Литература: крутая или добрая? (+Видео)
Чего не хватает современной литературе? А чего в ней чересчур много? И вообще, о чем сегодня говорит литература читателю? Размышляет писатель и литературовед Павел Басинский.
Скажу простую вещь: мне не хватает в современной литературе добра. Мы живем в таком злом обществе и злом мире!
А писатели… я их понимаю. Как сказал Владимир Сорокин, писатель сегодня должен быть крутым, иначе его просто никто не заметит, никто не будет читать. Это действительно так. Но именно в силу того, что каждый из них старается стать всё круче, круче, круче и круче, вот какая-то человечность и добро просто уходит из литературы. А без этих ценностей русская литература просто перестает быть русской литературой и не становится другой литературой. Потому что всё равно пишут на русском языке.
В литературе как на рыбалке
Меня удручает то, что в литературе абсолютно легализован мат. Не то, что я пурист такой, просто мне кажется, что табуированная лексика на то и табуирована, что на неё наложено табу. То есть если ты и пользуешься ей, ты, как бы, делаешь это в том месте и с теми людьми и для тех нужд, где это возможно. Вот литература, мне кажется, — не то место, где можно материться. Можно материться на рыбалке с приятелями. Можно материться со своим начальником, который тебя достал.
Но уже на улице, если ты будешь материться очень громко, то по-хорошему — тебя должны в кутузку отвести. Дети ж кругом.
А литература — это тоже, так сказать, общественное место. Это публичное место. Поэтому меня это удручает. Я бы, честно говоря, принял такой закон, что на книгах, где есть нецензурная лексика, допустим, ставить желтый значок. Вот обязать все издательства: желтый значок, внутри написано: «Содержит нецензурную лексику». Говорят, ещё больше будут читать. Нет, не будут, потому что уже надоел всем мат в литературе. Но будут знать, по крайней мере, что вот эта вот литература как бы лексически нечистая.
У нас сейчас достаточно сильная литература, проза. Говорят, и поэзия сильная, но я не очень хорошо понимаю современную поэзию. А проза у нас вполне сильного такого европейского уровня. И Захар Прилепин, и Виктор Пелевин, и Владимир Сорокин, и Ольга Славникова, и, скажем, Алексей Иванов, Роман Сенчин, Игорь Сахновский. Я могу назвать десятка три очень сильных писателей, которые сегодня существуют. Но они не великие. Такой очень ровный уровень, очень трудно определить лидера. Скажем, на рубеже XIX–XX века все понимали: у нас Толстой, потом Горький, что это лидеры. Чехов, между прочим, тоже. А сейчас трудно сказать, кто первый. И по каким критериям это судить? По тиражам? Тогда Пелевин и Улицкая. Но с этим многие не согласятся.
Очень сложно навигацию сегодня проводить в литературном мире. Премии это не определяют. Я сам получил главную премию, самую большую премию страны «Большая книга», но я прекрасно знаю, что когда писатель получает крупную премию — его наоборот начинают очень не любить в писательской среде, а в читательской не доверять: «Знаем мы, вот они там деньги распиливают. На самом деле, это плохие писатели, хорошим никогда не дадут». Но я, поскольку получил её за книгу о Толстом, и когда так иногда доносятся до меня такие речи, говорю: «Вы знаете, я рад очень, что моя книга довольно долго держалась просто на первом месте в позиции продаж, ещё до «Большой книги». Так что я чист перед своим читателем.
Главная тема
В литература XIX века какая главная тема была какая? Народ, совесть, маленький человек. Причем у всех писателей. Это у всех, это не критики выдумали. Действительно, и для Чехова очень важно было понятие народа, понятие маленького человека, жалость к нему. И для Толстого, конечно, и для Горького.
Литература изменилась уже в 20-30-е годы. Она уже тогда становится другой. В ней появляется больше эстетства, с одной стороны, с другой стороны — жестокости, просто жестокости. Литература о гражданской войне очень жестока. И Фадеев, и Тарасов, Родионов, и Бахметьев. Ну, Фадеева мы знаем «Разгром», потому что в школе, но тоже ведь очень жестокая вещь. И «Железный поток» Серафимовича. И «Чапаев» даже Фурманова. Это фильм так снят романтически. Потом, литература в 60-е годы, вот особенно в прозе так называемых деревенищков — Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Василий Белов, Владимир Крупин ранний — как бы возродила то, что было в XIX веке. Снова интерес к народу. К крестьянству, вымирающим деревням, деревенским старухам.
А сейчас, как мне кажется, литература опять как бы вернулась в ситуацию 20-30-х годов. Опять я вижу эстетство, опять я вижу много жестокости. Причем иногда совершенно немотивированной. Вот, скажем, жестокие сцены Владимира Сорокина. Он пишет жестокие сцены просто, чтобы написать жестокую сцену. Это просто такое эстетство жестокости, что иногда достаточно циничное.
Роман «Елтышевы» Романа Сенчина — это книга, в общем, о простом человеке, о трагедии простого человека, но тоже очень жестокая. Скорей, сегодня доброта такая, знаете, сентиментальность ушла в то, что называется, в дамские романы. Но это несколько искусственно.
Тревожное время
Аналогия с 1920 годами — тревожный фактор. Мы вообще в очень тревожное время живем. Совершенно неизвестно, что с нами будет завтра. А это отражается и на литературе.
Но потом, изменился и читатель. Вы поймите, очень сильно изменился читатель. Сейчас пришел читатель, особенно молодой, воспитанный на электронных игрушках, на голливудском кино с его экшн, с его совершенно другими героями. И сегодня просто исчез читатель, который будет читать повесть о деревенской старухе, «Последний срок» Валентина Распутина. В 60-70-е годы это было по-другому, тогда советский читатель был немного другой. Он был многим обделен, но он был внутренне более нравственен. И, может быть, в силу того, что ему не давалась какая-то информация, которая уже была у всего мира, какие-то электронные носители.
А вообще литература сегодня вытесняется, это же нужно понимать просто, другими носителями информации. Литература, помимо всего, — это некий носитель информации. Поэтому когда появилось кино, оно отчасти вытеснило интерес к литературе, когда появился интернет, то он вытесняет уже интерес ко всему — и к кино, и к литературе, и к театру, и так далее. Потому что там есть всё, в интернете.