Ирина Лукьянова
Разговоры о школьной травле в обществе и СМИ ведутся давно. Сейчас уже, кажется, никого не надо убеждать, что проблема существует, что с травлей надо бороться – и что ключевую роль в борьбе с травлей в школах играет школа и учитель.
Любой теоретический разговор о школьной травле упирается в практику. Что с ней делать-то?
Здесь проблема сразу разделяется на три потока: что могут сделать сам ребенок, его родители и учителя.
Что может сделать ребенок
Довольно мало. Редко кому из взрослых в их взрослой жизни приходится сталкиваться с ежедневными побоями, отверженностью, пренебрежением, оскорблениями. Опыт, с которым в ситуации травли сталкивается ребенок, обычным взрослым приходится переживать разве что в тюрьме или исправительной колонии – или в ситуации домашнего насилия, с которой тоже мало кто в состоянии справиться самостоятельно. При этом ребенок еще не обладает взрослыми навыками решения проблем, не умеет смотреть в будущее и видеть, что «завтра будет другой день» — у него вообще нет никаких взрослых инструментов решения проблемы.
Да, у некоторых детей есть личные особенности, которые делают их благоприятными объектами травли: например, они слишком бурно реагируют на обиды, проигрыши, нападки. Но травят не только их. Травят кого угодно по какому угодно принципу.
Да, ребенка вполне можно учить не реагировать на провокации – то есть проявлять очень взрослые качества: выдержку, умение понимать и анализировать свое поведение и поведение других, самоконтроль. Полезные ли это качества? Очень. Можно ли ожидать, что ребенок будет их систематически проявлять? Вряд ли. Нужно ли их воспитывать? Нужно. Остановит ли это травлю? Нет. В лучшем случае – даст ребенку навыки выживания в агрессивной среде.
Ранний опыт переживания травмы – не самый нужный человеку опыт, как и опыт тяжелых болезней, операций, попадания в чрезвычайные ситуации — и реабилитации после этого. Да, человек, который это пережил, может рано повзрослеть, вести себя героически и т. п. Но никому никогда не придет в голову утверждать, что переживание тяжелой травмы полезно для духовного роста. А травля безусловно травмирует, и травмирует тяжело, ее последствия остаются с человеком на всю его жизнь – существует большой массив научных данных, которые это подтверждают.
Травля не обусловлена личными качествами жертвы – об этом на круглом столе ясно говорила психолог Людмила Петрановская.
Травля обусловлена качествами группы, в которой находится жертва, неписаными правилами этой группы и позицией ее лидера.
Жертве надо помогать, но дело не в ней.
Что могут сделать родители
Они могут вовремя заметить, что ребенка травят. Могут разобраться – есть ли возможность справиться с травлей, прекратить ее — или надо забирать ребенка из ситуации, которая его травмирует. Если ситуация еще не стала угрожающей психическому здоровью ребенка и его безопасности – могут поговорить с обидчиками. Правда, это часто плохо кончается, потому что взрослые начинают применять насилие и угрожать чужим детям. Или чужие дети чихать хотели на этих взрослых.
Родители могут научить своего ребенка способам самообороны, которые не ставят под угрозу его жизнь и здоровье – и еще жизнь и здоровье окружающих. Могут научить его тем самым взрослым навыкам выживания в агрессивной среде, о которых речь шла выше. Но это тоже не решает проблему.
К сожалению, чаще всего родители или совсем не могут помочь ученику, или единственным доступным им способом помощи оказывается ответный удар по обидчику – да еще с превышением уровня насилия, чтобы «отбить охоту». Травлю это тоже не прекращает, зато влечет за собой новый виток войны, но уже на новом, взрослом уровне.
Наконец, родители могут привлечь в союзники учителя, потому что без его участия справиться с групповой травлей невозможно.
Для того, чтобы с ней справиться, нужно изменение атмосферы и правил взаимодействия в группе.
Чем может помочь учитель
Сколько раз я сталкивалась с тем, что даже очень хорошие, искренне желающие детям добра учителя спрашивают: а что я могу в этой ситуации сделать? Как мне поступить? Кто мне поможет? Какие существуют методики?
