Совершенно русский фотограф
Катя выросла в подмосковном Пушкине. С детства, наравне с дзюдо и лыжами, занималась фотографией, очень увлеклась – в местном кружке был прекрасный учитель. С тех пор предпочитает снимать только на пленку.
Ее дед был родом из старинного города Грязовец, что на Вологодчине, а отец ездил в сложные экспедиции и заразил дочку пожизненной хронической болезнью – любовью к Русскому Северу. Страдающие ею узнают друг друга сразу – по кодовым названиям мест и именам людей.
Екатерина Соловьева
– Кенозерье, Каргополь – отец рассказывал, а меня сами слова завораживали. Я выросла на рассказах о Русском Севере, рядом с иконой из брошенной кенозерской часовни, которую отец привез из экспедиции. Я прочитала всего Белова – это моя Вологодчина! Это настолько мое! С 97-го года я стала сама постоянно ездить на Север. Просто села в поезд – поехала в Вологду, приехала – хожу, смотрю… Дальше села в автобус – поехала в Ферапонтово. Сейчас мне пишут люди: а как вы ездили? Люди, я ездила без всякого интернета! Пошел в библиотеку, изучил все, посмотрел расписание, купил билет – поехал! Если человеку это нужно и важно – он берет сам и едет. Я была таким человеком в 18-19 лет.
В 2001 году родился старший сын Дима. Мужа пригласили работать в институт в Штутгарте. Упускать такой шанс молодому ученому было бы глупо, а в России в плане науки ловить было нечего, и в 2002 году семья переехала в Германию. Там уже родилась дочь Аня.
– Я сразу сказала: «Дорогой, мы никогда не накопим много денег, потому что я буду постоянно ездить в Россию! И возить туда детей!»
Несмотря на то, что семья теперь жила в Европе, поездки на Русский Север были жизненной необходимостью. Она постоянно ездила по своим любимым местам, разбиралась в их прошлом и настоящем, снимала, думала и в 2005 году организовала группу в тогда еще живом и модном ЖЖ.
Из ФБ Екатерины (20 марта):
А-а-а-а-а, я изобрела машину времени – написала пост в ЖЖ. Захар Мухин, спасибо за непередаваемые ощущения :)
Итак, в первые полчаса объявился лесник из Пудожа, который бывал в Корбозере, товарищ из Мурманска, знавший Аркадия, интернет-старпер с тупыми шутками и два коммента-хита:
– А зачем чувак, одетый в ковер, ребенка в болоте топит?
– СПРЯЧЬТЕ ПОД КАТ.Кто сказал, что ЖЖ мертв? :))))
«Чувак, одетый в ковер» – это священник в облачении, который крестит ребенка, одна из самых популярных фотографий, на которой запечатлен отец Аркадий, и Катя знает: тот, про кого это написали, посмеялся бы от души!
Несколько раз в поездках она слышала название Колодозеро – там шла какая-то «движуха», строили храм, многие об этом знали. Но доехать туда получилось только спустя несколько лет, благодаря подруге Веронике, которая сама была супругой священника и сказала: «А поехали?!»
Легенда о батюшке в глуши
– Летом 2009 года мы с ним увиделись – и через полчаса это был мой лучший друг. Он обладал поразительной способностью общаться и огромным даром любви к людям. Я такого не видела ни до, ни после! Безусловно, без вопросов – тебя принимали. Это и есть настоящее христианство.
Восстановленный храм в Колодозере, вообще само Колодозеро как социальный и культурный проект было детищем нескольких молодых горящих москвичей, в первую очередь Михаила Скуридина, Александра Шумских, ну и, конечно, самого Аркадия, который тогда был не отцом, а только учился в семинарии, недавно закончив РГГУ. Когда строили храм Рождества Богородицы, уже было получено согласие епископа на то, чтобы Аркадия рукоположили на служение именно в этом новорожденном храме. Это был проект возрождения Русского Севера.
– Это была потрясающая идея, которая могла возникнуть только в 90-х годах, – говорит Катя, – когда бурлило неофитство, все только начиналось, и все расцветало. Они все были молодые, очень умные и начитанные, настоящие, из одной тусовки – слушали «Гражданскую оборону», дружили с Вадимом Кузьминым («Черным Лукичем»), который потом много раз бывал в Колодозере и давал там концерты, все были влюблены друг в друга и в Россию, в Русский Север, и в жизнь…
Для огромного количества творческих людей Колодозеро с новым приходом стало местом притяжения – туда вереницей тянулись многочисленные друзья и знакомые Аркадия, и просто наслышанные о харизматичном батюшке. Всех он кормил и окормлял, для всех находил слова и силы. Истории о том, как он шел вброд по ледяной воде, чтобы донести бабушке лекарства, добирался до пяти (5) своих приходов – в жару и стужу, то на хлебовозках, то на попутках – стали легендами.
– Он всегда был совершенно свободным внутри и абсолютно свободным внешне – ему было все равно, что о нем подумают и что о нем скажут. Он, по сути, не переставал панковать, и когда стал священником. Отец Аркадий, говорим ему – поменяй штаны, они у тебя драные! А, что, где? – говорит. На моей памяти было такое, что два человека держат его, а другой переодевает! А он огромный, сильный! Такой викинг рыжий! И вообще один из самых красивых людей, которых я знала в жизни. Но вот с личной жизнью у него не сложилось, и, я думаю, не могло сложиться. Он принадлежал всем…
Для всех Колодозеро стало местом силы. И гением этого места был отец Аркадий. И кажется, что людям из его круга, условно говоря, столичной интеллигенции, он и его храм были нужнее, чем местным жителям. Часто отец Аркадий служил Литургию в пустом храме. Но появилась легенда о батюшке, который живет в глуши и к которому можно взять и поехать – любому человеку, в любое время.
Круг земной
Катя много раз писала об отце Аркадии. Она пишет о его общении с местными, проблемы и беды которых он знал наизусть, о том, как он селил у себя сирот и привечал бывших сидельцев. «Всему верил, всего надеялся, все покрывал…» Однажды его постояльцы украли у него очень крупную сумму и ушли. Мальчик, которого он воспитывал, не оправдал надежд. В ее текстах слышится и Белов, и Шмелев, и Распутин. И бесконечная боль и любовь…
Через ее фотографии открывается портал в колодозерский космос. Колодозеро и отец Аркадий – как точка сборки России и себя.
– Я бросала все и ехала туда. Мне говорили: «Чего ты туда едешь, ты уже там сто раз была!» Я отвечала, мол, вы родителей своих навещаете? У меня была потребность общаться с Аркадием – мне хотелось рассказать ему про то и это, выпить чаю, потрындеть, фильм посмотреть. Я жила с теплотой внутри, потому что знала, что на краю земли, в своем доме, со своими котами, гусями, жуткими кашами, которые он разводил для них, в этом неустройстве живет Аркадий, к которому я могу приехать в любое время и рассказать абсолютно все! И из этого ощущения и родилось Колодозеро. Оно мое! Что я увидела – то и показала. И потом поняла, что побывала в Колодозере во все времена года. Вот он – круг земной! Так называется цикл исландских саг, я в свое время ими зачитывалась, а Аркадий похож на викинга, поэтому и этот цикл назвала «Круг земной». Круг. Коло. Зеро. Тут много всего спрятано.
Фрагменты вечности
Во время многочисленных поездок в гости к священнику Аркадию Шлыкову Катя сделала лучшие свои фотографии, которые оказались очень популярны, в частности у немцев.
– Я никогда не просчитываю кадр. Есть фотографы, которые, пока не докажут что-то, пока не сложат какие-то углы, не нажмут на кнопку. Один фотограф как-то рассказывал, как ходит на одну точку несколько месяцев, как на дежурство, смотрит, куда какой луч упадет. Он классный фотограф, но мне так скучно стало! Я не умею так. Я что чувствую, то и снимаю…
Вот фотография, например, где корова в камышах. Даже не пытайся ее снять – говорят мне. Я балансирую на краю пирса, нажимаю на спуск. И забыла про этот кадр. Потом проявила – опа! Получилось!
Фотографии, выхватившие фрагменты вечности, сложились в цикл. Так появилась идея книги. А дальше все шло само. Кате дали контакты Кости Еременко (не погуглила), с которым она списалась и отправила фото и тексты. Через две недели получила готовый макет книги, который до печати почти не менялся, и узнала, что Костя – крутейший дизайнер, известный всему книжному миру, макет у которого стоит от полумиллиона рублей, а для Кати он сделал его бесплатно – потому что, как написал, «его очень тронула история Колодозера и отца Аркадия». Промысл?
