В конце этого текста будет описано, чем и как конкретно можно помочь жертвам наводнения в Крымске. Поэтому тот, кого сразу интересует дело – может перелистнуть вниз.
Другой сценарий
Меня упрекнули, что я пиcал о Крымске слишком мягко. Что обходил острые темы: слили или нет водохранилище, в каких единицах измеряются жертвы – в сотнях или все-таки в тысячах… Я не буду писать о том, чего не знаю – за три дня в этом было невозможно разобраться.
Я не знаю, можно ли было предотвратить наводнение. Можно ли предотвратить стихию природы? Скорее, нет. Это случается время от времени везде, со всеми, по-разному. Тогда дождь был, действительно, сильный, а город находится в котловане. Обилие воды, похоже, закономерно.
Стихию предотвратить невозможно. Но можно минимизировать ее разрушительные последствия. А вот этого сделано не было.
Русло реки Адагум, которая принесла воду через Нижнюю Баканку в Крымск, представляет из себя извилистую канаву, поросшую густым лесом. Это особенно хорошо наблюдать в Баканской. Деревья растут прямо из воды – деревья и кусты. Кроме того, русло не выпрямлено. Поток воды усиливается – и река выходит из берегов. Не может не выходить.
Лес, растущий из реки – это значит только одно. Русло не чистили. И многие местные, слово в слово, повторяют друг за другом: я не помню, чтобы при мне чистили русло. То есть из наводнения десятилетней давности, в результате которого тоже были человеческие жертвы, никто выводов не сделал.
Косвенным доказательством того, что рекой никто не занимался, служит разрушенный в 2002-м пешеходный мост в Баканке. Его восстанавливают волонтеры только сейчас, спустя десять лет.
Баканка. Пешеходный мост. Восстанавливается волонтерами после наводнения еще десятилетней давности
Можно ли было что-нибудь сделать? Можно. Помните эпизод из второй серии «Терминатора», где киборги преследуют друг друга по многомильному бетонному желобу? Это снято, кажется, в Сан-Франциско (поправьте меня). Но не на Кубани, точно.
Бетонный канал принимает в себя воды с гор и выводит их мимо — или сквозь — город в море. Канал поддерживается в идеальной чистоте, для того, чтобы вода проходила по нему беспрепятственно и максимально быстро – что снижает вероятность или интенсивность подъема уровня вод.
Это – или что-то другое — было сделано в крымском районе после наводнения 2002 года? Нет. Кто-то за это отвечает? Должен.
Забота
Мы ночуем на море, в Дюрсо, в частной гостинице – моему спутнику семья запретила ночевать где-либо в районе Крымска: московские слухи об эпидемии и мародерах заставили родственников выдвинуть требования, и мы благодарно эти требования исполняем.
Пьем чачу, которую наливает гостеприимный хозяин, офицер запаса, впечатленный нашей гуманитарной миссией. Матерится, как и положено военнослужащему: «Где система оповещения?!» У него на одном из балконов висит старый церковный колокол. «Если что, буду звонить, будить народ. Потоп, пожар, что угодно…»
Баканка
В моем храме проводку делает энергетик, профессионал с высшей степенью технологического допуска. Слушает мой рассказ про Крымск, качает головой: «Свет выключили заранее? За сколько часов? Газ тоже? Все понятно…»
Специалисту понятно, что «кто-то» знал о том, что «что-то» будет. Знал заранее.
Почему об этом не узнал 171 – даже если он был бы один! — погибший крымчанин? Кто-то за это должен ответить? Должен.
Ответственность
Кто ответит? Предполагаю, что в ближайшее время мы станем свидетелями показательной порки стрелочников – процесса над местной крымской администрацией: микроавтобус Следственного Комитета бодро мчался по трассе Новороссийск-Краснодар, пугая сиреной попутный транспорт.
