Он будто сказал: «Привет! Я пойду с тобой»
Год назад после переезда петербурженка Юлия Алимова решила завести домашнее животное. Вариант покупки девушка не рассматривала: она убеждена, что приобретение животных в ситуации существования нуждающихся питомцев неэтично.
— Понимаю людей, но для себя сделала другой выбор, — рассказывает девушка. — Я откликнулась на объявление в соцсети: «Лабораторные крысы ищут дом». Пришла в лабораторию, мне показали большую коробку с животными. Решила взять двух мальчиков. Один залез на меня в духе: «Привет! Я хочу с тобой уйти!» У другого было порвано ухо — его хотели первым усыпить. Назвала их Пончиком и Котиком.
Позже Юля согласилась взять на передержку двух лабораторных крыс-девочек — Чарли и Феликс. Она не планировала оставлять животных, но «все подружились, понравились друг другу, а по уходу и затратам большой разницы между двумя и четырьмя животными не было: в среднем на питание и подстилку для одной крысы уходило около 350 рублей в месяц». Трудности возникли только с проводами: Юле пришлось купить специальную обмотку и заменить мышку на беспроводную после того, как во время работы за компьютером Чарли перегрызла кабель питания.
Девушка полюбила крыс «просто потому, что они — крысы».
— После лабораторий крысы более нервные, чем домашние. Они не очень любят сидеть на руках и гладиться, но могут быть рядом. С ними появляется ощущение дома. Я работаю практически только дистанционно, поэтому животные гуляют по комнате, мы разговариваем, играем: я провожу по полу рукой — крыса бежит за ней. У каждой свой характер, несмотря на то, что это мелкие животные.
В январе умер Пончик. Сначала стал падать: по словам ветеринара, из-за генетического заболевания, обусловленного плохой наследственностью, начались проблемы с суставами. Потом у крысы нашли опухоль.
По наблюдениям Юли, у лабораторных крыс слабее здоровье: «Возможно, они не рассчитаны на срок жизни в несколько лет: их задача — прожить эксперимент. Может быть, проблемы с генетикой появляются из-за скрещиваний». Через месяц Юля решила взять себе новую крысу.
— Пончик прожил классную крысиную жизнь, нам было здорово вместе, — говорит Юля в кафе перед поездкой на передержку, которую обустроила у себя дома Елизавета Новикова.
100 крыс из лаборатории
Елизавета занялась передержкой крыс немногим более года назад. Это случилось после того, как в одной из квартир Петербурга обнаружили несколько сотен крыс. Большинство активистов были заняты этим случаем, стараясь спасти животных от умерщвления.
Елизавета с подругой решили: необходимы люди, занимающиеся оперативной помощью мелким домашним животным: хомякам, крысам, мышам, морским свинкам. И начали получать заявки через социальные сети. Так появилось сообщество «Бежит — орет», насчитывающее 14 волонтеров.
— Есть приюты для кошек и собак, но ничего подобного для мелких животных. У них тоже есть право на жизнь, но нет своих спасателей, поэтому в их роли выступаем мы, — объясняет свое решение девушка.
Весной прошлого года во все профильные сообщества «ВКонтакте» пришло сообщение: крысам из лаборатории требовалась помощь.
— В Москве откликнулся «V-фонд» (V — значит виварцы; виварий — помещение при медико-биологическом учреждении, в котором содержатся лабораторные животные. — Прим. ред.). В Питере обратились ко мне. Передали 19 крысят, оказавшихся лишними для эксперимента. Среди них были первые животные Юли. Потом нас связали напрямую с сотрудником лаборатории. Передали еще сорок. Потом еще. В итоге в этой квартире было около ста бывших виварцев из контрольных групп. Сейчас мы раздали или отправили на передержку почти три четверти особей.
Волонтеры «пристраивают» крыс по всей территории России, куда возможна доставка. Животных, например, отправляют с доверенными водителями на Bla Bla Car: контакты передают зоозащитники. В среднем крыса пребывает на передержке от трех дней до месяца.
— Смысл помощи лабораторным животным можно вложить в одну фразу: «Они спасают наши жизни участием в экспериментах. А мы спасаем их». К сожалению, невозможно отказаться от использования животных в исследованиях. Но мы в силах сделать все, чтобы животные содержались в хороших условиях, имели до опытов полноценную жизнь. Это выгодно всем: невозможно гарантировать правильность результатов экспериментов при плохих условиях. Можно исключить ненужные потери. Например, для эксперимента необходимо 100 крыс. А родилось 120. Эти 20 лишних подлежат выбраковке. Их можно спасти, — считает Елизавета.
С передержки животных забирают совершенно разные люди: водители автобусов, работники банков, сисадмины, строители, учителя. Главный для волонтеров критерий поиска нового дома — понимание новым хозяином ответственности за животное.
Крысы передаются только в готовые условия, а с будущими хозяевами проводятся консультации.
