«Муж умер, а я отмучилась»
Как врач-психиатр, защитившийся по теме «шизофрения», пришла к теме созависимости?
Вся профессиональная работа подвела меня к этому. Однажды, будучи молодым, 25-летним врачом в Московской областной психиатрической больнице, я пришла в отделение и докладываю заведующей: «Вы знаете, Лариса Николаевна, Рябов у нас умер». Это был больной с алкогольным психозом (в народе – «белочка»), поступивший накануне.
«Да, одним алкоголиком меньше», – ответила она. Я подумала: «Надо же, давно работает, очерствела, что ли? Мне жалко человека». И стала думать: надо жене телеграмму посылать, она приедет, и как ей сказать, что ее муж умер?
Это была моя первая врачебная смерть. Я думала: может, я чего-то не довела, надо было больше глюкозы ему вводить, физраствор надо было вводить… Приезжает жена, я – одна. Каково же было мое удивление, когда она, узнав о смерти мужа, перекрестилась и с облегчением сказала: «Слава Тебе, Господи, отмучилась!»
Я тогда не представляла себе всех мучений женщин, чьи мужья страдают алкоголизмом, но поняла, что ее жест правдивый, он не театральный. Стал возникать интерес: что чувствует женщина, чей муж пьет? Возник интерес к взаимоотношениям в такой семье, хотя в профессиональные обязанности врача-психиатра это не входило.
Была бы жена умная, развелась бы с алкоголиком, разве нет?
Раньше я думала: «Женщина, конечно, страдает. Но была бы умная, не страдала – развелась бы! На самом деле развод ничего не решает! Созависимость остается, и велика вероятность, что и следующий брак у такой женщины будет «алкогольный».
Встречала я таких людей и в Америке, где проходила обучение в 1990-е годы. Один бизнесмен пришел на групповое занятие для созависимых и рассказал, что у него уже 4-я жена и, как и три предыдущие, снова алкоголичка. А он – даже не пьет. И пришел разобраться, что же с ним происходит.
Очень мало разводов по причине алкоголизма – они есть, но происходят не лавинообразно. Хотя иногда даже до заключения брака видно, что будущий муж – алкоголик. Но все равно женщину к нему тянет, как магнитом!
«Люблю и хочу, чтобы он стал человеком»
Отрывок из книги В. Москаленко «Возвращение к жизни»
«Я дружу с парнем, который болен алкоголизмом. Ему 25 лет, мне 20, мы встречаемся 8 месяцев. Бросать я его не хочу и не буду, потому что я его очень люблю и хочу, чтобы он стал человеком. Научите меня, как вести себя, когда он пьян, и что говорить ему трезвому, как мне добиться, чтобы он бросил пить.
К моим родителям обращаться бесполезно, они вообще мало знают про мою личную жизнь. Если я спрошу их, как вести себя с парнем-алкоголиком, скажут, чтобы я его бросила. Его родители могут только кричать и ругаться. Отец пил раньше, теперь не пьет, вот уже 15 лет, сейчас ему 50. Дедушка моего друга тоже пьет, но уже реже. Когда мы с моим женихом приезжаем к его родным, дедушка обязательно угощает спиртным. Мой жених был женат, есть ребенок. Причина развода мне известна в общих чертах: муж пил, были скандалы. Соседи, его дружки, все алкоголики, ему с ними интересно. Других друзей, непьющих, он заводить не хочет».
Это письмо представляется мне типичным письмом невесты алкоголика. Обратим внимание на то, что она ничего не пишет о себе. Есть в письме только один штрих – она вышла из семьи, где было не принято доверительно обсуждать тайны личной жизни. Значит, отношения невесты с родителями не назовешь близкими. Скорее всего, ее родительская семья – проблемная.
Девушка сейчас сфокусирована на проблемах жениха, их у него много. Семья, из которой он происходит, типично алкогольная – в ней больны отец, дед. В прошлом у жениха был неудачный опыт семейной жизни, он поднимал на жену руку. Алкоголизм и насилие часто соседствуют друг с другом и передаются из поколения в поколение. Невеста, автор письма, по-видимому, думает, что ей удастся избежать участи первой жены своего жениха. Боюсь, что и вторую жену он будет обижать точно так же.