Баканка
То, что будут судить стрелочников, не идеально, но тоже неплохо. Стрелочников, конечно, жалко. Но с другой стороны…
Пусть каждый глава района и мэр маленького города знают, что они уязвимы. Что, раз попавши во властную систему, они отнюдь не приобретают иммунитета. Что их патроны с легкостью сдают их на расправу московским и местным «следакам», что нет солидарной ответственности в «вертикали власти». Что каждый из них может вдруг и легко ответить за безответственность всей системы в целом.
И тогда система, пренебрегающая людьми, останется без глав районов и мэров маленьких городов – потому что никто больше не захочет отвечать своими собственными годами в исправительно-трудовой колонии за то, что наверху не интересуются безопасностью подведомственных им граждан. Или научатся говорить наверх «нет», заботиться о людях и вытребовать сверху финансирование этой безопасности.
И если не первое и не второе, то местная власть будет полниться недалекими и безразличными к людям чинушами. И тогда их не жалко – пусть время от времени садятся, сами себе выбрали суд.
Критерии
В церковном штабе нам дают перечень адресов и загружают джип мешками с расфасованной гуманитарной помощью: мешок с продуктами, мешок с гигиеническими и хозяйственными принадлежностями, отдельно одеяла, воду и памперсы. Мы едем в одну из самых разрушенных частей города, в низину, которая первая встретила поток.
У нас с собой драгоценная ксерокопия карты Крымска, пытаемся разобраться в плане. Неожиданно схема уводит нас от реки и поднимает в гору. Город как на ладони, нужный адрес — последний на улице, на самом верху. Тревожит смутный и неприятный вопрос – после смытых саманов Нижней Баканки – что мы здесь делаем?
Волонтерам, развозящим помощь, даны полномочия принимать решения на месте. Необходимо вникать в ситуацию, проверять адекватность заявок реальным потребностям. Можно выдать и больше, чем просят, можно не выдать.
В конце улицы, в тупичке на горе не можем разъехаться с встречным микроавтобусом. Уступаем, выходим размяться, пока машина пытается развернуться. Из крепкого каменного дома появляется приличного вида мужик, с любопытством рассматривает московские номера. Пользуясь случаем, уточняем у него адреса.
— А вас тоже затопило?
— Нас? Да не сказать, что особо. Вот у меня палатки на рынке затопило – это да…
Находим дом из заявки, стучимся, представляемся. Приглашают пройти.
— Вас тоже затопило? – вежливо, но уже с недоверием опять спрашиваю я.
— Ой, да! Смотрите, сарайчик в каком виде?! И клумбу всю смыло. Мы в зоне затопления, не сомневайтесь. У нас комиссия была, и все справки есть. Показать?
Дом на высоком фундаменте, все чисто и сухо. Клумба? Сарайчик? В паре кварталов отсюда, ниже к реке, настоящий ад, который неделю разгребают армия и МЧС…
Смотрим на них. «Жигули» пятерка, чумазые дети, мал мала меньше. Переглядываемся – и выдаем все, что просили. Я вынимаю мешки из машины. В «Жигулях» как сидел, так и продолжает сидеть молодой коренастый хозяин. Оставляю мешки у джипа, иду к нему, борясь по пути с раздражением:
— Молодой человек? Может, поможете?
Он выходит из «Жигулей»:
— Да, конечно. Оставляйте, я отнесу. Спасибо. Большое спасибо.
Соседи тоже в заявке. Встречают. Показывают. Во дворе три машины. Вода текла с гор — затоплены еще одна клумба и вольер для собак.
Выдаем.
Кто взвесит меру человеческого горя?
Местные
Разговорились в Баканке с призывником-МЧСовцем. У них перекур: собрали с окрестных дворов несколько огромных куч ила, остатков мебели, принесенные потоком сломанные деревья – и ждут КАМАЗ, чтобы грузить.
— Знаете, что в основном убираем? То дерьмо, которое у них руки не доходили вынести все это время на свалку, – и он кивает головой на поселок вокруг.