Учитель и сам беззащитен перед травлей. Он сам, сталкиваясь с проблемным детским поведением, часто ведет себя как растерянный, обиженный, разгневанный ребенок. Он сам обычно не обладает теми взрослыми качествами, которые сторонники идеи «научить жертву справляться с травлей» предлагают выращивать в ребенке. Выращивать качества – хорошая идея, очень полезная, она укрепляет позицию жертвы в агрессивной среде и помогает ей не чувствовать себя жертвой – но не делает среду менее агрессивной.
Хуже того: как правило, у учителя нет и профессиональных инструментов справиться с учениками. Способы управления поведением в группе не входят в программу его профессиональной подготовки и переподготовки.
Старая школа была основана на безусловном авторитете учителя и взрослого вообще – и на подчинении младших старшим. Я в детстве бессчетное число раз слышала от учителей: «малы вы еще собственное мнение иметь», «кто вы такие, чтобы вас уважали», «сначала чего-то добейтесь, а потом уважать будем». Когда маятник качнулся в другую сторону – появилась идея, что для того, что в ребенке надо уважать человека, личность, ценить его мнение. Зато учитель этого априорного уважения лишился: а сначала докажи, что тебя надо уважать и ценить.
Учитель, лишенный априорного уважения, не имеющий возможности прибегать к подавлению, принуждению и насилию остался беспомощным. Нет никакого общественного консенсуса по поводу того, зачем ребенку ходить в школу и почему он должен слушаться учителя; семьи сами не особенно убеждены в том, что ребенок должен уважать учителя и слушаться его; взаимоотношения между школой, родителями и ребенком в этой области, как правило, совершенно не урегулированы, а учителю никто не дал новых педагогических инструментов для работы с детьми, которые совершенно не готовы его априорно уважать.
Если не учитель, то лидером станет кто-то из детей
В этих условиях учителя сами изобретают велосипеды, которые позволяли бы классу хоть куда-то двигаться и сохранять порядок на уроках: кто-то разговаривает с детьми по душам на классных часах, кто-то пытается привлечь самых «отъявленных» на свою сторону, сделать своими помощниками, кто-то самолично устраивает в классе террор и диктатуру, кто-то старается завоевать авторитет, совершенствуясь профессионально. Системных представлений о том, что можно сделать, у школы в целом и отдельного учителя обычно нет.
Хуже того – это то, о чем я говорила на круглом столе – очень часто школы говорят: воспитывать должны родители дома, а наше дело – учить. И родители поддерживают: ваше дело – учить, а всякие ваши воспитательные мероприятия – бред, зря отнимают время, мы сами воспитываем ребенка так, как нам надо.
Да и школа чаще всего требует: приведите уже воспитанного, проведите с ним дома работу. Проблема в том, что воспитать дома умение вести себя в коллективе нельзя – как нельзя научиться плавать на суше. Когда ребенок попадает в школу – он член группы, в которой действует групповая динамика. Если лидером в группе не станет учитель, если он не задаст свои правила взаимодействия – лидером станет кто-то из детей, а правила сформируются стихийно. И никакие классные часы на тему «Уроки доброты» эти правила не изменят.
Фото: medaboutme.ru
Объяснения не работают
Людмила Петрановская сказала на круглом столе: предотвращение травли — это не вопрос воспитания, это вопрос безопасности.
Физическая и психическая безопасность учеников, сохранение рабочей атмосферы на уроке – это задача учителя и школы. Именно учитель, а не родители дома, отвечает за то, чтобы на уроке все дети имели возможность работать. Именно школа, а не родители дома, отвечает за то, чтобы дети, пока находятся в ее стенах, не получали травмы – ни душевные, ни физические.
Но российская система образования по-прежнему буксует в семидесятых – восьмидесятых. Если поглядеть на то, что школы выкладывают на своих сайтах, а учителя – на сайтах фестивалей педагогических идей, то видно, что школьные «планы учебно-методических мероприятий» не изменились со времен моего советского детства — разве что добавились «мероприятия памяти трагедии в Беслане», а вместо «коммунистического воспитания» возникло «духовно-нравственное». Школа по-прежнему пытается с пафосом и примерами из художественной литературы объяснять детям, что хорошим человеком быть хорошо, а плохим плохо. Что надо сострадать страдающим и помогать нуждающимся. А объяснения не работают.
