Возвращение старых долгов
Многие историки соглашаются с тем, что удачнее всего сложилась судьба русских докторов, которые выбрали в качестве новой Родины Болгарию. В братской стране, колыбели славянской культуры с населением порядка 7 млн жителей в 1920-х годах насчитывалось не более 800 врачей. Как вспоминает участник тех событий Борис Александровский, большинство врачебных участков в селах были вакантными. Именно туда и направили без малого 100 русских врачей – примерно половину прибывших из неспокойной России.
Во многом благодаря русским эмигрантам в Софийском университете в 1918 году появился первый в Болгарии медицинский факультет (до этого, чтобы получить соответствующее образование, болгарам приходилось ездить в Германию, Австрию, Францию, Бельгию, Швейцарию, Италию и Россию). Около десятка кафедр занимали русские профессора: патологической анатомии, физиологии, бактериологии, акушерства, нейрологии, психиатрии.
Однако с появлением профильного вуза возникла прослойка молодых медиков, недовольных конкуренцией со стороны русских. Они пытались лоббировать запрет на занятие профессиональной деятельностью для приезжих, но против выступила общественность, которая, с одной стороны, еще не забыла помощь братского народа в Русско-турецкой войне, а, с другой успела полюбить русских врачевателей за их профессионализм, преданность делу и бескорыстие.
В 1929 году Народное собрание Болгарии приняло закон, даровавший персонально поименованным в нем 144 русским врачам пожизненное право врачебной практики. А недовольным таким решением соотечественникам предложили прогуляться в Докторский парк в Софии и освежить память: в центре парка установлен памятник русским медицинским чинам, павшим в освободительную для болгарского народа Русско-турецкую войну 1877-1878 годов. Здесь увековечены имена погибших врачей, фельдшеров, сестер и санитаров.
Докторский памятник в Софии
Благодаря этой законодательной новелле материальное положение врачей-беженцев улучшилось. Те, кто не имел службы, теперь смогли заняться частной практикой. Так, доктор медицины Всеволод Тылинский, который жил в Болгарии с января 1921 года, первоначально получил место врача в больнице в городе Фердинанде. А летом 1924-го на его место назначили болгарского врача, а его самого перевели в город Кула, как писал его сын, тоже доктор, Олег Тылинский, «на самом конце болгарской географии». Воспользовавшись законом 1929 года, Тылинский-старший оставил службу и открыл в Фердинанде клинику на 15 коек. Больница существовала с 1929 до 1942 года и была закрыта в связи с возникшими во время Второй мировой войны затруднениями по снабжению лекарствами и питанием.
Луч света
Благополучно сложились судьбы и 350 медиков, нашедших приют в Югославии. А Германия, конкретно Берлин, и вовсе стал крупным медицинским центром отечественной эмиграции. Здесь было организовано одно из первых медицинских обществ за пределами границ Советского государства. Из членов этого общества образовалась редакционная коллегия журнала «Врачебное обозрение» (1921–1928 гг.) – в то время основного периодического медицинского издания за рубежом.
«Врачебное обозрение» было ориентировано не только на врачей-беженцев, но и на врачей Советского Союза, — пишет наш современник, историк медицины Российской империи и СССР, российского медицинского зарубежья Константин Васильев. — Он начал выходить в тот период, когда в стране еще не было восстановлено издание медицинских журналов, нарушенное войнами – первой мировой и гражданской – и последующей за тем разрухой. Советские врачи, не получавшие на протяжении нескольких лет информации о последних успехах в медицине, остро нуждались в таком журнале».
За границами СССР, именно в Берлине, в 1920-х годах было издано больше всего книг медицинского содержания на русском языке, прежде всего учебные пособия. Кроме того, были сделаны многочисленные переводы руководств немецких медиков. Это касалось как книг, уже зарекомендовавших себя в Российской империи, но переизданных впоследствии в новой редакции, так и совсем новых, до того недоступных на русском языке.
Призывная комиссия во время Первой мировой войны
Чужого не трожь…
Иначе обстояли дела в Чехословакии. Чешские врачебные синдикаты крепко держались за запрещение врачебной работы врачам-иностранцам. Русским они не делали исключения. И только в областях Прикарпатской Руси (ныне — Западной Украины), которую чешские правящие круги никогда всерьез не считали чешской землей, русским было разрешено занимать должности сельских участковых врачей.
