Посвящается прот. В.П.
Диакон Михаил Таганов, 2010
В жизни случаются самые невероятные встречи, перед которыми бледнеет литературный вымысел. Ведь вымысел – дело человеческое; за любой кажущейся случайностью всегда просматривается Промысл Божий… Эта дорожная история произошла году в 1999-м. Тогда я служил диаконом в Нижнем Новгороде, в одном старинном городском храме, преподавал богословские предметы в Нижегородской Духовной Семинарии и одновременно доучивался экстерном в Санкт-Петербургской Духовной Академии. Периодически мне приходилось ездить в Петербург – чаще всего на сессию, но иногда и в середине семестра, по учебным делам.
В то время самым удобным транспортом для меня был скорый поезд «Волга» Нижний Новгород – Санкт-Петербург. Уезжал я на нем после обеда, а прибывал в Питер не слишком ранним утром. Временами поезд почему-то ходил полупустой, как и в тот памятный вечер.
Вхожу в купе и вижу, что у меня на этот раз единственная попутчица – респектабельная дама лет пятидесяти с чем-то, с крашеной сединой, дорого и со вкусом одетая. Раскладывает по местам вещи, вынимает еду, налаживает временный вагонный быт. Поздоровался и не стал ей мешать. Стою в коридоре, смотрю на уносящиеся вдаль городские пригороды и размышляю о предстоящих студенческих делах… Но время идет, уже вечер, пора поужинать и познакомиться. За чаем я представился. Попутчица моя (уже не помню ее имени, а если бы и помнил, то неудобно было бы называть) оказалась заслуженным врачом-психиатром из известной в городе клиники. Живет в престижной нагорной части города. Муж, дети, уже внуки пошли. Собачка любимая есть…
Как это почти всегда бывает в дороге, зашла с попутчицей речь о религии, о Церкви. Тут дама мне и говорит:
– Вы знаете, в свое время научный руководитель на специализации мне объяснил, что любую религиозность надо рассматривать как предварительную стадию формирования какого-либо тяжелого психоза. Чаще всего шизофрении. Как говорится, возраст подошел, начинаются симптомчики, продромальный период… Больному надо срочно препараты соответствующие принимать, а молодой человек вместо этого кидается в церковь, молится, поклоны бьет, ищет, так сказать, спасения в Боге, а все окружающие думают, так и надо, и не замечают, что у него уже вся симптоматика налицо…
Я чуть бутербродом не поперхнулся, настолько внове была для меня такая точка зрения. Много лет спустя в одной из биографических книг о новомучениках, я встретил что-то похожее: очевидцы засвидетельствовали, что в 1930-х годах, во время «пятилетки безбожия» какие-то проходимцы от психиатрии, действительно, так и предлагали рассматривать всех вообще верующих людей. Была вроде бы такая выморочная «научная школа» в советской медицине. Но на дворе-то – 1990-е!.. Живучая оказалась теория!
Вгляделся я в попутчицу повнимательней. Она под моим взглядом как-то заерзала, стала оглядываться и почему-то рукава кофты ощипывать.
– А что это вы на меня так смотрите?
– Да ничего… Просто ваша точка зрения довольно необычная, впервые такое слышу.
– Ничего необычного, это научная точка зрения. А я, между прочим, сейчас тоже считываю ваши невербальные сигналы и телодвижения!
Хотя я ничего и не «считывал», но мои телодвижения в тот момент были, и правда, совсем невербальными – поезд на скорости немилосердно трясло из стороны в сторону, и я пытался опустить в стакан с кипятком чайный пакетик, не промахнувшись и не вылив при этом кипяток себе на колени. Пакетик в моей руке яростно раскачивался, выписывая сложную кривую. Какой сигнал она для себя в этом прочла, я сказать затрудняюсь… Справившись со стаканом, я собрался с мыслями и начал в уме подбирать полемические аргументы. Ведь нельзя такой тезис оставить совсем без ответа!