Несмотря на активную работу МЧС по состоянию на 20.07, мусор вывозится и на частном транспорте
Лес, растущий из русла реки Адагум – не единственное препятствие для воды. А еще – мусор. Мусор, которые местные жители выбрасывали в реку и на берег, традиционно, в течение многих и многих лет.
И еще вопрос местным. Вы видели – видели или нет? – что после потопа 2002 года не было сделано ничего для того, чтобы минимизировать потери от нового наводнения? Видели?
Так почему ничего не сделали? Почему не заставили местные власти сделать хоть что-то? Почему не кричали, не били в набат? Почему покорно и молча дожидались момента, когда вода с гор смоет ваших детей?
Дождались.
«Нам здесь жить», — я уже писал об этом рефрене, который обреченно повторяют местные жители в ответ на вопрос, почему вы не предприняли хоть что-то, чтобы власть обеспечила безопасность? Это «нам здесь еще жить» впервые я прочитал в репортажах из Кущевки, как утверждение о том, что ничего не изменится, несмотря на толпы московских полицейских. «Вы-то уедете домой – а нам-то еще здесь жить?» И вот теперь – Крымск.
Ну и живите.
Сколько?
Уже вернувшись в Москву, по радио услышал интервью какого-то официального лица, где тот упомянул число жертв наводнения: что-то около ста пятидесяти человек. То ли чиновник оговорился, то ли они там воскресать стали в Крымске…
Чем ниже к реке, тем унылее вид. Хоть и стоит жара под плюс тридцать пять, но в низине сырость, а под вечер она ощущается все сильнее. Наверху, в высокой части Крымска вечером ходишь в футболке, здесь нужна куртка – промозгло.
Находим нужный дом, ворота открыты, заходим: глинобитный саман и деревянная пристройка. Строения такие низкие, что полы почти в один уровень с землей. Спрашиваем по имени-отчеству женщину из списка, которая подала заявку на помощь.
Баканка. Запасы продуктов местные жители хранят в подвалах. Все они непригодны к употреблению
Выходят сразу несколько человек, молча. Впереди пожилой низкорослый мужик в гимнастерке, с красными глазами. Не выпил ли? Нет.
— Деточки…она у меня умерла.
Во двор заезжает «Газель» с рекламой мебели на борту. Мужчины разгружают крышку, табуретки и гроб.
— …Она и так была инвалид, лежачая уже. А нас так затопило, под потолок. Пока вытаскивали ее, через окно… В общем, она не выдержала, не пережила…
Его жена умерла в результате инсульта, инсульт вызван стрессом от обстоятельств наводнения, рассказывает дочь. Но она не в официальном списке ста семидесяти одной жертвы, и никогда в него включена не будет.
Сколько таких еще?
Информированность
По городу циркулируют чудовищные слухи. Слухи вчерашнего дня уходят за неактуальностью, их сменяют новые, не менее ужасающие. Местные с легкостью, как будто речь идет о погоде, о чем-то само собой очевидном, бросают на ходу про три, четыре, шесть тысяч жертв.
Пытаюсь фотографировать живописно разбросанные палатки в военном лагере, подходит голый до пояса человек в армейских штанах и просит не снимать личный состав. Молодняк в хаки уважительно спрашивает на что-то его разрешение, и выясняется, что он офицер, старший здесь. Ему интересно, что мы, москвичи, делаем в Крымске. Рассказываем, и он задает нам все тот же вопрос, как будто нам из Москвы виднее, чем ему, офицеру, здесь на месте: сколько?
— Правда ведь больше, чем объявляют? – и снова звучит какая-то непостижимая цифра.
Меня это удивляло все время. Наверное, слухи — это неизбежная часть катастрофы, как реакция человека на ужас перед бесконтрольной стихией. Но при этом было у меня ощущение, что люди здесь погружены в информационный вакуум, а убаюкивающая тональность официальных СМИ только подогревает предположения, которые нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть.
