О какой «правде» речь? О правде Закона, о заповедях? – Да. Но можно понять и чуть шире: это общее устроение жизни по замыслу Божию. Господь Иисус Христос не только словесно проповедует, но всей Своей жизнью являет образ спасительного пути. Он принимает человеческое естество и оставаясь непричастным греху, берет на себя грех мира, уподобляется людям во всем, в том числе и в образе жизни, но не в порочном, свойственном большинству, а являя Собой пример праведной жизни. Он исполняет правду, раскрывая ветхозаветный Закон в новозаветной полноте, и начиная Свое служение с Крещения, показывает, с чего начинается путь каждого, кто хочет Ему последовать – с очищения покаянием и «рождения свыше» (Ин. 3; 3–7) в Таинстве Крещения. Погружаясь в воды Иорданские, Он не освящается в них, но освящает их Собою, чтобы желающие Ему последовать, погружались в крещальные воды в образ смерти Его, умирая для греховной жизни, и восставали из них для жизни святой в образ Его Воскресения.
Так надлежит, тако бо подобает, т.е. так приличествует. Кому? – Богу?.. Нет, людям. И Он, как Человек, прокладывает путь Собою: от начала до конца проходит путем, которым необходимо пройти нам, чтобы стать в Нем усыновленными Отцу Небесному – путем заповедей.
Но Правда Божия – не правда человеческая, не земная справедливость. По справедливости, так от человека мокрого бы места не осталось после грехопадения. А по Правде Божией иначе: «…так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную. Ибо не послал Бог Сына Своего в мир, чтобы судить мир, но чтобы мир спасен был чрез Него» (Ин. 3; 16–17).
Правда Божия – это правда Креста, правда крестной любви. Не случайно в русском православном сознании погружение, которое совершал Иоанн Креститель (обряд очищения обращавшихся в иудейство язычников, через который он, по благословению Божию (Ин. 1; 33), в знак покаяния призывал пройти своих единоверцев), как и соответствующее христианское Таинство, называются словом однокоренным со словом «крест». Это характерно именно для церковно-славянского и русского языков. В других языках крещение обозначается словами, или происходящими от древнегреческого βαπτίζω<ваптизо> – буквально: погружаю – или являющимися переводами этого слова: например, немецкое taufen – крестить происходит от tauchen – нырять, опускать в воду.В русском языке таинство рождения в жизнь вечную обозначается словом, устанавливающим связь как с Крестом Христовым, так и с крестом, который каждый христианин несет по жизни.
Что еще важно отметить, Спаситель говорит, что «так надлежит нам исполнить всякую правду». Не в том смысле, что у каждого своя правда, а в том, что Правда Божия, явившая себя и в Законе и в Благодати, проявляется и в добрых обычаях, нравственных нормах, которые достойны уважения (что вовсе не предполагает признания любых сложившихся обычаев и привычных моделей поведения).
Правда, справедливость – по-гречески δικαιοσύνη <дикэосини>, что также переводится как законность, правосудие. Происходит оно от δίκη<дики>, первоначально обозначавшее обычай, затем право, справедливость, правосудие, а также судопроизводство, процесс, тяжбу, суд, решение суда, наказание, удовлетворение.
Термином δίκηв античности называлось определение соответствующих прав и обязанностей, границ человеческой деятельности, во избежание нарушений Божественного мирового порядка. Плата положенная работнику, наказание положенное разбойнику, обязанности детей по отношению к родителям – всякое справедливое воздаяние, освященное обычаем и божественным авторитетом обнималось этим понятием. Аристотель говорит, что δίκη– это «суд над правым и неправым». Не только установление справедливых отношений, но и восстановление попранной справедливости – вот сущность античного понимания правды. Расплата справедливая основана не на уравнивании, а на установлении пропорции соответственно достоинству и заслугам.
Что же касается термина δικαιοσύνη, его значение лучше передает слово «справедливость» или «правосудность». «Правосудность не часть добродетели, – говорит Аристотель, – а добродетель в целом, а противоположное не часть порочности, но порочность в целом».
Как мы видим, философская справедливость, имеющая отношение к государственной и частной жизни, имеет в виду больше юридическую, а не нравственную область. Если быть последовательным в проведении принципа справедливого воздаяния соразмерно достоинству каждого, то не только прав других лиц нельзя умалять ради своей корысти, но и своих интересов нельзя ущемлять ради кого бы то ни было. Справедливость несовместима с самоотвержением и милосердием, которые – в основе христианской любви. Но это справедливость земная. Иное дело – Правда Божия.
Свт. Григорий Нисский тоже вслед за Аристотелем считает, что правдой именуется всякий вид добродетели. Поскольку в правде не усматривается ничто порочное, ничто противоречащее какой бы то ни было добродетели, значит, она объемлет всякое добро. Высшей же христианской добродетелью является любовь, которая и определяет сущность правды Божией и праведности христианской.
Чтобы не допустить ложного отождествления правды человеческой (правды субъективной, относительной, справедливости юридической, социальной) и правды Божией (правды абсолютной и объективной, правды, как цельности, безущербности, гармоничности отношений человека с Богом и с самим собой), следует основательно усвоить, что нет правды Божией, когда попирается хоть одна из заповедей, когда пренебрегается хоть какая добродетель. Жаждущий справедливости должен трезво определиться, какой правды он добивается, чтобы не обольщаться, будто бы слова заповеди, ублажающей правдолюбцев, относятся к нему, если его правдоискательство дышит злобой, тщеславием, осуждением, злословием, презрением, злопамятством и другими порочными страстями.
Проф. С. Зарин пишет, что Правда Божия «является в сущности одним из свойств Божественной воли, определяя цель и способ ее действий по отношению к людям. В этом отношении „воля Божия есть спасение людей“. Воля Божия и хотения этой воли, как ее проявления, служат отпечатком самого Божественного Существа, самой Божественной Природы. Но ни в чем природа Божественной жизни не выражается с такой определенностью, ясностью и полнотой, как в свойстве благости, „любви“. Отсюда „Правда Божия“ имеет ближайшее, непосредственное отношение к Божественной любви, – отношение настолько близкое, существенное, неразрывное, что „Правда Божия“ называется у свв. Отцов „человеколюбием“ (φιλανθρωπία <филанфропия>)».
Волю Божию и ее свойство – Правду – нельзя рассматривать вне контекста любви Божией. Правда Божия, в сущности, – «та же любовь, – пишет С. Зарин, – только проявляющая себя в отношении к каждому из разумно-свободных существ не одинаковым, а различным образом, применительно к индивидуальным особенностям тех личностей, на которых простирается ее воздействие. Следовательно, „спасающая правда“ это – именно благость, бесконечная любовь Божия, но рассматриваемая не сама в себе и по себе, а собственно в конкретных, индивидуальных условиях ее действительного проявления, реального обнаружения, в бесконечно разнообразных способах ее премудрого водительства людей ко спасению».
Проф. Зарин категорически настаивает, что Правду Божию нельзя мыслить как деятельность юридического характера, ибо это – правда любви, а потому ее уместно было бы называть «праведной любовью».
Праведная любовь Божия уважает человеческую свободу воли, не вторгаясь в душу человека, но лишь «стуча в двери» его сердца (Откр. 3; 20). Закон Правды Божией в том, что она сохраняет в неприкосновенности область человеческой свободы и воспринимает все творение в изначальном замысле. Человек же – образ Божий и Правда Божия в том, чтобы этот образ восстановить, чтобы человек следовал своему призванию – свободному уподоблению Богу. Поэтому входит Господь во внутреннюю область духовной жизни личности только в ответ на свободное ответноеобращение человека, принявшего помыслы, всеваемые в его душу Богом. Любовь Божия обращена ко всем, при этом не вторгается в души тех, кто запирается от нее.