– Действительно, – начал я, – душевнобольные в Церкви есть, и немало, никто этого отрицать не будет… Как же наши бедные духовники с ними маются… Есть еще такая особая и довольно редкая форма подвижничества – юродство во Христе. Ну, здесь хоть в какой-то степени уместен психиатрический анализ – например, чтобы понять, болел на самом деле человек или нет…
Но если бы только они одни и составляли Церковь, то она никогда в истории не стала бы тем, что она есть! Кто же, по-вашему, написал Евангелия, апостольские послания? А святые отцы, которые разбирались в тончайших нюансах бытия человеческой души, ее страстей, ее борьбы с грехом? А иконописцы, чьими творениями восхищаются современные искусствоведы и художники? А церковные зодчие? Ученые-богословы? Неужели все это колоссальное наследие, которые и поныне изучают ученые с мировыми именами, создали и написали безумцы, которым по недоразумению вовремя не поставили диагноз и не сделали укол?!
Молчит спутница.
– Вот вы живете в Нижнем Новгороде, – продолжаю я. – Сколько храмов вокруг! Когда вы заходите в храм, неужели вы видите там одних психиатрических больных? И ни одного нормального человека?!
– Не знаю, – говорит, – не знаю… Видите ли, я в храмы не захожу. Так, иногда гуляю вокруг с собачкой. Вообще, энергетика там хорошая, это мне понятно, я сама занимаюсь бесконтактным массажем, прочищаю чакры… Но если внутрь зайти, со мной что-то странное начинает происходить. Знаете, это напоминает состояние глубокой интоксикации. Системное головокружение. Саливация! Тремор рук! Рвотные позывы! Обильное потоотделение по всему телу! Потом – спазм в кишечнике! Ох… вспомнить страшно. Я как-то раз зашла в такую нарядную церковь у речного вокзала, потом – бах! – и ничего не помню, очнулась на полу, надо мной священник склонился и чем-то лоб помазывает. И, знаете, все прошло. Удивительно быстро прошло! Пахло еще очень хорошо, такой тонкий растительный аромат… Вы, случайно, не знаете, что это было, чем это он меня помазал?
Я знал. «Нарядная церковь у речного вокзала» – это как раз и был мой храм. По ее описанию я сразу узнал одного из наших батюшек, милейшего отца Валерия, нашего доброго духовника и молитвенника, у которого была необычная пастырская привычка: когда прихожане дарили ему привезенное маслице от всевозможных святынь, он сливал его в один небольшой флакончик с крепкой пробкой, который постоянно носил с собой. При нем в кармане подрясника неизменно была и микроскопическая кисточка из крестильного набора, которой он помазывал то своих духовных чад, вместо благословения, то болящих, к которым его постоянно вызывали с Причастием, то каких-нибудь закоренелых грешников на исповеди. Как видно, заветная кисточка с маслицем пригодились и на этот раз… В общем, знал я, чем ее помазали и кто, но как ей объяснишь, с ее научными воззрениями? Не поймет…
– Это такое лекарство, – говорю.
– Я так сразу и поняла. Я же врач высшей категории…
Потом разговор перешел на какие-то бытовые темы, но остаток вечера и ночь прошли довольно тревожно – по крайней мере, для меня. Неуютно чувствуешь себя один на один с человеком, которого вполне реальная, но невидимая сила мучает и не пускает в храм Божий. Один Бог знает, когда она еще проявится?.. Думаю, любому верующему человеку нетрудно догадаться о духовных причинах такого рода болезненных состояний… Поздно вечером, решив тихонько помолиться на сон грядущий, я примостил над своей полкой крохотную бумажную иконку. При этом я время от времени бросал взгляд на свою соседку по купе, не начнутся ли, не дай Бог, рвотные позывы с саливацией и потоотделением… Но обошлось. Дама во время моей молитвы сладко похрапывала и даже улыбалась во сне. Может быть, вспоминала, как приятно пахло от кисточки отца Валерия.