Объяснить, обнадежить, успокоить – как отдельную, особой важности задачу должна поставить, мне кажется, власть там, где люди пережили страшное. Но не сладкими сказками, а, желательно, правдой: да, не всем еще помогли, но поможем обязательно; да, далеко еще не все сделали, но постараемся сделать все, что возможно…
Когда человек, который еще не получил даже первого минимального пособия, слушает в новостях, как чиновник рапортует о том, что пособия получили уже все – это не помогает, а, наоборот, озлобляет.
Система оперативного, исчерпывающего и правдивого информирования населения в чрезвычайных ситуациях не менее важна, чем восстановление мостов, домов и выплата компенсаций.
Волонтеры
Волонтеры, которые побросали свои дела и на собственные деньги едут помогать людям – свет, надежда и будущее России. Часто говорят, что мы страдаем от разобщенности? Вот пример общности. Страдаем от равнодушия? Вот пример сопричастности. Говорят, что жертвенность в дефиците? Вот пример самопожертвования.
Их априори упрекают, мол, едут «тусить» на свежий горный воздух. Наверное, кто-то из них, действительно идет за приключениями. Но иллюзии проходят после разгрузки пары фур в течение одного дня. «Мои парни под вечер просто падают», — говорит координатор лагеря волонтеров в Баканке.
Крымск. Церковный штаб помощи. Волонтеры на кухне
Волонтерство – столь же правильная, сколько и редкая вещь. Кому-то кажется, что в Крымске волонтеров слишком много. Но это не так. Если соотнести число неравнодушных с населением страны – или даже с населением Крымска, — станет понятно, что число помогающих статистически ничтожно.
И тем ценнее их дело, что их мало. Если помечтать, то можно представить, как губернатор Краснодарского края учреждает медаль – пусть не медаль, а памятный знак – для всех тех, кто хотя бы один свой день отдал на помощь людям. А на значке том всего одно слово: «Спасибо».
Волонтеры эти, несмотря на легкий матерок, наколки, пирсинг и йогу по утрам – они церковная паства. Это люди, которые дошли до внутренней необходимости помогать ближнему своим умом, своим сердцем, своим – пусть небольшим еще – но опытом жизни. Внутренняя необходимость отдавать себя, тем более выраженная делом, а не законсервированная в правильной риторике – это ли не Христово?
Церковным людям трудно видеть в других волонтерах своих. А еще труднее показать им, что их уважают и ценят — особенно на том языке, который им будет понятен… Если губернатор не раскошелится на медаль, то можно было бы выдавать почетный знак и от Церкви. С девизом «За дело Христово». И здесь не может быть противоречия: какими бы ни были убеждения человека, какой бы ни была его прочая жизнь – то, что волонтеры сделали и продолжают делать в Крымске и Баканке – это дело, к которому людей призывал Бог.
Церковь и деньги
Наши друзья собрали в Москве и на моем приходе деньги для того, чтобы мы могли или что-то купить дополнительно к той гуманитарной помощи, которую везли с собой, или просто раздать нуждающимся. Это задание было выполнено. Когда мы развозили помощь по Крымску от церковного штаба, мы беседовали с людьми, вникали в ситуации и по необходимости давали деньги, оставляя сумму помощи на свое усмотрение. Особенно старались помочь семьям, где есть дети.
Баканка. Близнецы
В Баканке мы специально пошли по поселку вместе с ответственным представителем лагеря волонтеров, вооруженным списком особо нуждающихся – и тоже раздавали деньги.
Мы давали людям деньги с формулировкой «от Церкви». Я не знаю, согласятся ли с этой формулировкой все те, кто принимал участие в сборе средств. Наверное, в какой-то степени эти слова все-таки справедливы, потому что меня знают в основном как священника, и большинство доверило мне свои деньги как священнику. В любом случае, на месте, находясь в состоянии легкого шока от увиденного, я не смог выдумать ничего лучше – несмотря на то, что формально деньги не были собраны какой-либо церковной организацией.
О чем это я? О реакции людей на слова «эти деньги вам от Церкви». Реакция – удивление, крайнее удивление, удивление до столбняка, слез и временной потери речи. Иногда – равнодушие.
Нашу Церковь упрекают в том, что она – бизнес? Хорошим бы ответом стала эта практика, практика церковных денежных пособий. Такая практика есть у «Милосердия», у Синодального отдела по благотворительности, это практикуют и отдельные священники, и епископы. Но все равно существует отношение к Церкви, — кто-то уверен, что небеспочвенное — которым утверждается, что Церковь больше берет, чем отдает.
Убедительной проповедью стало бы, если бы Церковь систематически действовала по обратному принципу, по заповеди «блаженнее давать, нежели принимать».
Снести все и построить заново
В Нижнебаканской иногда заходишь в дом, который не пострадал от наводнения – но он внутри выглядит так, как будто его затопило. Бедных и очень бедных семей много.
Тоже самое в Крымске. На фоне современных кирпичных домов доисторические глиняные саманы выглядят так, что не понятно, как люди могут в них в принципе, безотносительно наводнения, жить.
Московские хрущевки по сравнению с крымскими двухэтажными выглядят роскошными виллами. В крымских еще меньше площадь квартир, потолки еще ниже, полы первых этажей деревянные, так что вся сырость из подвалов проникает в квартиры. Сам район двухэтажных домов удручающе напоминает советское время бараков.
В 1966 в Ташкенте произошло землетрясение, которое почти полностью разрушило глинобитный саманный город. Тогда усилиями всего Советского Союза на старом месте была построена новая столица Узбекистана.
Понятно, что сегодня новый, современный и красивый Крымск – это тоже из области несбыточных пожеланий. Но мечтать же, как говорится, не вредно?
ПРАВМИР + ПРЕДАНИЕ.РУ= ПОМОЩЬ КРЫМСКУ
В Крымске затопило низину. В низине живет самое бедное население – потому, что все, кто мог построить новое жилье в последние два десятилетия, строили его выше зоны затопления.
Бедные сами не справятся. Это точно.
В сырых двухэтажках и в оседающих от воды саманах живут и семьи с детьми, и старики, часто беспомощные. Кто-то, кто посильнее, справится сам. Кто-то, оказавшись без поддержки, будет потихоньку гнить в мокрых стенах, возвращающих людям испарения гнилой воды.
Промоина в каменной стене
ПРАВМИР совместно с фондом ПРЕДАНИЕ.РУ начинает сбор средств для помощи Крымскому району. Задача «Правмира» – напоминать вам о нуждах пострадавших, благотворительный фонд «Предание» занимается сбором, учетом и распределением поступивших средств. Решения об определении приоритетных направлений помощи принимаются руководством «Правмира» и фонда «Предание» совместно, на основании актуальной информации с места катастрофы.
Как перечислить средства на помощь Крымску расскажет вот эта страница на сайте «Предания».
На что необходимо потратить средства в первую очередь? Нужно закупить осушители воздуха для просушки помещений. Дело в том, что многие затопленные здания расположены в таких местах, где невозможно их быстрое естественное осушение. А жить в сыром помещении, пропитанном к тому же загрязненной водой — это высокий риск легочных, в том числе хронических, заболеваний.
Схема работы предполагается следующая: осушитель ставится на несколько суток в квартиру или в дом, каждый день в новую комнату. После просушки дома, специально обученный волонтер переносит осушитель и налаживает процесс в другом помещении. Таким образом, одно устройство помогает многим семьям.
Другая актуальная проблема Крымска и Нижней Баканки, которую будет решать настоящая кампания сбора средств — это мебель. Во многих домах мебель почти полностью уничтожена водой. Люди спят на сырых полах, на влажных матрасах. Кто-то даже не может получить гуманитарную помощь, потому что ее просто некуда положить – нет ни шкафов, ни стеллажей. На собранные средства мы предполагаем закупать недорогую мебель для того, чтобы обеспечить людей самым необходимым.
Вы с нами?
Читайте также:
Крымск: между деятельным добром и разобщенностью
Крымск: «Не стратегия даже, но жажда братства»