Но Правда Божия не просто проходит поверх, как бы равнодушно отстраняясь от не слышащих зова благодати Божией. Отвергающий Бога, отвергает и блага духовные, оказываясь вне богообщения, подпадая праведному суду Божию, который есть не что иное, как обличение свободно избранного богопротивного состояния. Однако важно иметь в виду, что попущение Божие, выражающееся в страданиях, бедствиях, лишениях, болезнях, претерпеваемых грешником, и даже смерти (которые связаны неразрывно с сущностью греха, удаляющего от Подателя всех благ) – не месть Божия и не только следствие удаления от Бога, но в первую очередь средство спасения как самих бедствующих, так и тех, кто призван вразумиться их страданиями. Правда Божия – не столько судящая правда, сколько правда спасающая (δικαιοσύνησωτήριος<дикэосини сотириос>).
Праведное воздаяние за грех – не назначение «меры наказания», а вытекающее из сущности греха следствие, выражающее собою лишь одну грань богоустановленного закона духовной жизни – Правды Божией.
Соответственно этому закону, каждый в себе самом носит вместе с грехом и возмездие, вместе с добродетелью и награду. Прп. Марк Подвижник учит о необходимости хранить в своем сердце, как рай, слово Божие, не слушая пресмыкающегося внутри змия: «Ибо в каждом (человеке) действует слово Божие по мере (его произволения) и сообразно (с его деланием). Кто сколько владеет, столько и овладевается, кто сколько хранит, столько и храним бывает. <…> …Оставив свою правду, и взыскав правды Божией, они (святые – И.П.) постепенно обрели и любовь, в оной по естеству внутрь сокровенную.
И Господь, дав многие заповеди о любви, повелел искать правды Божией, зная, что она матерь любви».
Именно как благость Божия, руководящая ко спасению каждого применительно к его личности, и понимается Его Правда. Прп. Исаак Сирин отвергает обыденное представление о правосудности в применении к Богу: «Не называй Бога правосудным, ибо правосудие Его не познается на твоих делах. Хотя Давид именует Его правосудным и справедливым, но Сын Его открыл нам, что паче Он благ и благостен. <…> Где же правосудие Божие? В том, что мы грешники, а Христос за нас умер?»
Да, Божие правосудие в этом и состоит в первую очередь: «сначала, – как говорит свт. Григорий Палама, – принципом правды низложить диавола, поскольку тот является ее нарушителем». Ради этого Бог становится Человеком, и проходит все Ему, как человеку, положенное по правде. Вернее, положенное всему человечеству, вплоть до смерти, предваряемой чувством богооставленности. Став Человеком, исполнив «всякую правду» как человек, сойдя душою в преисподнюю, Иисус не может быть удерживаем адом, который Его «изблевал» как Иону «морский зверь», а вместе с Ним и всех там томившихся (свт. Иоанн Златоуст утверждает, что не только праведников, но вообще всех – ад разорен и опустошен сошествием в него душою Богочеловека).
Крест несправедлив от начала до конца! Он несправедлив, потому что на нем умирает в чудовищных страданиях Праведник; несправедлив, потому что жертва эта приносится Праведником не за Себя, ибо Он безгрешен, а за обреченных смерти людей, за человечество в лице прародителей добровольно избравшее погибель; несправедлив Крест, потому что жертва эта не только за тех, кто всей душой возлюбил Праведника и добродетель, но и за тех, кто двоится, малодушествует, мечется, предает Его, кается и вновь к Нему припадает – несправедлив Крест, как несправедлива Любовь, на него возводящая. Он не справедлив, он – праведен как праведен Тот, Кто на него взошел и явил миру, что есть Правда Божия.
Крест – средоточие христианской жизни, рождение в которую как нельзя более уместно названо однокоренным словом «крещение». Господь приходит на Иордан к Иоанну, чтобы начать Свой крестный путь: путь просвещения и утешения скорбящих, путь чудесных исцелений и, наконец, «предварительного» воскрешения Лазаря, путь скорбей и крестных мук, завершающийся позорной, по человеческим представлениям, смертью – путь венчающийся Воскресением. Мы, со своей стороны, приступаем ко крещальной купели, чтобы, родившись свыше, начать свой крестный путь, следуя за Христом, указанным Им путем заповедей.