Девушка не чувствует опасности для себя, она упорно верит, что все это (и алкоголизм, и жестокое обращение с женой) в ее семье не повторится. Как сильна вера невесты в силу любви, как твердо она об этом высказывается! У нее как будто отключен аппарат, который должен улавливать сигналы опасности. Жених недвусмысленно подает сигналы, а невеста их не различает. Это мифологическое мышление, вера в иллюзии.
Но почему она любит не ныне живущего парня, а того, будущего, как будто он еще и не человек – как она пишет, «хочу, чтобы он стал человеком»? Она непоколебимо убеждена, что сможет «сделать» его таким. Как будто можно «сделать», особенно мужчину, который сам сопротивляется всякому влиянию (…)
Что же такое созависимость?
Это разновидность зависимости, она не химическая, как алкоголизм или наркомания, это зависимость от людей. Когда ко мне приходили жены, они выражались так: «Он зависим от алкоголя. А я стала зависима от него!» Оказывается, созависимость возникает не в браке, а гораздо раньше: зачастую даже на несколько поколений раньше. Опыт предыдущих поколений накапливается и передается.
Я думаю, при созависимости, как и при алкоголизме, есть разные степени тяжести этого состояния. Кого-то она чуть-чуть затронет, а для других это страдание, которое определяет их судьбу и коверкает жизнь…
Чем отличается семейная система, в которой никто не пьет, но созависимость – есть?
Во-первых, там существует запрет на чувства. Раньше я думала, что только на отдельные чувства – гнев, например. Допустим, всем нам известен такой запрет: если родители могут кричать на ребенка, то ребенок кричать на родителя или при родителях, топать ножками – не имеет права…
Но есть и запрет радоваться! «Что ты распрыгалась-то! Как бы к вечеру плакать не стала». Потом я поняла, что есть запрет на все чувства. Допустим, ребенок говорит: «Мне каша невкусная!» – «Вкусная. Ешь кашу!» Как будто ему внушается, что никаких чувств у него нет и не может быть. И человек начинает отказываться от своих чувств, он даже их не улавливает.
Самое трудное в работе с созависимыми – учить клиента называть свои чувства, учить распознавать, что он чувствует. Это и называется эмоциональными репрессиями: нет свободы выражения чувств, нет свободы выражения своего мнения.
Семьи такие часто управляются не демократическим путем, где у каждого есть право голоса и свое мнение, а авторитарным: «Я сказала! А ты еще мал, тебя не спрашивают!»
Происходит обесценивание мнения и т.д. И не надо алкоголизма! Так глава семьи – часто это женщина – определяет все и всем указывает, как жить. И это не ее свободный выбор, это ее потребность, сформированная в очень раннем детстве, когда запрещалось чувствовать, выражать свое мнение, быть значимым.
Я однажды так удивилась за границей, когда увидела, что ребенок в магазине сам выбирает себе обувь. А тут – свободы выбора нет! Жену – и ту не всегда сын может свободно выбрать!
В каждой семье есть роли, иногда перевернутые, например, когда дети становятся взрослыми, а взрослые – детьми. Например, когда при повторном браке мама спрашивает ребенка: «Скажи, мне за этого дядю можно выйти замуж, как ты считаешь?» Где это видано, чтобы родитель спрашивал разрешения и возлагал на хрупкие детские плечи ответственность за выбор своего супруга?! Это значит, что мама – ребенок. Нельзя спрашивать такое у ребенка, хоть в 9 лет, хоть в 20! Можно только ставить в известность.
Так что нарушение в семейной системе может произойти без всякого алкоголизма. Просто, когда есть алкоголь, это все более явно, выпукло.
Спрашиваю у мальчика на приеме:
– Когда мама пьет, ты что делаешь?
– Покрикиваю на нее. Ну, и суп варю. Укладываю ее спать.
– А если рвота случится, что делаешь?
– Ну, вытираю, конечно.
Чьи это роли? Родительские. Вот опять – перевернутые роли…
«Если что-то идет не так, это моя вина»
Любовная зависимость – это же романтично, что в этом-то плохого?
