(Материалы конференции 1991 года «Церковь, музей, культура»)
Ю.Г. Малков,
кандидат искусствоведения, старший научный сотрудник ВНИИ реставрации
[ныне — диакон Георгий; место служения: храм Покрова Пресвятой Богородицы в Филях в Москве (филиал Музея им. преп. Андрея Рублева)]
Прежде всего, позвольте мне выразить надежду на то, что мы собрались здесь не для очередных разногласий и усугубления того духовного раскола, в котором и так пребывает ныне наше многострадальное Отечество.
К сожалению, результатом исторического развития, а точнее сказать — деградации России на протяжении последнего столетия стало то, что все в ней подменилось, раскололось, пришло в состояние разброда, противостояния и взаимной ненависти: и государство, и общество, и все его культурные институты. И к каждой составляющей этой триады ныне позволительно предпослать частицу «псевдо», ибо каждая из них во многом и в равной степени лжива, существуя в ложных формах и на ложной основе. Поэтому естественный выход из этой ситуации есть лишь возвращение к истине, правде и праву.
Оставляя в стороне многими сейчас по-разному понимаемый глубинный смысл императива истины и переводя его внешнее выражение на язык секулярного общества, мы должны, как мне представляется, прежде всего, заострить свое внимание на понятии права — в любых его видах, в том числе в виде права собственности как основы любой цивилизованной социальной формации, стать которой наконец заставляет нас сама жизнь.
Нарушение права собственности явилось естественным следствием нарушения государственного права — в момент совершения переворота в октябре 1917 года — как, в свою очередь, результата безответственного и эгоистичного попустительства деструктивным силам со стороны расколовшегося уже тогда российского общества; и только это же возрожденное общество способно восстановить правовую основу нашей государственности. Поэтому будем реалистами, не пытаясь обогнать время: только когда само общество станет готовым к этому, государство перестанет быть внешней по отношению к нему структурой, перестанет противопоставлять себя и обществу, и культуре. Только тогда станет возможной полная и безоговорочная отмена всех незаконных псевдо-правовых владельческих актов, только тогда и каждая личность, и каждая общественная организация, к понятию которой условно можно отнести и Церковь, будут восстановлены в полных правах многообразной и никем уже не отчуждаемой собственности.
Однако развивающееся в этом направлении общественное сознание уже сейчас вынуждает государство становиться на более реалистичные позиции; и в самих государственных структурах происходят сейчас кардинальные качественные изменения: структуры эти все больше наполняются действительными представителями общества, выразителями и защитниками во многом его истинных интересов, в частности, в рамках Советов депутатов всех уровней. Следствием этого и оказываются возможными искренние заинтересованные диалоги, примером чего, хочется надеяться, послужит и настоящая встреча. Отсюда наша задача — восстановление правового сознания и посильное на этой основе гармоничное удовлетворение правовых интересов всех социальных групп — становится все более реально разрешимой даже и на нынешнем этапе. Все сказанное, естественно, приложимо и к интересующей нас проблеме — к возвращению церковных религиозно-художественных ценностей их законному владельцу — Русской Православной Церкви.
В связи с этим особенно обнаруживающими представляются нынешние тенденции Московского городского совета, во многом уже идущего навстречу пожеланиям и законным правам Московской Патриархии, что выразилось в передаче ей значительного числа городских храмов и монастырей. В то же время такому процессу сопутствует и ряд трудностей как объективного, так и субъективного характера, которые и следует нам здесь всем вместе обсудить в духе взаимного согласия, при единстве в определении нравственных и правовых приоритетов, как говорится, по совести, а не на основе тех или иных клановых, профессиональных или сугубо личных интересов, в полную меру используя тот духовный дар, что издавна признавался в Церкви высочайшим и самым полезным — дар рассуждения.
Перед нами сейчас встают, по сути, два вопроса, требующие здравого ответа: вопрос передачи Церкви ее собственности и вопрос хранения последней, в чем в равной степени заинтересованы и сама Церковь, безусловно сознающая здесь меру своей ответственности, и общество, претендующее на культурное самосознание и просвещенность.
Первый вопрос — и это необходимо определить четко — должен быть решен однозначно: вся недвижимость, вес памятники церковного зодчества любой эпохи и любого историко-художественного значения должны быть признаны церковной собственностью, созданной церковным народом, его любовью и верой, народным подвигом и трудом; имевшее же место изъятие этой собственности следует признать беззаконным ограблением не только Церкви, но самого народа, ограблением, совершенным якобы от лица народа, порой действительно руками не лучших его представителей, обманщиков и обманутых, оболваненных и развращенных лживой Бого- и человеконенавистнической пропагандой атеизма.