Потом за издание книги взялся Мартин Шильт, голландский издатель, который много работает с русскими фотографами и издаться у которого очень трудно. Он издал книгу. Книга вышла 8 февраля 2018 года.
А спустя несколько дней отца Аркадия не стало.
– Его уход, который совпал с выходом книжки – был полной катастрофой. Он умер 12 февраля, его нашли 15-го. А книга вышла 8-го. И презентация стала вечером памяти…
В последнее время я понимала, что он в депрессии, и я сильно жалею, что меня не было там на Рождество… В 2017 году я приезжала из Гамбурга 5 раз, потому что было понятно, что все куда-то летит… Еще в 2009 году погиб в автокатастрофе Миша Скуридин, человек, без которого не было бы Колодозера, и это Аркадия сильно подкосило. На фотографии, где он сидит на крылечке, уже сквозит безысходность. Хотя за минуту до этого он смеялся… Он по сути был очень одинок. У него было много друзей, которые ехали к нему со всего мира, но потом они уезжали, и он оставался один в своем огромном доме. С одной стороны, он был всем открыт, а с другой – он очень мало о себе рассказывал. За три года до смерти он осознал, что я пишу про него систематически. Я записывала. Летом 17-го, когда жить ему оставалось сильно меньше года, он сел и за 40 минут разложил мне свою жизнь по полочкам – а я не включила диктофон.
Осталась книга, которую издатель стал распространять через свою дистрибьюторскую сеть – и оказалось, что история русского священника из дикой глуши трогает людей со всего мира. Книги разлетаются как горячие пирожки. Успешно проходят презентации и выставки. Кате пишут из Китая и Америки. На выставках всегда людно, и люди на разных языках задают вопросы о странном хипповатом батюшке из холодной русской деревни на берегу озера со странным названием.
– Первый вопрос: это Сибирь? Второе – это как Тарковский? Черно-белая Русь ведь! Третье: а там электричество есть? Успокойтесь, говорю я, там и вай-фай есть! А отец Аркадий – гражданин Евросоюза, как и вы, у него паспорт эстонский.
Последняя фотография о. Аркадия
Из ФБ Екатерины (12 апреля):
А между тем, эта глючная книжка про Гагарина была последней, что мы листали вместе с о. Аркадием. Листали и ржали. Он говорил, что не видел еще такого бреда. Октябрь 2017-го, последний раз, когда я фотографировала Аркадия живым.
Русская хтонь
Русский Север – не только красота и полет, деревянные церкви, туманы и просторы, в которые так легко влюбиться летом. Это еще и мертвые деревни (местные говорят «порушенные»), длинные зимы, непростой народ – «чудь начудила да меря намеряла». И, как следствие, «не смотри, что я пью с утра, это йога наших широт». Алкоголь. Одно дело – радостно колесить по Северу летом, другое – поселиться где-нибудь в деревне. Туризм и эмиграция – разные вещи. У прекрасной мечты под названием Колодозеро, которую воплощали в жизнь молодые идеалисты, оказалась оборотная сторона. Неустроенность. Одиночество. Выгорание. Обогреть собой улицу оказалось сложно.
– Я начинала восторженной дурочкой, которая ехала за сказочкой – ой, рыжий священник, классный такой, в глуши служит, все поднимает. Были надежды, был крест, который они взвалили на себя тогда, 20-летними, вот это служение – построить церковь, все это поднять… Все это очень сложно оказалось. Русский Север это все сожрал. Наша русская тягучая хтонь все это съела. Аркадий сколько мог – шел. А потом устал. Храм сейчас стоит закрытый. При Аркадии он всегда был открыт, а когда следить стало некому, туда стали забредать собаки, дети заходили и жгли свечи. Пришлось закрыть. Благочинный сказал: Катюха, попов нет на Севере! Никто сюда не поедет.
Прошло еще слишком мало времени со дня смерти Аркадия – немногим больше года. И Катя и другие его друзья не могут говорить об этом спокойно – они как будто обижаются на Русский Север. Но та общность, которую он создал – прочнее смерти.
Его и при жизни знало огромное количество людей, потому что он обладал невероятным даром любви, совершенной бескорыстностью. Но после смерти он связал людей еще больше.
Отец Аркадий соединяет людей в огромный круг. Колодозеро. Круг земной. Круг вечный.
Выставка, на которой можно увидеть работы Екатерины Соловьевой, проходит в домовом храме святой вмц. Татианы при Московском университете, Большая Никитская, 1 – до 22 апреля.