Я убедилась, что и любовная зависимость – глубокая, причиняющая много страданий, это серьезная вещь. Когда я писала первое издание книги «Когда любви слишком “много”», я видела перед собой 20-летнюю собеседницу, мне эта книга казалась несколько поверхностной, что ли, простой. А во втором издании я постаралась добавить, углубить материал, сделать ее более весомой, показать закономерности любовной зависимости. Какие? Склонность жить в иллюзиях, в мифах, а не в реальности, низкая самооценка. Часто к этому приводит дефицит родительской любви. Здесь есть и влияние рода.
Отрывки из книги В. Москаленко «Когда любви слишком “много”»
12 мифов о любви
От влюбленных часто приходится слышать утверждения вроде тех, что приводятся ниже. А вы как думаете, какие из них верны, а какие – нет?
1. Если ты узнаешь мои недостатки, то оставишь меня.
2. Мы – одно целое.
3. Быть уязвимым и ранимым человеком всегда плохо.
4. Мы никогда не будем ссориться или критиковать друг друга.
5. Если что-то идет не так, это – моя вина. Я – плохой человек.
6. Чтобы быть любимой(ым), я всегда должен/должна выглядеть счастливой(ым), веселой(ым), беззаботной(ым).
7. Мы будем полностью доверять друг другу – раз и навсегда.
8. Мы будем делать все вместе.
9. Ты будешь инстинктивно улавливать все мои пожелания и потребности.
10. Если я не буду контролировать себя полностью, жизнь превратится в хаос и счастье развалится.
11. Если мы действительно любим друг друга, мы будем неразлучны.
12. Да, я тебя понимаю…
***
У одной моей знакомой муж был научным сотрудником. Она так любила его, что отказалась от всех своих интересов, делала его работу в лаборатории, самозабвенно ухаживала за ним, оберегая от всего, а фактически – от любой ответственности за семью. Я помню, как она патетически восклицала: «Я почитаю за высшее счастье жарить котлеты для Игоря!» Тогда мне это казалось самопожертвованием. Какая красивая любовь! Позже они разошлись, несмотря на то, что у них было трое детей. Теперь я понимаю, что эта любящая и страдающая женщина, боясь потерять Игоря, потеряла себя…
***
«Как ты можешь быть таким жестоким?» – восклицала часто одна моя знакомая, обращаясь к мужу, но даже мысли о разводе с «таким жестоким» человеком не допускала. В действительности она заморозила свои нежные чувства, сделалась малочувствительной к оскорблениям, перекрыла каналы, по которым входила в нее душевная боль. Это помогало ей выжить. Природа наградила ее встроенным в подсознание механизмом обезболивания: не чувствовать совсем, раз чувства сопряжены с болью. Психологическая анестезия.
Это «обезболивание» способствовало сохранению ее брака, давало видимость преданности. Но оно же сделало ее эмоциональным инвалидом. У нее в ходу были лишь такие эмоции, как гнев, ненависть, злоба, досада, горечь разочарования. В ее эмоциональной палитре не осталось места нежности, ласке, очарованию, удивлению, юмору, застенчивости и, в конечном итоге, любви.
Любовь ушла, а преданность осталась? Так бывает? Да, бывает, когда ко всем отрицательным чувствам примешивается еще одно – страх испытать боль от разрыва отношений. Помнишь, раньше мы говорили о том, что страх быть брошенной, оказаться одинокой может иметь особую власть над теми, кто в детстве был лишен надежного причала, кто не чувствовал себя в безопасности в родительском доме?..
Дочери алкоголиков склонны выходить замуж за алкоголика
Алкоголизм и созависимость – это типично русская проблема?
Я поняла, что созависимость распространена крайне широко. Больше, чем алкоголизм! Это уже не медицинская, не узко психологическая проблема, это культурная проблема. Например, контролирующее поведение мам и бабушек – национальное бедствие русского народа. Оно очень вредно сказывается потом на семейных отношениях.
Только ли в России есть эти проблемы? Казалось бы, войны, потрясения, нищета, через которую мы прошли, – хорошая почва для алкоголизма и созависимости. Но оказалось, что и в других странах такого – достаточно! Я читаю иностранные научные публикации, бываю на международных конференциях. Это общемировая проблема… Может быть, у нас она резче немножко, пока не распространена психологическая грамотность.