Еще хуже пришлось тем русским докторам, кого судьба забросила во Францию – страну, которая сегодня так лояльна к приезжим. По данным эмигрантского Общества русских врачей имени И.И. Мечникова, за первые 20 послереволюционных лет через Париж прошли в общей сложности свыше 400 врачей, ставших членами этого общества.
Французские законы запрещали заниматься врачебной профессией всем, кто не имел диплома этой страны. За соблюдением ограничений зорко следили врачебные синдикаты, объединенные во всефранцузский союз врачей.
«Но появление на французской земле сотни тысяч русских эмигрантов, среди которых оказались 400 врачей, было фактом, от которого нельзя было отмахнуться, — писал в своей книге «Из пережитого в чужих краях. Воспоминания и думы бывшего эмигранта» Борис Александровский. — К тому же бесправный, полунищий и часто безработный русский эмигрант — это, с точки зрения французского врача, вообще не пациент. Из него ничего не выжмешь. Да и сам приезжий любой ценой искал врача, говорящего на родном языке и живущего одной с ним жизнью».
Компромисс, казалось, был найден, хотя и не сразу. В результате многолетних переговоров между правлением союза французских врачей и Обществом русских врачей имени И.И. Мечникова было заключено устное соглашение, согласно которому местный синдикат обязался не чинить препятствий русским врачам-эмигрантам и не мешать им лечить население «русского Парижа». Но, боже упаси, если хоть один из них посмел бы выдать рецепт французскому пациенту!
Справочник эмигранта
В 1926–1927 годы жизнь врачей «русского Парижа» стала входить в нормальное русло. Последняя страница парижских эмигрантских газет пестрела врачебными объявлениями, адресами русских стационаров, поликлиник, зубоврачебных кабинетов и лабораторий. Но жизнь вносила свои коррективы: к русским врачам стали обращаться французские пациенты, особенно те, кто нуждался в неотложной помощи и кому «гастербайтер в белом халате» был ближе территориально. Если кому-то становилось известно, что русский врач выписал рецепт французу, то эти сведения передавали сначала в правление синдиката французских врачей, оттуда в префектуру полиции, а затем судебному следователю.
Не исключено, что какие-то визиты французских пациентов к русским докторам носили и чисто провокационный характер. Иначе как объяснить, что судебные преследования наших соотечественников во Франции почти всегда носили массовый характер. Слушалось то дело 56 русских врачей, то 22, то 30 и т.д.
«Дела» эти заключались в том, что русских врачей преследовали за оказание медицинской помощи французским больным — такой помощи, которую не оказать при данных обстоятельствах в каждом отдельном случае было нельзя, — вспоминает Борис Александровский. — А преследовали потому, что с точки зрения неписаных законов, регулирующих практическую врачебную деятельность во всех странах капиталистического мира, больной человек есть прежде всего «клиент», а потом уже «больной». И если кто-то другой, а не данный французский confrere (собрат по профессии) остановил у него кровотечение, угрожавшее его жизни, или вывел его из состояния тяжелейшего приступа грудной жабы, то доктор, потерявший на этом 20 франков, готов перегрызть горло этому «другому» и посадить его на скамью подсудимых. Такова мораль врачебного мира капиталистических стран».
«Врач любой страны капиталистического мира есть прежде всего коммерсант, — резюмирует Борис Александровский. — Весь вопрос лишь в том, какой он коммерсант: «честный», «не вполне честный» или отъявленный мошенник и спекулянт от медицины. Общность материальных интересов этих торговцев от здравоохранения заставляет их объединяться в мощные врачебные синдикаты, регламентирующие всю практическую деятельность врачей путем издания в интересах синдикатов законов и постановлений, проводимых через законодательные учреждения той или иной страны. Отсюда существующие почти во всех странах мира законы, запрещающие врачам-иностранцам не только занимать врачебные должности или заниматься частной практикой, но даже именоваться врачом. В этот чуждый для русского понимания мир попали полторы или две тысячи русских врачей, по тем или иным причинам очутившиеся за рубежом в первые послереволюционные годы».