«Курицу я могу купить детям раз в два месяца». Три семьи из Белгорода — о новой жизни
«На восьмом месяце беременности мне отказали в УЗИ»
Анна, мама троих детей, приехала из Мариуполя
У Анны трое детей — старшей дочери, Софии, 9 лет, сыновьям-двойняшкам год. Родила она их уже в Белгороде. Седьмой месяц беременности двойней стал самым страшным. Анна пережила его в Мариуполе. Ее семья жила в пригороде, в поселке Толоковка.
— Когда начались обстрелы, мы прятались в подвале. На следующий день уехали в город. Почему-то верили, что город не тронут — не брали вещи. Нас пустила к себе пожить знакомая. И с этого момента начался дикий ужас.
В подвал семье попасть не удалось. В бомбоубежищах рядом Анне сказали, что нет мест. Бомбежки семья переживала в коридоре метр на два.
В начале марта в городе еще выпекали хлеб. Давали не больше двух буханок в руки. Анна с мужем стояли в очереди на морозе около четырех часов. Когда начинались обстрелы, убегали в подъезд, потом возвращались в очередь.
— Мы потом этот хлеб разделили на маленькие кусочки и ели по чуть-чуть. В основном все детям отдавали.
Готовили еду на улице на костре. Но скоро в то место, где они готовили, прилетел снаряд. Чудом там никого не оказалось.
— Кушать хотелось. Я была беременна двойней, за всю беременность набрала всего шесть килограммов, из них три — уже будучи в Белгороде. В Мариуполе я больше худела, а не поправлялась. Стекла вылетели из окон, попадали прямо на нас. Так оглушило, что я до сих пор плохо слышу.
Еды скоро не стало, не было воды.
— Муж сказал — мы либо погибнем сейчас здесь, либо попытаемся выехать. Решили ехать. Машина, наша старая «копейка», была цела, только стекла повылетали. Мы выезжаем — идет дикий обстрел. Мы Соню насильно вытаскивали — она упиралась, кричала, не хотела садиться в машину. Выезжаем — сильные обстрелы по району. Бросили машину, забежали в подъезд и стояли там два часа. Боялись, что попадет в машину и тогда мы там точно погибнем. Прибежали люди, сказали, что еще несколько машин собираются выезжать, и мы поехали колонной. Накрылись одеялами — было еще очень холодно, мороз, минусовая температура.
Соню от голода и от нервов начало рвать, она давно не ела, поэтому желчью рвало. Всю дорогу она молилась и кричала. Мы выехали из Мариуполя, заехали в ближайшем поселке во двор к кому-то. Мужики, здоровые взрослые мужики выходили из машин, падали на землю и рыдали.
Анна родом из Донецка. Жила рядом с аэропортом. С семьей уехала оттуда в Мариуполь в 2014 году.
— Мы там потеряли квартиру, теперь в Мариуполе. Мы два раза потеряли все. В наш дом в Мариуполе было четыре прямых попадания. Там выгорело все. Возвращаться некуда.
Родственники помогли Анне с семьей добраться до Донецка, а потом до Белгорода, дали деньги на первое время. Квартиру сдавать семье никто не хотел.
— Как только слышали, что мы из Украины — отказывались сдавать квартиру.
Без ОМС Анне отказывались делать УЗИ.
— Я говорила, что беременна двойней, что давно не наблюдалась, мне нужно каждые две недели делать УЗИ, я пережила ужасное и мне надо узнать, что с детьми. Но пока я не сделала временное убежище и ОМС, меня не приняли. Наконец, я узнала, что с детьми относительно все в порядке — они были маловесные. Я родила их на 34-й неделе. Они были недоношенные, по полтора килограмма. Неделю провели в реанимации.
Муж Анны долго не мог найти работу. А когда нашел, ему не заплатили.
— Мой муж работал электромонтажником в Белгороде, — рассказывает Анна. — Они знали, что у него трое детей, откуда мы. Нам приходилось очень экономить на еде — покупали только хлеб и молоко. Волонтеры давали для детей памперсы, смеси, каши. Я могу потерпеть, не поесть, но они не могут. Детям при рождении выдали российское свидетельство о рождении, но в нем было написано, что они граждане Украины, так как я еще не оформила российское гражданство. Поэтому никакие выплаты нам не полагались. Мы больше трех месяцев оформляли документы. Соня учится в белгородской школе онлайн. Через телефон подключаемся, планшет — это немыслимо для нас. Сейчас работают муж и брат. Зарплата у обоих — 30 тысяч. На одну зарплату мы снимаем квартиру, на другую живем — семь человек.