Однажды в Обнинске меня чуть не побили, когда я сказала на лекции, что дочери алкоголиков склонны выходить замуж за алкоголика (не обязательно выходят, но склонны – 60% дают такую вероятность). Послышалась брань из зала… Это было много лет назад. Сейчас, конечно, уже иначе реагируют.
Сколько в России людей, страдающих алкоголизмом?
Никто не считал! Невозможно подсчитать. Зарегистрированные случаи алкоголизма – это капля в море. Но у меня есть свои прикидки. Мы проводили пилотное исследование, в ходе которого заподозрили алкоголизм у 40% рабочих завода. То есть эта болезнь – самая частая из душевных и психических заболеваний.
Я поняла, что взрослые дети алкоголиков – это тоже проблема. У них есть свои специфические особенности, психологические проблемы, есть проблемы со здоровьем. Согласно литературе, их 38-53%. У нас таких исследований нет, проводить их неэтично. Нельзя подойти и спросить: «А твои родители больны?»
Есть ли шанс у ребенка больного алкоголизмом родителя вырасти здоровым, не созависимым?
Бывает, что ребенок вырастает, неглубоко пораженный созависимостью. Если родители лечатся от зависимости и созависимости и налаживают гармоничные отношения, дети идут по здоровой тропинке. Но если родители не лечатся и в семье много напряжения, тревоги, секретов друг от друга, не очень здорового общения, то ребенку никак не избежать созависимых отношений.
Однако есть же и самолечение: он может, когда вырастет, ходить на семинары, читать книги, дружить с людьми с более здоровой психикой, и это все скорректирует, даже без психотерапевта.
Жизнь – сама очень хороший психотерапевт. Но, как добавляют мои коллеги, берет очень дорого…
Правда, для излечения от созависимости нужно, чтобы произошла здоровая сепарация от родителей, она еще называется «второе психологическое рождение». Разобщение с мамой и папой – это худший вариант! Когда на приеме говорят: «У меня не было отца, нет и не надо!», я не могу выстроить коррекцию созависимости – без того, чтобы добиться принятия родителей, рода.
Вы когда-нибудь сидели на стуле, у которого только две ножки, а не четыре? Если «отрезать» отца, то есть половину рода, получится стул не с четырьмя ножками, а с двумя. Такой человек, может, и сумеет преодолеть созависимость, но он имеет меньше устойчивости, меньше энергетических ресурсов. А корни, род – это родственники, в том числе умершие. И они очень важны.
Отрывок из книги В. Москаленко «Возвращение к жизни»
Семейная система – это предначертанное устройство семьи. Если рассматривать ее как систему, нам откроются глубинные причины и следствия ее несчастий и болезней. Мы сможем понять, почему в ней возникает так много повторяющихся событий, почему принятые правила воспитания так живучи и почти не изменились за 100 лет. Каждая семейная система в чем-то уникальна.
Рассматривая семью как систему, мы уже не спрашиваем: «Почему муж (сын) болен алкоголизмом?» Наша мысль идет по другому руслу: «Что происходит в семье, в которой муж (сын) болен алкоголизмом (наркоманией)?» Такой взгляд помогает нам понять, что болезнь человека не является его внутренним феноменом, это не только его проблема, она может быть симптомом нарушения работы всей системы.
Этот подход дает нам надежду. Если зависимость – семейная болезнь, и зависимый человек по какой-то причине не готов лечиться, можно лечить семью. Зависимый обязательно почувствует благотворные перемены, если они произойдут.
Генетика не освобождает от ответственности
Алкоголик не хочет или не может бросить пить. Есть ли шанс у его супруги излечиться от созависимости?
Больной не является причиной созависимости! Шанс вылечиться появляется тогда, когда появляется мотивация. Для этого надо понять, что со мной происходит. Любая зависимость имеет свойство – отрицание (анозогнозия – неузнавание своей болезни): «Я же не валяюсь под забором. Значит, у меня все нормально!» Отрицание присутствует как у алкоголика, так и у созависимого человека: «Вся проблема в нем! Я его к вам положила в стационар, пусть лечится. Мне-то зачем ходить на ваши курсы-лекции?» Нет понимания, что люди в семье неизбежно образуют систему отношений, а система может быть исправлена путем воздействия на отдельные части, но лучше, когда взрослые понимают каждый свою роль в системе, свои особенности.