Животных с пострадавшими здоровьем или психикой волонтерам не отдают: они не покидают лаборатории, подвергаясь эвтаназии. «Как это происходит, я стараюсь не знать. Самый гуманный способ — это камера с гелием, инертным газом», — делится Елизавета. Уход за крысами отнимает много сил и времени: животных необходимо кормить, убирать клетки, осматривать.
Стандартная проблема виварцев — респираторные заболевания. Крысы подвержены простудам, которые могут быстро переходить в пневмонии и отиты. В лабораториях часто вентиляция слишком интенсивна. Так меньше пыли и запахов. Но животные не всегда ограждаются от потоков воздуха. Если необходимо, Елизавета делает инъекции крысам, проводит первичную обработку ран.
— Да, это бывает непросто, но нас ведь тоже поддерживают: передают корм и приезжают пообщаться с крысами, есть автоволонтеры и доверенные ветврачи. Моя отдача — это умиленные мордочки, — усмехается волонтерка.
Марек и Карл
Юля снимает куртку, надевает тапочки и под тихое шуршание опилок под ногами входит в комнату.
— Здесь у нас альбиносы из поведенческой группы, — говорит Елизавета, показывая на клетку, из которой на девушек смотрит несколько пар розовых глаз.
— Можно я посмотрю нескольких и выберу? — уточняет Юля.
— Да, конечно. Они сообразительные. Участвовали в опытах по обучению и изменению поведения в различных ситуациях. От них требовалась высокая способность к обучению. В итоге все проявилось на передержке: крысята сами научились открывать изнутри засов клетки и выбираться. Пришлось покупать замочки.
Елизавета приоткрывает клетку, достает первую крысу, не давая выскочить наружу двум другим. Юля гладит животное, подходит к зеркалу. Животное карабкается по плечам и старается спрятать голову под рукой. На происходящее с прикрепленной под потолком полки для головных уборов безразлично смотрит кот Куча:
— Он уже привык. Одного его с крысами не оставляю, но в целом он скорее реагирует: «Мам, они опять там ходят!», — объясняет хозяйка квартиры.
— Возьму его, — произносит Юля. — Думаю, мы поладили.
Девушка вызывает такси: на улице еще слишком холодно, чтобы везти крысу домой на метро.
Елизавета достает животное из клетки и, нежно держа в руках, несколько раз целует в мордочку: «Мой хороший, все будет в порядке!» Потом бережно кладет крысу в переноску, где та быстро забивается в угол и прячется под розовым пледом. В честь знакомого из Чехии Юля дает животному имя — Марек.
В такси Юля периодически заглядывает внутрь через сетчатые вставки. Остановить просит поближе к подъезду.
Во время адаптации Марек будет жить отдельно, поэтому дома Юля достает заранее приготовленную клетку, досыпает наполнитель, устанавливает поилку. Аккуратно ставит переноску посередине комнаты и с помощью злаковой трубочки пробует выманить животное наружу. Не помогает: крысы долго привыкают к новой обстановке. В ход идет лакомство — банан. Марек выходит, ест.
В клетке напротив — оживление. Крысы приникли к прутьям, наблюдают и нюхают. В своей клетке новичок забивается в угол. Юля выпускает из клетки погулять Чарли, Феликс и Котика. Они сразу бегут к клетке Марека и пытаются до него дотянуться. Он начинает нервничать, и Юля на время решает вынести клетку в коридор.
Оставшиеся животные быстро рассредоточиваются по комнате. Котик, который самый возрастной из троицы, забирается в мягкий домик под тумбочкой с клеткой Марека, Феликс играет с Юлей, Чарли отправляется исследовать свою территорию, ловко перемещаясь между предметами мебели, по простыни забираясь на кровать и запрыгивая на нижнюю полку книжного стеллажа.
Когда Юля ненадолго приоткрывает форточку и в комнату проникает свежий морозный воздух, крысы отвлекаются от дел, постепенно высовываются, держа нос по ветру и вставая на задние лапки.
— Мне кажется, что они воспринимают мир иначе: через обоняние. Люди смотрят фильмы, слушают музыку, а крысы нюхают. Они всегда оживают и интересуются с появлением потоков воздуха: для них это потоки информации, — объясняет девушка.
Через час Юля возвращает крыс в клетку. И приносит Марека. Его «дом» она ставит чуть подальше. Какое-то время наблюдает. Крыса начинает постепенно ходить по клетке, подниматься по лесенкам. Когда в другой клетке ребята собираются ложиться спать, они собираются вместе в подвесном гамаке. «Они всегда так: вместе», — отмечает Юля.
— Надеюсь, что за пару недель Марек адаптируется. Сможет играть с другими крысами, возможно, с ними жить, — говорит Юля.
В любом случае у Марека есть новый безопасный дом.
Через две недели с Юлей связались сотрудники лаборатории, в которой изучают эпилепсии, нейровоспаления, а в ходе экспериментов исследуются эффекты различных лекарств и оценка возможности их последующего применения у людей.