«Нам нужно оформлять инвалидность заново»
Анжела, мама мальчика с ДЦП, приехала из Харькова
Кириллу 6 лет, у него тяжелая форма ДЦП. Он не ходит, не сидит, не разговаривает. Улыбается маме. Кирилл родился в Волчанске, совсем недалеко от границы с Белгородской областью, жил там с мамой, папой и сестрой.
— Нам врачи долго говорили, что сын вот-вот сядет, — говорит Анжела, мама Кирилла, — но сейчас мы уже знаем, что этого не будет. Мы можем его только любить.
После обстрелов в феврале у Кирилла случился первый эпилептический припадок. Начались судороги.
Он попал в реанимацию. После этого приступы повторялись 2–3 раза в месяц.
В Белгород семья Кирилла переехала в сентябре.
— Все уезжали, все наши соседи, вся наша улица, паковали вещи и ехали. У нас не было сильных обстрелов, но мы боялись, что будут. А как с Кириллом в подвал бежать? Пока соберемся, пока добежим, поубивает уже.
Муж Анжелы потерял работу в Харькове. В Белгороде с трудом, но нашел новую. Большая часть денег уходит на оплату жилья. На жизнь семье остается 10 тысяч рублей.
— Большая проблема — переоформить инвалидность Кириллу, чтобы получать пенсию, — объясняет Анжела. — Мы уже месяц пытаемся. Обошли всех врачей — невролог, логопед, ортопед, гематолог, гастроэнтеролог, окулист, хирург, педиатр. После этого с их заключениями нужно идти на медико-социальную экспертизу. Мы пришли на нее, выяснилось, что нужно еще делать энцефалограмму. Женщина, которая ее делала, говорила: «Зачем это, разве не видно, что мальчик особенный, ребенок и так настрадался». Она еще шапочку, которая нужна для энцефалограммы, пыталась ему на голову надеть. А она спадает, потому что для взрослого. Вот теперь снова ждем медико-социальной экспертизы. Сказали, если им энцефалограмма не понравится, еще придется МРТ сдавать.
Анжела обращалась за помощью к администрации района, где она живет. Но там ей ответили, что ничем помочь не могут. Помогли волонтеры. Они нашли специальную коляску для Кирилла, памперсы, дали продуктовые наборы, бытовую химию.
— С первой квартиры, которую мы сняли, нам пришлось съехать, — рассказывает Анжела, — соседка нас выжила. Мы попросили ее быть потише, так как Кирилл очень чутко спит, она вызвала полицию. Сказала, что это мы ей мешаем спать.
Она говорила нам: «Почему вы квартиру себе не купите? Вам же, беженцам, миллионы дают?»
Ну что ей ответить. Какие миллионы? Кто ей это сказал?
Сын соседки оказался полицейским. Он объяснял Анжеле: «Понимаете, она из-за ваших очень боится. Над городом ракеты ПВО сбивает, ей страшно».
— Ей страшно, понимаю, — говорит Анжела, — но это же не мы! Это не наша вина. Я не от хорошей жизни сюда приехала. У меня там частный дом, мы только ремонт доделали, там мои цветы, огород. Мы очень хотим домой. Я уехала в шлепках, всех собрала, а сама уехала в чем была.
«В скорую укладывали по девять раненых»
Светлана, четверо детей, приехала из Харькова
Светлана — медсестра из Харьковской области. У нее четверо детей: 12-летний и 5-летний сыновья, 10-летняя и 7-месячная дочери. Три года она работала на скорой в небольшом поселке. Уже год она живет в Белгороде.
— Мы до последнего не хотели уезжать, — говорит она, — только купили квартиру.
Света была на втором месяце беременности в феврале 2022 года. Ее бригаду вызывали к раненым мирным жителям.
— В одну из смен погибло 7 человек, 19 раненых мы отвезли в больницу, один умер в скорой, — рассказывает Света. — Очень, очень страшно, когда мать 17-летнего ребенка смотрит на тебя и просит: «Заберите, пожалуйста, его, чтобы я могла похоронить». Ее сын самый тяжелый был… В тот день я думала, что потеряю ребенка.
Светлана вспоминает, как они с коллегами укладывали раненых в скорую — как могли. Одновременно вывозили по 9 человек.
— Пытались как-то им помогать по дороге, но не могли ни до чего дотянуться, столько в машине было людей. Пациенты сами просовывали руку, чтобы мы им поставили капельницы, второй рукой держали. У одной женщины ранение сквозное — пробито легкое. Мы в этих условиях ее перевязывали. Когда скорая притормаживала, мы падали друг на друга, — продолжает она.
В апреле в поселке, где жила Светлана с детьми, не стало электричества, в мае — газа. Еду детям готовили на костре. В апреле поселок сильно обстреляли.
— Дети тогда очень испугались, плачут. Мне и детей нужно утешать, и бежать на работу, людей спасать. У нас в поселке было восемь пострадавших. Мы везли их в больницу, очень страшно было по трассе ехать. Ее обстреливали — едешь и видишь с одной стороны БМП сгоревший, с другой — снаряд торчит.
Если хочешь жить, нужно ехать быстро. Чем быстрее ты едешь, тем больше шансов, что снаряд тебя не догонит.
С февраля по июль у Светы было очень много работы. В день — 10–15 вызовов. У пожилых людей обострялись заболевания.
Продукты в поселок привозили, но они сильно подорожали.
— Я так хотела яблок, они мне снились, — рассказывает Светлана, — а они стали стоить 100 гривен килограмм. А нужно хотя бы четыре яблока купить, чтобы детям тоже. Или два, чтобы хотя бы каждому по половинке. И нужно выбирать — хлеб купить или яблоко. Конфеты вообще немыслимо подорожали. Барбариски стоили 50–60 гривен, а их стали продавать по 350.
Света с мужем и детьми решили уехать в конце июля после очередного обстрела.
— Мужчина в нашем поселке погиб от удара взрывной волны. Взрывной волной ломает все кости. Его невозможно было даже поднять. Это стало для меня последней каплей. После этого мы уехали.
«Курицу мы покупаем раз в два месяца»
В Белгород семья приехала глубокой ночью. Квартира, которую нашли родственники, кишела тараканами.
— Нам чудом удалось найти другую квартиру ночью. В ней была одна кровать и комод, мы спали на полу. У нас все дома осталось — игрушки детей, одежда, велосипеды. Сын говорил: «У меня дома такая классная кровать, у меня только появилась своя комната». Дочь вспоминала, что мы в ее комнате собирались делать ремонт.
Муж Светы устроился на работу. Его зарплата — 32 тысячи рублей. Почти все деньги уходят на оплату квартиры, вместе с коммунальными платежами это 25 тысяч рублей. Семья из шести человек живет на 7 тысяч рублей в месяц.
— Ну, мясо мы редко едим, — говорит Света. — Курицу, может, раз в два месяца, нужно правильно магазины выбирать. Мы ходим в сеть продуктовых «Победа». Например, в «Перекрестке» ведерко квашеной капусты стоит 150 рублей, а в «Победе» — 57. Колбасу, сосиски мы покупаем только по акции. В некоторых магазинах накручивают по 100 рублей на сосиски, но есть магазины, где и вкуснее, и дешевле.
Семье Светы очень помогли волонтеры. Для малышки все привозят они — одежду, питание, подгузники.
Помогли с одеждой для старших детей. Они уже три года учатся онлайн (в Белгороде на дистант переведены все школьники).
— В школе могут дать планшет, если его нет, — объясняет Света, — нам дали один, но сказали, что мы будем платить за него, если что-то случится — 32 тысячи. Я посмотрела — он стоит 16 тысяч. Мы отказались. Планшет на Новый год нам подарили волонтеры.
Светлана получила российское гражданство и материнский капитал — 500 тысяч рублей.
— За эти деньги в Белгороде мы не можем купить жилье. Только если в обстреливаемых районах. Там дома продаются по 200–300 тысяч. Здесь в Белгороде иногда очень громко бывает. Сын один раз очень испугался. Все повторял: «Мама, громко! Мама, громко!» Я его полчаса не могла успокоить.
Света мечтает снова выйти на работу, быть медсестрой.
— Я тут недавно делала внутримышечный укол, меня попросили. Так радовалась — я укол сделала! Вижу, скорые мимо едут, и думаю — а вот у нас была такая же. Вот и я бы могла сейчас так ехать на помощь к людям. Представляю себя там, внутри. Но здесь мне нужно подтверждать свой диплом. Чтобы сдавать экзамены, нужно заплатить 6,5 тысяч рублей.