Ледышка
В подземном торговом центре шумела, веселилась, спешила по своим делам, праздно глазела на витрины, распивала кофе, целовалась и обнималась пестрая толпа, взбудораженная ожиданием скорого праздника. Не поднимая головы, Алена брела сквозь лабиринты магазинчиков и кафе, чувствуя тяжесть, неподъемной горой придавившую плечи…
Куда ни глянь – всюду сплошные проблемы. На работу тащишься как на каторгу, от каждого замечания начальника слезы на глазах и желание швырнуть ему в лицо папки с документами. Уволилась бы, да куда денешься? Кризис, за любую работу держаться надо обеими руками, а не с начальством скандалить.
Домой возвращаться – тоже нет ни малейшего желания. Вечно хмурый муж, скандалящие дети-подростки, стареющие родители с бесконечными претензиями типа «Ты должна то, ты не должна се…». От всего этого хотелось то ли утопиться, то ли сбежать на край света с мускулистым бронзовым красавцем с рекламы солнечных очков, очень «кстати» выставленной на всеобщее обозрение в самый разгар декабрьской метели.
Наконец ноги вынесли ее к цели. Магазин «Победители» устраивал предрождественскую распродажу «по самым смешным ценам». Перемерив десятка три одежек и с отвращением вернув большинство из них продавцу («Ну и уродство же нашили, руки бы поотрывать тем, кто такое сотворил!»), Алена расплатилась за две блузки и, по-прежнему не поднимая глаз от затоптанного сотнями ног пола, побрела в поисках выхода на станцию метро.
Обратный путь почему-то оказался совсем иным. Растерявшись на развилке, Алена свернула не направо, а налево, и извилистая дорожка, пролегшая между магазинами, через каких-то пару минут вынесла ее к прозрачным тяжелым дверям, ведущим на платформу. «Ну, надо же! — подивилась про себя Алена, — Что ж я так долго плутала по пути туда, здесь всего-то два шага оказалось…»
Рука уже привычно нащупывала в карманчике сумки проездной билет, в голове копошились тревожные мысли о том, что муж снова будет недоволен — просил же до конца месяца от покупок воздержаться, с деньгами дело плохо… В этот момент Алена почувствовала на себе чей-то пристальный и неотрывный взгляд.
В двух шагах перед ней, прикованный не то ремнем, не то какой-то цепью, в инвалидной коляске сидел человек. Впрочем, человек ли? В первое мгновение Алена отшатнулась, не в силах понять – кто это. Крошечное худенькое тело существа было таким чудовищным образом искорежено, словно некий безумный великан пытался завязать мальчишку лет семи-восьми узлом, но бросил дело на полдороги, а жертва так и осталась скрученной и навечно застывшей. Причем застыла она уже очень давно, ибо и волосы, и крошечная бородка клинышком были абсолютно седыми. Но с гладкого, не тронутого морщинами, лица существа безмятежно и одновременно пристально смотрели яркие, карие совершенно мальчишечьи глаза.
Неизвестно, кто прикатил кресло сюда, в самую гущу толпы на одной из центральных станций города, только фантазия у этого человека была явно извращенной. Впрочем, может, человек этот вполне чистосердечно решил одеть своего подопечного в маскарадный костюм, надеясь привлечь побольше внимания (и милостыни, разумеется!). Только вот эффект от его стараний получился прямо противоположный. Ибо искалеченный человечек, облаченный в яркий и пестрый костюм шута, увенчанный колпаком с бубенчиками, выглядел такой чудовищной пародией на человека, что Алена невольно зажмурилась… И в следующую минуту поняла, что не сможет сделать дальше ни шага, пока не положит хоть что-то в кружку, которую скрюченной куриной лапкой держал бедолага, сидящий в кресле.
Как назло, кошелек куда-то запропастился. Алена сначала пошарила по сумке вслепую, потом попыталась вглядеться в недра своей торбы, доверху заполненной всевозможным барахлом. Красного кожанного кошелечка не было, как корова языком слизнула.