Поэтому все церковные здания постепенно должны быть возвращены Церкви; выселение же находящихся в них светских организаций, как и предоставление им других необходимых помещений, должно взять на себя государство, некогда незаконно вселившее их туда. При этом желательно было бы — возможно, в общегосударственном масштабе — определить и достаточно конкретные сроки завершения такого весьма болезненного процесса в рамках будущей общенациональной приватизации, на основе соответствующих законодательных актов. В отдельных трудных случаях Церковь, вероятно, могла бы временно идти на продление даже установленных сроков передачи — ради общего мира и взаимопонимания, но с обязательным вводом ее в право собственности и получением в дальнейшем соответствующей реальной, индексированной арендной платы от временных арендаторов, платы, которую Церковь могла бы затем вложить в реставрацию и содержание возвращаемых зданий.
В случае музейного и экскурсионного показа храмовых зданий — с согласия Церкви — она также должна получать финансовые отчисления от подобной деятельности светских организаций или от содержащих последние государственных институтов.
Полный же отказ от владения какими-либо зданиями и возможный при этом акт передачи их государству должны быть исключительной прерогативой самой Церкви. Такое же приоритетно правовое решение вопроса о владении следует применять и к церковным движимым памятникам: иконам, богослужебной утвари, книгам и т.п. И в этом случае по возвращении ей всей движимости только сама Церковь может решать, какое произведение безусловно музейной ценности следует принести в дар государственным или общественным музейным организациям. Разумеется, и возвращение, и возможное обратное дарение касается только тех памятников, хранящихся ныне в государственных художественных собраниях, чья принадлежность Церкви может быть однозначно определена документальными данными (книгами поступлений, протоколами изъятий, архивными материалами другого рода), а также свидетельскими показаниями.
Следует при этом заметить, что в правовом, да и в чисто религиозно-духовном отношении вряд ли возможно какое-либо совместное церковно-государственное владение религиозными памятниками; совместным может и даже должно быть только сохранение памятников, признанных общенациональным культурным достоянием, на что Церковь наверняка пойдет вполне сознательно, ответственно и последовательно.
Для решения всех этих проблем необходимо создать объединенные церковно-государственные комиссии по передаче церковного имущества законному владельцу и по дальнейшему сохранению движимых и недвижимых памятников, их консервации и реставрации. Желательно, чтобы комиссии эти состояли из представителей Церкви, научной общественности, представителей передающей (например, музейной) организации и представителей местной власти. Только тогда смогут быть соблюдены интересы всех участвующих в этом процессе сторон.
При этом необходимо призвать музейных сотрудников пойти навстречу, прежде всего, голосу совести и снять наконец с музеев давнюю — и порой незаслуженную — моральную тяжесть: если ранее они вынужденно разделяли с государством ответственность за его правовые нарушения при пополнении музейных коллекций и притом вполне честно (иногда даже подвижнически) выполняли свои гражданские обязанности в деле сохранения культурного достояния народа, то теперь, в пору восстановления правовых норм, каждый музейный сотрудник как интеллигентный человек должен, прежде всего, осознать, что дальнейшее владение изъятыми у Церкви памятниками как чужим имуществом и сопротивление их возвращению, какими бы благими намерениями это ни объяснялось, есть по сути укрывательство краденого, и перед лицом этого прискорбного факта все другие соображения должны быть отметены каждым претендующим на звание порядочного человека.
Теперь представляется полезным сказать несколько слов о том, как реально может происходить передача Церкви и сохранение самих памятников.
Во-первых, часть музейных коллекций может приобрести статус полностью церковных музеев: например собрание ризницы и икон музея в стенах Троице-Сергиевой Лавры — как вложенного почти во всем своем составе непосредственно в саму лавру многочисленными вкладчиками, о чем свидетельствуют вкладные записи; в других случаях часть церковного имущества может оставаться в рамках действующих государственных музейных структур как отдельные экспозиционные разделы, с правом особого церковного показа и оформления экспозиции, с особой при этом (по характеру подачи экспонатов) духовно-просветительской, экскурсионной и лекционной деятельностью; последнее возможно главным образом в местных региональных музеях, где большая часть памятников была изъята в свое время из местных же храмов; разумеется, часть таких памятников при волеизъявлении владельца и при создании достаточных условий сохранности и должна быть возвращена на место их изначального исторического пребывания.
Предваряя возможную тревогу музейных работников по поводу якобы грядущего распыления основных важнейших коллекций древнерусского искусства, замечу следующее. Любопытно, что как раз значительная, как правило, наиболее ценная часть памятников древнерусской культуры, хранящихся ныне в главнейших музеях: Русском музее, Третьяковской галерее, — совершенно не подпадает под процесс возвращения Церкви ее имущества.
Например, из проведенной выборки по памятникам новгородской иконописи XIII — начала XVI веков в собрании ГТГ на предмет выявления их возможной церковной принадлежности в прошлом явствует, что из 135 икон 101 — это иконы из бывших частных собраний Остроухова, Рябушинского, Морозова, Анисимова и других коллекционеров, пять икон поступило из ЦГРМ, Антиквариата и им подобных организаций и 19 — из Исторического музея — все последние без указания источника поступлений.
Несколько иная картина в отношении икон различных школ XVI-XVII веков в том же собрании, но и тут лишь несколько десятков икон имеют свидетельство об изначальной принадлежности их тому или иному храму (главным образом, московским).
В результате можно говорить в целом лишь приблизительно о 5-8% от числа всех галерейских икон основного собрания, которые следует вернуть законным владельцам в лице церковных общин при восстановлении церковной жизни в ряде московских храмов.
Конечно же, возвращение этих икон не нарушит целостности собрания ГТГ, особенно если учесть, что большинство из них [буквально чуть ли не тысячи!] хранятся в запаснике и никогда не выставляются в залах музея.
Единственно, о чем в конкретном случае Третьяковской галереи может и должна идти речь — это возвращение ею Церкви нескольких древнейших, особо чтимых православной Россией икон, о каждой из которых следует говорить особо (например: «Богоматерь Великая Панагия» XIII века из Спасского монастыря в Ярославле, «Великомученик Георгий» XII-XIV веков из новгородского Юрьева монастыря). Но о них вопрос, вероятно, может реально встать только в случае будущего открытия этих монастырей и лишь при создании там особых условий их хранения. Думаю, что то же самое можно сказать и об иконе «Святой великомученик Димитрий» XII-XIII веков — в случае восстановления богослужения в Успенском соборе г. Дмитрова.
Реальной же насущной задачей, причем вполне при желании выполнимой, оказывается удовлетворение высказываемого сейчас пожелания Церкви о передаче ей четырех других особо чтимых икон из собрания Третьяковской галереи: необходимо перенести «Богоматерь Владимирскую» и «Благовещение Устюжское» в кремлевский Успенский собор, откуда они и были изъяты в ГТГ и в котором имеются все возможности к особому их почитанию и сохранению при совершении там в будущем богослужений; перенести далее: рублевскую «Святую Троицу», опять же, на ее историческое место — в Троицкий собор Лавры, где находятся десятки и других шедевров древнерусской иконописи, и, наконец, «Богоматерь Донскую» XIV века — во вновь открытый в Москве Донской монастырь. Относительно мер сохранения последней иконы нужно думать особо. Но в любом случае эти святыни, вырванные кощунственной рукой буквально из сердца России, из создавшей их Церкви, должны в нее вернуться, если мы искренне на деле, а не на словах уважаем право и законы, равно Божеские и человеческие, если действительно желаем духовного возрождения нашей страны.
Чтобы завершить эту трудную для всех заинтересованных сторон тему, следует также сказать и о том, что не в первую очередь, но также в ближайшее время Церковью могут быть востребованы и еще несколько особо чтимых икон: это псковская «Богоматерь Любятовская» в ГТГ, новгородская «Богоматерь Знамение» в Новгородском же музее-заповеднике, «Богоматерь Толгская» (вторая) в Русском музее; первые две, вероятно, разумнее всего было бы разместить пока, соответственно, в Троицком псковском и Софийском новгородском соборах [вскоре после прочтения этого доклада автор принимал участие в составе группы специалистов, ведших переговоры с дирекцией Новгородского музея, в результате которых икона была передана в собор, где она благополучно находится и поныне. — д. Г.М.]; «Толгская» же должна занять свое исконное место в Толгском монастыре в Ярославле.
Хотя я отнюдь не уполномочен выступать от лица Церкви, могу с достаточной степенью уверенности предположить, что передача такого рода особых древних святынь окажется весьма ограниченным по своим масштабам действием, и вряд ли их число превысит полтора-два десятка икон, которые и необходимо вернуть безотлагательно Церкви специальным, возможно единовременным, государственным актом, обеспечив всемерную помощь со стороны государства в деле дальнейшего их сохранения.
Думаю также, что Церковь, как и всегда, проявит свою добрую волю и свойственную ей трезвость и вряд ли будет претендовать на некоторые из общепризнанных художественных шедевров, с которыми не связана какая-либо особая традиция общенародного поклонения. Я имею в виду такие, например, давно разрозненные памятники, как рублевский Звенигородский чин, не менее известный Васильевский чин или же Дионисиево «Распятие» из Обноры. Однако и здесь было бы безусловно справедливым требовать сугубо церковного характера их экспонирования, возможно, выделив для них по желанию владельца особый зал — в данном случае в самой Третьяковской галерее.
Весьма важной проблемой в сохранении памятников церковной культуры при начинающихся богослужениях в храмах является режим пользования храмовыми зданиями, содержащими в себе древние иконы и стенные росписи. В обычных рядовых храмах таких икон, как правило, немного и контроль за их состоянием при объединении усилий владельцев и специалистов-реставраторов не представляет особой сложности; нужно лишь от демагогических обличений со стороны бюрократических организаций от культуры перейти, с одной стороны, к участию в долевом финансировании необходимых работ, если государство действительно хочет показать себя истинным радетелем о культурном народном достоянии, с другой — к созданию наконец серьезного корпуса специалистов-реставраторов. Но ведь и то и другое как результат осознания приоритета культуры может быть лишь следствием постепенного повышения развитости общества, что, в свою очередь, невозможно без роста его истинной духовности; единственный же залог такого роста, как показывает жизнь везде и всегда, лишь наличие у народа своих духовных святынь. Будет нормально существовать Церковь — будет и культура. Другого не дано.
И здесь безотлагательным становится возвращение Церкви в самое ближайшее время всех основных соборных храмов России; в первую очередь речь здесь должна идти о древнейших соборах Москвы — кремлевских и храме Василия Блаженного.
Необходимо скорейшим образом прекратить вынужденные пока для Церкви своеобразные богослужебные, со скорбью должен сказать, почти что «гастроли» в некоторых из них, что может быть объяснено лишь соображениями, так сказать, церковной икономии и даже своего рода церковного кенозиса, «умаления» — «ради малых сих». Но ведь вновь и вновь затем оставляются на поругание освященные молитвой во время и этих единичных богослужений соборные алтари — и радость смешивается с горечью. Церковь наконец должна стать законной владелицей своих соборов. Да, эти храмы особенно ценны в художественном отношении, но это не может стать препятствием в деле восстановления правды и справедливости.
После вступления в права на эти соборы нужно, по-видимому, разумно ограничить частоту служений в них, нужно, вероятно, установить, с учетом мнения специалистов, места и число подсвечников, необходимо определить порядок и часы осмотра храмов желающими, но с непременным недопущением в алтарные помещения мирян — то есть поступить так, как поступают везде в Европе с такими же памятниками — от храма святого Петра в Риме до Нотр-Дам в Париже.
Далее, в некоторых единичных, особо уникальных храмах России, будь то собор Мирожского монастыря в Пскове (с фресковым ансамблем XII века), церковь Троицы в Никитниках в Москве (с росписями XVII века), храм Илии Пророка в Ярославле или же храм в Ферапонтове — везде в таких памятниках можно совершать при пожелании Церкви службы только один-два-три раза в год: на Рождество, Пасху и в день храмового праздника, назначая для этого чередных священников епархиальными указами — во избежание забвения православных святынь. Но и в этом случае храмы такого рода должны однозначно являться церковной собственностью и оберегаться Церковью; возможно, для этого необходимо будет воссоздать начавшие зарождаться еще в начале века епархиальные церковно-археологические комиссии с включением в них специалистов (искусствоведов, историков, реставраторов).
В отношении же уникальных икон типа «Богоматери Владимирской», включаемых в сакральную жизнь Церкви, можно лишь добавить, обращаясь непосредственно к работающим в области охраны их как художественных памятников: уважаемые хранители, климатологи, биологи, химики, реставраторы! перед вами широчайшее поле деятельности для проявления ваших знаний и талантов: создавайте современные технические конструкции, защитные короба с уплотнителями, пыле-и копотеуловителями, с микроклиматом, с чем угодно; трудитесь — верующая Россия всегда найдет способы выразить вам свою признательность.
И можно не сомневаться, что, отдавая отчет во всей серьезности принимаемой на себя ответственности как религиозного, так и историко-культурного порядка, Русская Православная Церковь — с естественным ростом культуры общества в целом и своей собственной — будет всегда стремиться как можно полнее гарантировать сохранность своих религиозных и одновременно художественных святынь, предполагая в этих целях самое активное и постоянное сотрудничество с государственными и общественными структурами охраны памятников с учетом широко известного мирового опыта в области использования в культовых целях древнейших храмовых зданий, в том числе и выдающегося историко-культурного значения.
Задача специалистов, ученых — помочь Церкви в этом трудном, но благом для всех деле.
Читайте также:
Утопия эстетизма в музейном деле.
К проблеме будущего возвращения РПЦ ее законных святынь и общинно-церковного имущества