Юля написала: «Знакомые из лаборатории спросили, не могу ли я взять себе одну крысу. У нее к голове прикручена винтиками платформа для измерения ЭЭГ. В конце недели платформу снимают. Говорят: останутся дырочки и будут еще зарастать какое-то время. Но, когда я увидела его фото, поняла: не могу не взять. Может, у меня примитивно работает эмпатия».
В честь своего любимого ученого и популяризатора науки Карла Сагана Юля назвала крысу Карлом.
Крыса, крысуля, мышиная мышь
— Мы проводили несколько больших экспериментов по бариатрической хирургии, один из которых продолжается четвертый год, — рассказывает сотрудница одной из лабораторий. — Они были направлены на изучение возможностей хирургической коррекции проблем с обменом веществ. Например, при сильном ожирении, которому сопутствует гипертония, сердечная недостаточность, сахарный диабет, гормональные изменения, и нельзя сказать: «Не ешь булки по вечерам и бегай!» Перестать есть невозможно: жировая ткань становится основным потребителем энергии в организме.
Если диеты и лекарства не помогают, остается вариант — операция на желудочно-кишечном тракте. Можно удалить часть желудка, поменять местами разделы кишечника. В итоге изменится метаболизм.
В данных экспериментах животные находились в разных группах: контрольных и основных с разной степенью патологии. В каждом эксперименте участвовало около ста животных. Очередной этап начинался раз в полгода. Все животные были стерильны в нескольких поколениях: не получали бактериальную флору извне, потому что любые микроорганизмы могли повлиять на ход эксперимента. Все операции проводились в чистой зоне, а врачи были в костюмах, похожих на ковидные СИЗЫ, но защищающие от них самих.
Среди животных были учебные, на которых медики учились делать операции. Сначала — на желудке, потом — на кишечнике. Среди этих животных выживаемость была практически нулевая: две операции подряд животным перенести тяжело.
— Однажды произошёл случай: мы с напарником оперировали учебных крыс перед большим экспериментом. В итоге осталось 8 крыс с двумя выполненными операциями. Руководители сказали: «С ними уже ничего сделать нельзя, т.к. они прооперированные. В эксперимент не годны. Выводите их». Мне стало их очень жалко. Я приехала в лабораторию, с собой взяла большую обувную коробку. Ночью под работающими камерами видеонаблюдения запустили газовую камеру, постояли, поместили внутрь животных для видимости, достали, мешком пошуршали. Я тем временем в обувной коробке вытащила этих крыс. Я могла их убить, но это было бы тяжело морально. Спасение крыс было авантюрой. Это подкупило.
В доме Василисы две бывшие лабораторные крысы появились осенью 2019-го. Девушке позвонила подруга-медик, работавшая в лаборатории: «Мы закончили эксперимент, сейчас всех крыс “почикают” — надо спасать. Четырех я уже пристроила, заберешь двух?»
— Я пошутила, сказав Яру, своему мужу, что нам пора завести кого-нибудь третьего. Вначале хотели взять одно животное, но крысам лучше парами. Пришлось взять двух, — рассказывает девушка.
Единственное, что она уточнила, не заразны ли животные, но подруга объяснила: для чистоты эксперимента все участники стерильны.
Год крысы прожили вдвоем. Однажды, когда Василиса и Яр уехали в поездку, одна из крыс заболела и умерла.
— Вначале я думала, что не расстроилась: крыса и крыса. Потом начала вспоминать. Они были дикие, много нервничали: с ними никто не обращался как с домашними. Я их приручала: давала вкусняшки, когда была рядом. Постепенно, несмотря на то, что это были уже взрослые животные, они привыкали не паниковать, давать себя гладить, быть на руках. А я прониклась уважением к ним, захотелось устроить крысам почетную пенсию. Я думала: «Животные страдали, чтобы было лучше нам, людям. Они заслужили», — делится Василиса. — Вторая крыса продолжает жить уже 2,5 года с момента встречи с моей подругой. На человеческие годы — это около 140 лет. По ней я вижу: она старенькая. Постепенно смиряюсь с мыслью, что скоро она уйдет.
Весной Василиса берет крысу в коробочку и ходит с ней гулять в парк: крысе нравится запах цветущих вишен: «Белая крыса любуется белыми вишнями и тянет нос в сторону деревьев через приоткрытую коробочку. Это прекрасно».
В последнее время, когда оставшаяся крыса постарела и ее зубы уже не могут разгрызть зерна, Василиса смешивает в банке просо, ячмень, гречку, рис, пшено, бобовые и заливает их кипятком, чтобы получилась каша.
Василисе сложно давать животным имена: «Все крысы — крысы, все коты — коты». Она пробовала называть крыс Slim и Tall, но клички не прижились: «Мы называем ее просто: мышь, мышиная мышь, крысуня».
— Мне кажется: должен быть памятник таким животным. Один памятник лабораторным мышам есть в Академгородке в Новосибирске. На нем пожилая мышь в очках вяжет спицами спираль ДНК. Это правильно.
Фото: Артем Лешко