В следующее мгновение сумка оказалась на полу, а сама Алена опустилась рядом. Казалось, весь мир сжался до размеров крошечного пятачка – инвалидного кресла и женщины, стоящей рядом на коленях. Прохожие торопливо текли мимо, искоса поглядывая на хорошо одетую даму, разметавшую полы длинного пальто по грязному полу и отчаянно пытающуюся отыскать что-то в модной нарядной сумке. Но никто из них не приблизился, в кружке у калеки так и не звякнуло ни одной монетки.
В какой-то момент у Алены мелькнула мысль, что, может, не судьба, когда-нибудь в другой раз… Но она резко одернула себя – ей вдруг показалось, что она с места тронуться не сможет, пока не положит хоть что-то в кружку старика.
Наконец пальцы нашупали знакомый кожаный прямоугольничек. «Ну, вот и хорошо, — пронеслась в мозгу торопливая мысль, — там как раз есть несколько мелких монеток!»
«Да что же я за дрянь-то такая! » – мысленно обругала себя Алена, припомнив, какие суммы она оставила в последние дни в одежном магазине, в косметическом салоне, и… Да много еще где. Пальцы же меж тем уже вытянули и складывали твердым прямоугольничком крупную купюру…
Кружка старика оказалась рассчитана только на монетки, щель в ее крышке была настолько узкой, что Алене далеко не сразу удалось протолкнуть внутрь яркую бумажку. В тот момент, когда раздался легкий шорох, свидетельствующий о том, что наконец-то все получилось, уже поворачивающая в сторону турникета Алена вдруг услышала в гуле приближающегося поезда едва различимое «Спасибо».
«Это Вам — спасибо!» — неожиданно для самой себя улыбнулась она. И в ответ, словно солнечный луч брызнул – так славно и совершенно по-детски улыбнулся ей в ответ калека.
«Счастливого Рождества!» — звонко поздравила его Алена и, не дожидаясь ответа, радостно побежала к тормозящему возле платформы поезду.
Сойдя на своей станции, Алена поняла, что автобуса ждать нет смысла – настолько длинный хвост выстроился к остановке. Ну, да ничего страшного, тут идти каких-то четверть часа, даже и по заметенным снегом улицам. Она поплотнее запахнула пальто, надвинула на лоб опушенный мехом капюшон, и быстрым шагом направилась вверх по крутой улице, с удивлением почувствовав, что впервые за много дней ей хочется поскорее оказаться дома.
Дорога оказалась куда труднее, чем она подумала вначале. Узкие тротуары были по колено засыпаны снегом, никаким дворникам и в голову не приходило их расчищать. Так что уже очень вскоре Алена почувствовала, что выбивается из сил и что ей одновременно и жарко, и холодно от попадающего в голенища сапог снега, и что резкий ветер пронизывает ее до костей…
И в этот момент внезапно пришли слезы. Но не злости, отчаяния и нестерпимой жалости к себе, как это было в последние дни и недели. Это были светлые слезы, словно вымывающие со дна души всю муть и накипь. «Господи, прости меня, что же я творю! Куда я скатилась? Что я делаю, Господи?» — Алена сама не замечала, что произносят ее губы. Слезы катились градом, и через минуту превратились в никчемную тряпочку один носовой платок, следом — другой. «Выведи меня на путь, Господи, помоги, Ты же видишь, что я заблудилась окончательно, не дай мне скатиться, удержи…»
Перчатка, смахивавшая со щек леденеющие на ветру слезы, промокла насквозь, губы дрожали, но Алена ничего не замечала, торопясь высказать все то, что поднималось из глубин души, задавленное ежедневной суетой и мелкими житейскими дрязгами.
«Господи, Ты же знаешь, что я люблю Тебя! Прости мне все, что я натворила… Прости, дай мне быть с Тобой, не отринь меня…»
Мягкий теплый свет лег на тротуар перед ней. Алена подняла голову – ну да, вот уже и дом, как же она быстро дошла, и сама не заметила. Родные окна светились уютным оранжевым светом, по шторам прошла тень – кто-то из домочадцев, похоже, собирался устроиться на диване с книжкой.
Мелодичный звонок, торопливые шаги за дверью… И вот самые крепкие и надежные на свете руки обнимают, прижимают зареванное лицо к теплой клетчатой рубашке.
«Где же ты так долго, солнышко? Я волновался, где ты… Идем скорее, дети уже приготовили ужин. Давай согрею, ледышка ты моя…»