Мне повезло. Комнату для жилья нашел быстро. Квартирной хозяйкой было поставлено условие: жить я буду бесплатно, но за это обязан на свои средства кормить кота. Размышлял я недолго и вскоре перебрался в дом Валентины Ивановны. Маленькая сухонькая старушка с седыми кудряшками была из породы «кошатниц-ортодоксов». Она любила животных больше, чем людей. Утверждала, что человек, оскорбивший кошку, после своей смерти попадает в ад. При этом Валентина Ивановна искренне верила в то, что она православная христианка. Любила старушка при случае отправить кого-нибудь в словесные инфернальные глубины за неуважительное отношение к усатым-полосатым.
Хозяйка встретила меня на пороге дома с Тихоном на руках.
— Посмотрите, — сказала она, осторожно меня разглядывая. – Это мой Тишенька. Видите, какой у него подпушник богатый? А шерсть? Кормите его как самого себя. Заботьтесь. На улицу он выходит сам через дырку в двери или через форточку вашей комнаты.
— Тишка, хороший, — фальшиво улыбнулся я и погладил полосатого зверя. – Можете быть спокойной. Он у меня как сыр в масле кататься будет.
Начались студенческие будни. Валентина Ивановна вставала рано, кормила бездомных котов на люке теплотрассы, потом уходила в церковь или к своим знакомым. Семьи у нее не было. Всю нерастраченную любовь она изливала на тех, кого «нельзя оскорблять под страхом наказания адом». Иногда мне казалось, что старушка сама когда-то была кошкой – до такой степени она была привязана к этим созданиям.
Мы не ссорились. Я относился к домашним животным без особого пиетета: ну, живет в доме кот – ладно! Пусть хоть мышей ловит. Валентина Ивановна, однако, смотрела на это иначе. Для ловли мышей предназначен человек и мышеловка, но не кот, тем более ее Тихон Великолепный. Скажу по совести, Тишка меня немного раздражал своей избалованностью и разборчивостью в еде. Я изводил на него половину стипендии. Однако ему было мало моей еды, и он, бывало, просыпался ночью и надрывно выл, как бы жалуясь на меня Валентине Ивановне. Этот мошенник держал меня в страхе и шантажировал по любому поводу. Воротил нос от мясных котлет, дешевой рыбы, куриных костей. Большего я ему предложить не мог. Что ел сам, тем и кормил Тихона.
Иногда старушка беспокойно входила ко мне в комнату, держа на руках своего питомца, и, вскидывая в гневном недоумении брови, обращалась ко мне с придыханием:
— Андрей, я взяла вас в дом с условием, что вы будете следить за моим Тихоней, а что я вижу? Кричит по ночам от голода. Подпушник пропал. И шерсть не та уже. Вы что, не любите кошек?
Ответить ей правду означало тут же оказаться с вещами на улице. И не важно, что стояли Крещенские морозы. Кто обижает кота, тот должен страдать уже в этой жизни. И наказание тому еретику – ад! Пусть в виде морозов. Сковорода с чертями уготована позже – в довесок к аду земному.
— Люблю, — отвечал я и снова гладил мошенника. – Откормлю. Не узнаете.
Весной я завалил сессию и лишился стипендии. Редкие подработки ночным сторожем и санитаром в психбольнице давали мне возможность держаться на плаву, однако мой рацион питания не стал богаче. Я перешел на «Геркулес».
И тут произошло необъяснимое чудо. Тихон Благородный накинулся на кашу и ел ее утром и вечером, без преувеличения, с каким-то остервенелым азартом. К лету он растолстел. Обленился. Стал похож не на грациозного кота, а на беременную беспокойную кошку. Потому что постоянно ходил за мной и клянчил кашу. Мне это было на руку. Валентина Ивановна не уставала меня нахваливать. Говорила, что за такие добродетели я попаду непременно в рай. Я не разочаровывал старушку. Соглашался с ней и продолжал кормить обрюзгшего Тихона.
Скоро, впрочем, история разрешилась. Мой рай оказался скоротечным. И ад напрямую зависел от Тихона. Произошло следующее. Однажды Тишка вышел на улицу через форточку, а вернуться попытался через дверь. И застрял в дыре. Половина его благородного тела находилась на улице, а морда и передние лапы были внутри дома. Как водится, капризный Тихон начал вопить. Валентина Ивановна бросилась на помощь и растерялась. Она не знала, что в таких случаях делают. Я попытался ее утешить и предложил втащить кота за передние лапы. Старушка замахала руками. На ее лице отразились физические муки любимца.
— Что вы! Что вы! Он же будет страдать.
Я посмотрел на ее лицо и понял, что страдает больше она, а не откормленный на «Геркулесе» Тихон.
Кот орал. Валентина Ивановна его успокаивала. А меня почему-то разбирал смех.
В конце концов, в ситуацию вмешалось само провидение. Кто-то невидимый нам – уличный прохожий, — возможно, озорной мальчишка, заметив застрявшего в дырке кота, соблазнился моментом и дал пинка по хвостовой части домашнего питомца. Тихон взвыл от боли и кубарем вкатился в прихожую. Я смеялся….нет….я хохотал. Безобразно и дико хохотал. И еще сильнее начал хохотать, когда ко мне повернула искореженное гневом лицо старушка.
Она не могла отдышаться. Набрав в легкие воздух, завопила:
— В ад! В ад! В ад!
В тот же час я собрал вещички и отправился на поиски нового жилья. Благо, на улице было лето.