«Я рядом не сяду — вы не молились!»
Вот однажды мы с младшей дочкой Машей, помолясь и причастившись в Оптиной пустыни, пошли потрапезничать в местную чайную. Ее многие знают. Народу — море, очередь больше, чем к Чаше с причастием. Но нам повезло занять столик.
Сидим наслаждаемся знаменитыми оптинскими рыбными пельменями, глазеем по сторонам. И видим, стоит между занятых такими же счастливчиками столиков очень интересная женщина с подносом. Знаете, такая типичная обитательница околомонастырской округи. Вроде как бы еще и не монахиня и не планирует, но всеми силами пытается показать, что давно уже не простая смертная мирянка. Недомонахиня, в общем. Если вы такую даму увидите, сразу поймете, о чем я.
И спутница с ней. Не такая еще «продвинутая» в нашем православном деле, но от этого не менее типичная.
Явно недавно еще обрела веру и, затаив дыхание, ловит каждое «богодухновенное» слово первой. И держится чуть сзади нее — все должно быть по чину.
Пока я с интересом рассматривала этих двух женщин, поняла, что сесть им, собственно, негде. А за нашим с Машей скромным столиком есть два свободных стула. Не очень, если честно, хотелось, чтобы нас теснили, но я же христианка как-никак.
— Присаживайтесь, — помахала я им, умилившись самой себе. — У нас есть свободные места.
— Не сяду! — жестко парировала та, что «выше по чину», зарубая на корню мой христианский порыв.
Пельмень предательски застрял в горле.
— А… А почему?
— Вы не помолились перед едой!
Пельмень застрял еще прочнее…
— Я помолилась! Про себя! — начала почему-то оправдываться. Я правда помолилась про себя.
— Я вам не верю! — бросила мне женщина и отвернулась.
Я даже пудреницу достала, чтобы убедиться, что со мной все в порядке и никакие рога сквозь мой стильный льняной беретик не выросли. Ну а как еще объяснить, что мне не верят…
А дамы так и остались исповеднически стоять со своим подносом. Честно говоря, было даже забавно.
«Бесы так и будут у тебя на макушке сидеть»
Также в этой чайной нас с дочками однажды просветили, как правильно окунаться в святые источники.
Мы стояли в очереди за едой и как раз обсуждали, не пойти ли нам на источник Пафнутия Боровского.
— Только я не буду с головой окунаться, — сказала Тоня, наша четвертая дочь.
— Сама решай, — ответила я.
— Да вы что?! — раздался сзади возмущенный женский голос. — Окунаться надо обязательно с головой!
Я понимаю, что лучше целиком, но не буду же я принудительно топить ребенка. Пусть и в святой воде.
— Пусть делает, как считает нужным, — сказала я.
— Окунешься без головы, деточка, — обратилась женщина к дочери, поняв, что со мной каши не сваришь, — бесы у тебя из тела выйдут и на сухую макушку переберутся. И будут там сидеть, свесив ножки.
У Тони от такой перспективы глаза испуганно полезли на лоб, и я поспешила отправить ее за стол подальше от этой милой дамы…
А в трапезной Саввино-Сторожевского монастыря я услышала, что прикладываться к мощам можно только натощак.
— Потому что вбирать благодать от святыни нужно в неоскверненный грешной пищей сосуд, — объясняла там одна женщина спутнице.
Не спрашивайте. Сама не поняла, что и как она делает и куда вбирает. Но представила в красках…
«Я перед Причастием даже зубы не чищу!»
Еда и святыни — это вообще бесконечная околоправославная тема.
В той же Оптинской трапезной я однажды слышала, как группа женщин обсуждала «пищевую» подготовку ко Причастию. Хотя, казалось бы, что там можно еще обсудить. У всех давно все от зубов отлетает. А вот поди ж ты…
— Есть нужно перед причастием, а не после, — доказывала товаркам одна из них, покачивая перед лицами вилкой с нанизанной на нее рыбной котлетой.
— Вот представьте, — продолжала она, — причастились вы на голодный желудок, у вас внутри Тело и Кровь Христовы. Сам Христос, значит. А есть-то хочется. Ну вы котлету и съели. И котлета эта прямо на Христа в желудок и упала.
По-христиански это? А если бы до этого поели (есть-то надо когда-то), то ничего сверху не падало бы. И хоть до следующего дня ходи.
И в доказательство опять покачала перед окружающими ее лицами своей вилкой с котлетой. Наверное, это движение производило на всех какой-то особый гипнотический эффект. Потому что даже я задумалась, а правильно ли это, что котлета «упадет прямо на Христа»?
Но на этом их беседа не закончилась. Другая женщина из той компании справедливо возмутилась таким неканоническим поведением и рассказала, что она сама причащается совсем по-другому и единственно правильным способом:
— Желудок должен быть абсолютно пустым! Совершенно! Поэтому я перед Причастием даже зубы не чищу. Чтобы ни одна капля внутрь не попала!
Слава Богу, я ушла на том моменте, когда одна из собеседниц громко сочувствовала батюшке, который принимает на Литургии исповедь у этой благочестивой женщины с нечищенными зубами. Чем закончился спор — не знаю. Надеюсь, не рукоприкладством.
Женщина забеременела тройней
Лет девять назад в трапезной Оптиной (опять же) познакомились мы с очень интересной семьей. Точнее, сначала мой муж познакомился с тем мужем. А я с девчонками в тот момент бродила по монастырю.
У нас тогда было еще три дочки, а у тех людей — три сына. Близнецы или тройняшки, сейчас точно сказать не могу. Ну и нашли на этой почве общий язык папа трех девочек и папа трех мальчиков. А потом и мы, мамы, подошли.
Поулыбались, пошутили друг над другом и разговорились. Так и узнала я их удивительную историю.
Долгое время не было у них детей. Что ни делали: врачи, обследования, процедуры разные — неутешительные диагнозы. Надежда, отчаяние, молитвы. Все, как всегда.
И однажды кто-то сказал им, что нужно поехать в Оптину пустынь, к мощам Амвросия Оптинского. Попросить его о ребенке, акафист почитать. Они этот совет приняли и отправились. Молились, плакали, просили, опять надеялись…
Вернулись домой, и очень скоро выяснилось, что женщина беременна. И не просто, а сразу тройней! Чтобы два раза не вставать, видимо. А в их случае — три.
Выносила, родила благополучно. И при первой же возможности приехали они опять в Оптину. Благодарить.
В тот их «благодарственный» приезд мы с ними и познакомились.
«У вас что, ребенок бесноватый?»
А в другой раз в той же оптинской трапезной я наблюдала очень грустную сцену.
За столиком ели бабушка с внуком. Было видно, что мальчик сильно болен. Сейчас я понимаю, что у него, скорее всего, был аутизм. А тогда я еще не очень разбиралась в диагнозах, но все равно было очевидно, что парень очень необычный.
Вел он себя плохо! С точки зрения среднестатистического ребенка. Шумел (но не так, чтобы уши закладывало), отталкивал бабушку, которая его пыталась накормить, вставал, опять садился. Но другим людям, справедливости ради, не мешал. Только громкими звуками привлекал к себе внимание.
И было видно, как устала бабушка и как ей внутренне больно. Но сквозь эту свою темную усталость она говорила ему:
— Ну пожалуйста, соберись! Сейчас мы поедим и пойдем помолимся.
Но он был на своей волне. И так мне было жалко и его, и эту бабушку. Которая, наверное, привезла внука в Оптину в отчаянии и надежде на помощь Божию… Так и было. Я потом их не раз видела и слышала от других, что врачи ничего сделать не могут и молит бабушка Господа. Из последних сил.
А тогда в трапезную зашла очередная «недомонахиня». Вся в черном, крестах, иконах, молитвословах, с ощущением собственной духовной значимости. И со «свитой» женщин, ловящих каждое ее слово. Прямо как в первой истории.
Очень быстро внимание духовной особы привлек этот мальчик. И началось:
— Скажите ему, — это бабушке, — чтобы вел себя прилично в святом месте!
Бабушка только устало вздохнула.
— Он у вас что? Бесноватый? — продолжала наступать недомонахиня. — Так нужно было жить по-христиански! В грехах каяться!
И «свита» многозначительно кивала головами.
Тут я не выдержала:
— Оставьте их, ребенок болен! — сказала я тихо, чтобы бабушка не слушала.
Но духовная дама как раз стояла рядом со мной, и до нее мои слова долетели.
— Бесноватый! Бесноватый! — наступала она уже на меня.
— Я не знаю, кто здесь бесноватый, но ребенок болен!
В этот момент на меня налетели сопровождающие этой женщины и начали доказывать, что бесноватая здесь еще и я, потому что посмела спорить с «молитвенницей».
И я даже испугалась, что они меня сейчас побьют.
А бабушка взяла внука за руку и ушла… Ушла и я, от греха подальше, оставив группу женщин во главе с авторитетной, с чувством выполненного Божественного долга…
На этом пока остановлю свои зарисовки из жизни трапезных. Хотя можно писать бесконечно. Когда-нибудь обязательно продолжу.