на такой конкурс не отправила бы, даже если бы мой ребенок был талантливый вокалист.

Про разговоры на серьезные темы

— К вопросу про сценический образ. Когда мы с тобой беседовали, мне кажется, года три назад, я брала у тебя интервью, ты сказала: «У моих детей мощная прививка от татуировок». Как раз твой опыт. Ты можешь сказать сейчас, когда время прошло, он как дальше продолжает влиять на детей? Я здесь не только про татуировки, а здесь про что-то еще, про что ты можешь сказать: «Я через это проходила, и я точно знаю, что это имеет такие-то и такие-то сложности». Как это происходит потом? 

— Да им все равно, вообще. Они любят наклеенные татуировки, им нравится. Ваня любит наклеить какой-нибудь череп себе на ручку, и потом с этим неделю ходить. Не знаю, у нас нет вообще ничего абсолютного, у нас какие-то гибкие отношения, они очень текучие — сегодня для нас актуально одно, завтра — другое. 

Я всегда говорила, что мне бы не хотелось, чтобы мои дети были в шоу-бизнесе. Марфа работает в кадре, в этом нет абсолютно никакого моего усилия, но я восхищаюсь тем, как она с этим справляется. У нее вообще ноль тщеславия, у нее нет абсолютно никакой жажды славы или денег. Она понимает, что это работа, она понимает, что она за это заработает какие-то деньги, поэтому она трудится.

Но при этом, когда дети идут по улице и говорят ей, какая она клевая, как она им нравится — она к этому относится очень спокойно и без кривляния «вот это не надо», но с благодарностью, в то же время она не присваивает это себе: «Я такая крутая, меня все любят». Мне кажется, что мы все стараемся быть адекватными людьми и находиться с детьми в адекватных отношениях, в такой коммуникации здоровой, в которой все обсуждается, все возможно, но давайте об этом поговорим. 

— Это очень важно, я много думала про важность этого разговора с детьми. Страшно, когда свои дети дорастут уже до возраста и Луки, и Марфы, как это все происходит, как это реализовать, и как правильно разговаривать?

— Не надо ждать, когда они дорастут до возраста Луки, надо начинать уже сейчас, когда они лежат поперек лавки. 

— Это понятно. Я, скорее, готовлюсь к каким-то взрослым серьезным темам. Понятно, что мы про многое с детьми говорим. Про ту же тему жизни и смерти мы с Наташей обсуждаем с двух лет, и никуда от этого не деться. Просто, скорее, про то, что чем старше ребенок становится, тем у него более серьезные вопросы, на которые ты не всегда можешь ответить. Поэтому я жду и думаю, найдутся ли в такие моменты правильные слова. Пока они маленькие, с этим проще. 

Таня, спасибо тебе огромное! Я вам желаю здоровья, и чтобы у вас дальше в вашем прекрасном доме была такая же замечательная насыщенная жизнь. 

— Всем хорошего вечера! Будьте здоровы все! Спасибо большое!

— Всего доброго. До свидания. Христос Воскресе!

— Воистину Воскресе!