Но главный сюрприз, который и сделал эту встречу такой памятной, меня ожидал утром. Поезд уже приближался к Московскому вокзалу Петербурга, и в вагоне царила бодрая суета. Моя попутчица уже была «при параде», благоухала недешевым парфюмом и сейчас вынимала из нижних полок свой основательно запакованный багаж. Я заметил, что она собрана в дальнюю дорогу и, скорее всего, дальше полетит куда-то самолетом. Интересно, куда? Спросил и услышал в ответ такое неожиданное признание:
– Вы знаете, мне смертельно надоел муж, надоели дети, моя квартира, работа… Год за годом одно и то же! Больше не могу! Я поняла, что достойна большего и лучшего! Я взяла туристическую визу в Германию и купила билет на самолет в один конец. Сегодня вечером мой самолет вылетает из Пулково… Специально поехала сюда, чтобы их всех со следа сбить – ведь искать-то меня начнут в Москве, в Шереметьево! А я здесь! Я все продумала. А в Германии я выйду из аэропорта и сразу начну новую жизнь. На одну неделю я денег с собой взяла. Ну, конечно, может, и не сразу все получится… Так мне одна подруга рассказала, что там есть такой закон: если кто-то две или три ночи ночует на автобусной остановке, то его привозят в полицию и за государственный счет отправляют в страну постоянного проживания. В общем, это у меня вроде страховки, – тут она просветленно улыбнулась. – Если я не найду работы, не смогу устроиться, я просто приду на остановку. Причем на ближайшую. И меня отправят домой. Видите, как просто!..
Действительно, это было просто. Проще некуда. Я молчал, совершенно не зная, что сказать, и смотрел на радостное лицо сидящей передо мной немолодой женщины, крупного специалиста по заболеваниям души. О, эта загадочная человеческая душа! «Психи», по-гречески… Сбежав из собственного дома, от всех своих родных, она теперь мчалась в Германию, чтобы ночевать там на автобусной остановке… Вспомнились какие-то древние строки из «Добротолюбия» о злом духе бродяжничества, который иной раз, по попущению Божию, овладевает несчастными людьми. Уподобляясь «печальным духам изгнанья», они бесцельно переходят из города в город и нигде не находят покоя…
Когда поезд подошел к перрону, и мы, попрощавшись, один за другим двинулись по узкому проходу вдоль опустевших купе, я не выдержал укоров собственной совести. Ну почему я молчу? Сейчас она уйдет со всеми своими чемоданами, и, возможно, пропадет для своих родных навсегда! Мне явственно представились размытые дождем черно-белые фотографии на дверях нижегородских магазинов с пугающей надписью «разыскивается» и заплаканные родственники в аудитории телепередачи «Жди меня»… Мысленно перекрестившись, я все же обратился к ней:
– Простите, может быть, я лезу не в свое дело… Не доводили бы вы до этого, а? Ну, где это видано – врач-психиатр, к тому же высшей категории, на остановке ночует… Вы домашних своих с ума сведете – подумать только, бабушка среди бела дня исчезла… Вас муж и дети искать будут, они в розыск подадут! Внуки будут ждать! Позвоните им хотя бы…
Впереди в тамбуре возникла какая-то заминка, все остановились, и моя попутчица, переставив багаж, снисходительно улыбнулась, видимо, еще раз осознав свою глубокую правоту. Но я продолжал:
– Хорошо, допустим, съездите вы на пару дней в Германию, отвлечетесь от забот и проблем, отдохнете, посмотрите достопримечательности, а потом все-таки возвращайтесь домой. Непременно возвращайтесь! И в наш храм обязательно приходите! Знаете, как отец Валерий будет рад! Он… он вас опять своим лекарством помажет!!..
При упоминании «лекарства» отца Валерия лицо моей попутчицы, до этого вполне безмятежное, вдруг страдальчески исказилось и потускнело. Как будто на глазах стала разваливаться окружавшая ее скорлупа уверенности и целеустремленности. Словно из глубины проглянуло совсем другое лицо, измученное болью, тяжкими сомнениями, непреходящей тоской… Помолчав, она отвернулась к окну и сказала каким-то иным, глухим и тусклым голосом:
– Хорошо… Приду… Куда от вас денешься…
На перроне мы разошлись в разные стороны, и я некоторое время еще видел среди вокзальной толпы ее представительную фигуру. Моя бывшая попутчица смело двигалась навстречу своему странному будущему, скорее всего, к той самой автобусной остановке в неизвестном немецком городке… Но все же ее последние слова оставили в душе какую-то надежду. В конце концов, подумалось мне, не все еще потеряно, когда в далеком русском городе в кармане старенького подрясника батюшки лежит надежное, проверенное лекарство, которое помогает в трудных обстоятельствах даже врачам высшей категории.
Диакон Михаил ТАГАНОВ
Клирик храма Святителя Николая Мирликийского в Кузнецах,
г. Москва
Читайте также: