Причем, это тот случай, когда т. н. Просвещение и романтическая реакция работали в одном направлении: Просвещение, в первую очередь, благодаря Жану-Жаку Руссо, открыло феномен детства, а романтизм только усилил его культ, который к XX веку, с окончательным разрушением последних остатков традиционного патриархального общества, стал носить системообразующий характер не только для массовой культуры, но и для экономики потребления.
В реальности детство — это самый страшный период в развитии человека, потому что в нем уже, от зачатия, есть склонность ко греху, то есть ко злу, но еще нет полноценного осознания греха, то есть различения добра и зла, и нет достаточных внутренних сил противостоять любому соблазну. Вместе с этим у ребенка есть только одно преимущество перед взрослым — это неискушенность в грехах, которые будут привноситься в его жизнь извне, и именно это преимущество называется «детской чистотою». Однако не только с каждым годом, но и с каждым днем эти искушения все равно будут приходить, ведь детство — это недостаток, который быстро проходит.
Апологеты детства часто ссылаются на плохо расслышанные слова Христа «будьте как дети» и призыв апостола Павла «на злое быть младенцами». Приведем евангельский фрагмент полностью: «В то время ученики приступили к Иисусу и сказали: кто больше в Царстве Небесном? Иисус, призвав дитя, поставил его посреди них и сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное; итак, кто умалится, как это дитя, тот и больше в Царстве Небесном; и кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает; а кто соблазнит одного из малых сих, верующих в Меня, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею и потопили его во глубине морской» (Мф 18:1-6).
Спаситель призывает не впасть в детство, а умалиться до уровня детей, чтобы преодолеть свое взрослое самомнение. При этом Спаситель напоминает, что и сами дети могут соблазниться.
Утверждение апостола Павла также стоит процитировать полностью: «Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, но по уму будьте совершеннолетни» (1 Кор 14:20). Эти слова прямо соотносятся со словами самого Христа: «Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби» (Мф 10:16). Быть простыми как голуби и быть младенцами на злое — это значит быть вне зла, сохранить свою непорочность, но из этого не следует, что и по умственному развитию нужно оставаться ребенком, вовсе нет: нужно быть мудрыми, как змеи, и совершеннолетними по уму.
Поэтому детство — это вовсе не то состояние, в котором нужно любой ценой задержаться, а то состояние, которое нужно преодолеть. Но другой вопрос, что это преодоление должно происходить в порядке естественного, поэтапного взросления, состоящего не в том, чтобы поддаваться максимальному количеству искушений, а в том, чтобы научиться различать добро и зло, и воспитывать свою волю для противостояния этим искушениям. Между тем, секулярный культ детства определяется двумя ложными взглядами на само детство — извне и изнутри.
Извне культ детства определяется чисто эстетически, исключительно тем умилением, которое любой психически здоровый человек испытывает к образу более-менее обаятельного ребенка, в особенности, своего ребенка. Само это умиление абсолютно оправдано, как и восторг человека перед красотою всего Божественного Творения в целом. Но грехопадение наших прародителей, да и наши грехи, способствовали многим уродствам этого мира и, в частности, тому очевидному факту, что далеко не все дети такие уж умилительные, а иные из них бывают и совсем не умилительны (как, собственно, и все взрослые люди). Утверждать, что детство — это что-то прекрасное только лишь потому, что все дети такие сказочные красавцы, можно с тем же успехом, как утверждать, что быть женщиной прекрасно, потому что все женщины красивы. Но это не так, и ценность детства не может определяться только тем, что вам лично приятно созерцать конкретного ребенка.
Изнутри самого детства его культ определяется тем псевдо-райским состоянием, которое некоторые взрослые приписывают своему собственному детству, когда они ни за что не отвечали и когда жизнь на земле казалась вечной. Отсюда постоянное желание «вернуться в детство» как в мир безответственных иллюзий, когда можно было себе позволить жить в выдуманном мире и когда все окружающие тщательно оберегали тебя от любой правды. Субъективные воспоминания о своем детстве придают ему ценность как состоянию добровольного и вполне поддерживаемого окружающими самообмана. Таким образом, секулярный культ детства от начала до конца заключается в конкретной картинке — в определенном образе ребенка и определенном образе мира с точки зрения самого ребенка.
Наглядным результатом развития этого культа оказалась известная инфантилизация современной массовой культуры и, в том числе, сетевого интернет-общения. Но это еще полбеды — главным пороком стало широко распространенное со времен Фрейда представление о том, что все проблемы человека коренятся в его детстве и зацикленности на впечатлениях детства как самых значимых во всей человеческой жизни. В итоге современный человек вместо того, чтобы идти вперед и ценить новые открытия, постоянно переживает — реальные или мнимые — факты своего далекого прошлого, причем, в чем меньшем возрасте они были, тем большее значение им придается.
Проецируя такое отношение к своему детству на других людей, современный человек воспринимает семью как сугубо детоцентрическую (педоцентрическую) структуру, где вся жизнь должна вращаться вокруг ребенка и только ради ребенка. Из этой перевернутой ценностной иерархии следуют совершенно фатальные, трагические последствия для всех членов этой семьи.
Во-первых, поскольку секулярная онтология не имеет внятного определения понятия человека, то и понятие ребенка сводится лишь к чисто внешней картинке — милого здорового пупсика из рекламы памперсов, которого, собственно, воображает себе любой будущий родитель. Если же ребенок рождается недостаточно милым или недостаточно здоровым, то такой родитель впадает в депрессию и считает, что вся его жизнь обессмыслилась, а в особенности обессмыслилась его семья: картинка не получилась. Но что еще хуже — если такой родитель заранее знает, что его ребенок будет не совсем «удачным», то он вполне готов пойти на его убийство, то есть на аборт. Культ детства требует жертв и, в первую очередь, ими оказываются сами дети.
Во-вторых, если смысл семьи состоит исключительно в рождении и культивировании ребенка, то, как только ребенок вырастает, семья обессмысливается: постаревшие родители смотрят друг на друга и не понимают, зачем они отныне друг другу нужны, и семья распадается. Попутно каждый родитель обнаруживает, что принес в жертву ребенку (а точнее, своему образу ребенка — своей картинке) «всего себя», не реализовал другие свои мечты и желания, и начинает обвинять в этом самого ребенка. В свою очередь, сам повзрослевший ребенок начинает испытывать комплекс вины за «бесцельно прожитую жизнь» родителей, и тогда их прежний ложный «рай» превращается в столь же ложный «ад». Если же культ ребенка в семье принимал экстремальные формы и способствовал его нравственному, интеллектуальному и физическому разложению, то такой ребенок становится пожизненной обузой для родителей и главной жертвой своего собственного культа.
В-третьих, именно культ детства мешает современному человеку заводить семью и рожать детей, потому что именно ложное, неадекватное представление о том, каким должен быть ребенок и как должна быть обустроена его жизнь, не позволяет многим молодым людям даже задуматься на эту тему. Как я уже сказал выше, современный культ детства представляет ребенка красивым, здоровым и веселым пупсом с рекламы каких-то специальных детских принадлежностей, который вместе со столь же глянцевыми родителями играет в своей просторной комнате, похожей на филиал детского супермаркета, где есть всё, что нужно для мимолетного детского счастья. Разумеется, у такого ребенка есть все возможности для того, чтобы стать еще более красивым, здоровым и веселым; разумеется, он имеет широко разветвленную семью состоятельных и любвеобильных бабушек, дедушек, тетушек и дядюшек; разумеется, он пойдет в самый лучший сад и закончит с золотой медалью самую лучшую школу… А иначе зачем его, вообще, рожать? И такая логика напрямую способствует абортам, когда родитель даже еще не знает, какой у него будет ребенок и какие у него будут возможности, но уже понял, что чаемую картинку он себе обеспечить не сможет. Именно себе, потому что еще ни один ребенок не родился с представлением о том, насколько дорогими должны быть его игрушки и сколько метров должно быть в его комнате.
Здесь раскрывается психологическая сущность культа детства — этот культ существует не ради самих детей, а ради своего представления о детях и детстве, ради той самой рекламной картинки. Ярким свидетельством этого родительского эгоизма служат многочисленные «аватарки» блогеров с лицами своих детей, не говоря уже о фотографиях своих чад во всех позах и видах, постоянно выкладываемых на всеобщее обозрение. Если бы такие родители действительно понимали, что их дети — это отдельные личности, проживающие собственные жизни, то они бы задумались, насколько их ребенок в будущем будет рад тому, что их любимые мама и папа изливали свои чувства и мысли в интернете под «маской» его лица, попутно делясь со всем миром каждым их шагом.
Можно быть уверенным в том, что в недалеком будущем эта проблема разрушит не одну семью, ведь уже подрастает то поколение детей, которое служило «аватарками» на юзерпики своих родителей. Другой пример — отсутствие постоянного живого общения многих из таких детей со своими родителями, буквально работающими по 24 часа в сутки — вовсе не для того, чтобы прокормить свою семью, а только чтобы поддерживать эту картинку «не хуже других». И когда такой ребенок подрастает и сталкивается с первым реальным кризисом, то он уже не может поговорить о нем со своим родителем, потому что в нарисованной родителем картинке этот кризис никак не предполагался.
Однако культ детства не существует сам по себе — он является лишь неотъемлемой составляющей всей либерально-атеистической культуры современного мира, выражая один из его многочисленных аспектов. Поэтому невозможно преодолеть этот культ, не затрагивая другие сферы нашей цивилизации. Точно так же невозможно до конца победить химеру «ювенальной юстиции», не переосмыслив основы современного подхода к праву как таковому.