Если проблема в генетике, значит, ничего не поделать?
Генетика не освобождает от ответственности. Генетика – это явление природы. Когда плохая погода, мы что делаем? Берем зонтик и одеваемся по погоде – приспосабливаемся к явлению природы. К явлению природы под названием «алкоголизм» можно приспособиться тем, что не отрицать генетическую природу, предрасположение (хотя предрасположенность – это не то же самое, что генетика, она может проявиться, а может и не проявиться).
Многие же люди мне говорят: «Не верю!» Но это не вопрос веры, это научный факт. Никто в мире из ученых уже не сомневается в генетической природе алкоголизма. Так что надо принять эту реальность. Или «я болен», или – если алкоголизм есть у меня в семье, а я кровный родственник или даже не кровный, а супруг или супруга, – «я человек высокого риска заболеть аналогичной болезнью».
Вокруг алкоголизма до того много мифов! Люди культурные, образованные никак не могут понять простых вещей и говорят на консультации такое!.. А нужно понять простую вещь: не надо отрицать влияние генетики, влияние рода. Осознание реальности – это уже половина решения проблемы. А дальше вопрос: что с этим делать? Предрасположенные необязательно должны заболеть, дети больных – необязательно должны выйти замуж за алкоголика. В том-то и есть ответственность – в правильном понимании и в принятии решения.
Жена и дочь перестали быть жертвами, и больной бросил пить!
Можно полностью излечиться от созависимости?
Созависимость излечима! Если лечиться. В Америке мы каждое занятие заканчивали такой шуткой: «Это работает, если мы работаем!» Созависимость требует длительной терапии, по многу лет, непрерывно.
А алкоголизм?
Алкоголизм – болезнь пожизненная, но лечимая. Болезнь можно лечить, достигать ремиссии, достичь уровня трезвости, которого человек может придерживаться пожизненно. Но он остается больным человеком в биохимическом смысле: взаимоотношение даже с каплей алкоголя у него сразу пойдет по патологическому пути. Чуть-чуть выпьет – и уйдет в рецидив! Не надо делать из этого трагедии, это надо понимать.
Есть действительно оптимистические случаи. Была у меня на групповой терапии женщина. У нее 19-летняя дочь и муж, который пьет водку ежедневно на протяжении 20 лет. Эта женщина с таким упорством ходила на занятия! Однажды она говорит: «Я беспокоюсь за Оксаночку. У нее уже возраст невесты. Она знакомит меня со своими друзьями, парнями. Не такие они, какие нужны Оксанке! То хроменького приведет, то горбатенького».
Понятно, что не в прямом смысле хроменького, а – с какими-то недостатками. И вот пришла Оксанка ко мне на однократную консультацию, получила тогда рукопись книги «Когда любви слишком “много”». Приносит обратно и говорит: «Эта книга должна у меня быть настольной!» Дальше курс с ее мамой мы закончили, но поддерживали связь. Иногда потом перезванивались. А однажды мама сообщила:
– Оксанка вышла замуж!
– И как муж?
– Ой, хороший!
– Не хроменький?
– Нет! Все замечательно, девочка у них родилась.
Потом они меня пригласили на одно мероприятие, приехали туда на автомобиле всей семьей. А за рулем – отец. Впервые я видела за рулем алкоголика. Он был трезвый. Оказывается, уже 5 лет не пьет.
– Как это вам удалось?
– Не знаю!
А это – влияние семейной системы. Жена перестала быть жертвой, она стала иной, дочка перестала быть жертвой, приносить себя жениху, который похуже (на всякий случай, ведь кажется, что такой точно не бросит!). И больной без лечения бросил пить.
Бывает так, что муж лежит в стационаре, лечится от алкоголизма, а жена ходит на курсы, лечится от созависимости. И сейчас, к моей радости, во многих больницах (например, в Московском научно-практическом центре наркологии) есть такие курсы – с родственниками работают в систематическом порядке. Так что система помощи созависимым – уже развивается!
Подготовила Валерия Михайлова