Когда речь идет о войне – там, кажется, все понятно: тут черное, тут белое, тут враги, тут герои. А когда это повседневная жизнь, где все не черно-белое, а разноцветное?
Как помочь ученикам понять, где граница между справедливым возмущением чужим поступком – и травлей? Когда они просто болтают, а когда – участвуют в сплетне? Где кончается хохма и начинается кибербуллинг? Что делать, если из твоей фотографии сделали школьный мем? Как не стать жертвой шантажа в интернете? Как отличать высказывание собственного мнения от оскорбления? Как помочь человеку, которого травят, но самому не сделаться жертвой травли?
Где взять конкретные ответы
Коммуникативные навыки, общение без вербального и физического насилия, способность искать компромиссы, улаживать конфликты, договариваться, противостоять вербальному и физическому насилию и кибербуллингу, — школам очень нужны программы, которые «прокачивают эти скиллы», как говорят дети. Они и детям нужны – не для того, чтобы сделать их удобными для взрослых, а для того, чтобы развить их эмоциональный интеллект, который сейчас считается важным профессиональным навыком и серьезным конкурентным преимуществом в мире завтрашнего бизнеса (это если надо объяснять родителям, зачем учить их детей договариваться с оппонентом, а не подавлять его).
И такие методички существуют; об этом на круглом столе говорили президент Центра проблем аутизма Екатерина Мень и президент АНО БО «Журавлик», основатель программы ТравлиНет Ольга Журавская — например, разработки для классного часа на тему «сплетня», словарик для учителя «как сделать замечание, не обижая ученика».
Со всем этим общественные организации могут и должны идти в органы управления образованием, ректораты педвузов и на курсы повышения квалификации учителей – но от них нужно встречное движение.
Что могут сделать общественные организации — создавать методички для конкретных школьных проблем. Находить правовые решения для сложных ситуаций (типичная ситуация – например, такая: ребенок агрессивен, оскорбляет и бьет одноклассников, родители исповедуют принцип «кто сильнее, тот и прав», отказываются от сотрудничества и не дают школе разрешения на работу психолога с их ребенком; школа, которая должна обезопасить других детей, растерянно разводит руками). Доносить эти правовые решения до школ и учителей. Ликвидировать правовой вакуум в родительском и педагогическом сознании, чтобы конфликты разрешались переговорами, а не насилием, криками и жалобами в Генпрокуратуру.
Что может сделать школа и конкретный учитель – искать эти решения, сотрудничать с общественными организациями, внедрять их опыт у себя, не жалуясь на собственную беззащитность перед лицом невоспитанных детей и их агрессивных родителей. Самим становиться лабораториями, где вызревают хорошие решения. И тем, кто столкнулся с травлей в личном профессиональном опыте – самим повышать квалификацию, искать тех, кто готовит решения, копить ресурсы, собирать методики и наработки для себя и коллег.
Проблема ясна – пожалуй, пора уже обществу переходить от обсуждения проблемы к постановке и решению конкретных задач; хорошо, что фонды «Галчонок» и «Журавлик» за это берутся – так что на типичный учительский вопрос «Где взять методики» можно давать конкретные ответы. Скажем, на сайте травлинет.рф можно взять методическое пособие Людмилы Петрановской для учителей и пособие для детей в формате pdf.
В принципе, это не единственный ресурс по школьной травле. Множество полезных материалов – в проекте Дарьи Невской «Моббингу.нет».
Немало материалов по школьной травле собрано на сайте, посвященном помощи жертвам насилия «Ветка ивы».
Я не ставлю тут цели перечислить все полезные ресурсы по школьной травле: ищущий да обрящет. Я скорее о том, что учителям тоже уже пора выходить из позиции жертвы, разводить руками и жаловаться на собственную беспомощность. Вполне есть возможность что-то сделать – и можно подключаться к проекту.