Нина поправила косынку, отключила мобильный, чтоб не беспокоил неожиданными СМС-ками и звонками. Перед ней лежал лист бумаги и ручка. Она собиралась к исповеди и хотела как можно тщательнее вспомнить все свои грехи за прошедшие две недели.
Раньше, лет 15 назад, она причащалась раз в пост, но теперь в Невской церкви появился новый настоятель и благословил причащаться каждые две недели, потому как «времена последние и духовная брань увеличилась». А тут еще коронавирус нагрянул и тем более каждый день мог стать последним, казалось ей.
Нина была одинока, доживала свою обремененную грехами жизнь в относительном покое, на пенсию в 250 лари. Иногда получала дополнительные деньги от сына, давно переехавшего в Германию. Со здоровьем, слава Богу, было все в относительном порядке. Круг общения у нее сократился до минимума в силу возраста, а наступивший карантин с перекрытым транспортом свел связи с социумом почти к нулю. Из дома она выходила в полной экипировке — с маской и шлемом — по известному маршруту: магазин, аптека и в конце недели — церковь.
При видимой однообразности грехи, как ни странно, не уменьшались. Книжку «Подготовка к исповеди» Иоанна Крестьянкина Нина знала почти наизусть и внимала своему внутреннему миру более тщательно.
Дело в том, что она пользовалась интернетом, вела свою страничку в Facebook, куда постила исключительно цитаты святых отцов и благочестивые рассказы. Ну и естественно, отвечала на время от времени поступающие комментарии. На первый взгляд, откуда грехам взяться при таком-то времяпрепровождении. А вот, представьте себе, были. Потому как нутро человеческое еще тот водоем грязеродный. Ибо сказано:
«Сие море великое и пространное: тамо гади, ихже несть числа, животная малая с великими» (Пс. 103:24).
Нина отслеживала свои желания и душевные устремления, а обнаруженное тщательно фиксировала, чтоб дальше восходить по лестнице духовного самосовершенствования.
На белом листе появилась первая запись:
Лайколюбие.
Нина задумалась и сделала рядом определение новообразования. Потому как некоторые батюшки переспрашивали, услышав непонятное:
— Чего?
Итак, лайколюбие — тайное желание собрать побольше лайков от читателей блога, которое проистекает от глубинного тщеславия.
Вторым номером Нина поставила свечеброжение. На прошлой службе ходила туда-сюда и ставила свечи, нарушая порядок службы. Поставила свои сиюминутные желания выше порядка на Литургии. Охти ей грешной и неразумной, не радеющей о своем спасении. Тоже приписала рядом определение нового слова. А то у молодых батюшек в Невской с русским затруднительно. Могут и не понять, про что речь.
С нарушением постов по ошибке и «не успела прочитать утреннее правило» Нина давно покончила, потому как времени у нее свободного было теперь больше чем достаточно.
А вот разные «мелочи» время от времени давали о себе знать. Хотя в духовной жизни, как известно, мелочей не бывает.
Третьим пунктом на белом листе поставила часто повторяющееся — комментонедержание.
Это действительно было язвой ее души. Нина иногда так увлекалась спорами в интернете, что писала длиннющие комментарии со ссылками, стремясь донести до оппонента истину. Но, как правило, это бывало напрасной тратой времени. Люди упорно сидели на своих замшелых убеждениях, и сдвинуть их не было никакой человеческой возможности. Святые отцы потому и советовали отвечать сугубо на вопрос, а не ломать копья в пустых спорах.
Задумалась, что же еще написать, но в дверь сперва позвонили, потом грубо постучали.
Нина пошла открывать.
— Кто там?
— Это я, Эка.
Нина открыла, помня о двухметровой дистанции.
На пороге стояла ее соседка с пятого этажа, держа за руку четырехлетнего мычащего Сабу.
Эка эта — искушение ходячее. Один вид чего стоит, волосы нелепого розового цвета, спереди прядь темно-коричневая свисает, сиреневый маникюр и голос хриплый от сигарет. 27 лет, а выглядит на 35. Тьфу, смотреть противно на лахудру. Удивительно, как еще муж с ней живет. Дистрибьютором работает, наверное, чтоб дома реже бывать. Сын с аутизмом у нее растет. Четыре года, а «мама» до сих пор сказать не может…
— Тетя Нина, можете за Сабой посмотреть? — начала Эка, не здороваясь. — У меня срочное дело. Мама из деревни прислала со знакомым шофером сумку с продуктами. Бадри, как всегда, на работе. Весь подъезд обошла, никто не может Сабу оставить. У половины ковид этот проклятый. У одних начинается, у других кончается. Джорбенадзе и Кобахидзе дома нет.
Нина вытаращила глаза от такой прелюдии. Во, наглая. Нет уж, голубушка, твой крест, ты и неси. Нечего тут дураков искать. А в Симоны Кананитские ее, Нину, никто не благословлял.
Эка восприняла заминку по-своему.
— Да вы не волнуйтесь, Саба не заразный. И я ему маску надену на всякий случай. Я быстро вернусь. Туда и назад.
— Нет, нет. Я тоже не могу, — отрезала Нина и закрыла дверь, не прощаясь. С наглыми по-другому нельзя. Надо общаться на им же понятном языке.
Говорить, что ребенок помешает ей готовиться к исповеди, было излишне. Эка не поймет, да и сказано, что духовную жизнь надо держать втайне. Это вещь тонкая, не для общего обозрения. А для таких, как эта разноцветная Эка, тем паче.
Постояла, прислушалась к удаляющимся шагам. Отвел Господь искушение. И пошла к столу, где лежал ее список.
Еще раз проанализировала всю крохотную сценку, ведь все, что посылается, несет определенный духовный смысл. Надо просто уметь расшифровывать знаки свыше.
Поймала себя на осуждении болящей Екатерины. Попросила ее покровительницу:
— Святая великомученица, моли Бога о нас, неразумных.
Потом решительно взяла ручку и дописала в своем списке обнаруженную промашку:
— Осуждение духовно болящей.
Потому как на себя надо смотреть строго, без саможаления. Без этого спастись невозможно.