Любовь – это высшая форма познания

Символы супружеского союза

Семейный очаг в древности был символом святости семьи: его огонь возжигался от огня святилища. Хранение его было священным служением женщины: погасший огонь был знаком величайшей беды. Так понимали люди связь каждой семьи с жизнью общества и всего мироздания.

В религиях, мифах, эпосе и сказках разных народов брачующиеся соотносятся с небом и землей, солнцем и луной, связанными между собою брачными отношениями. Брак считался священным союзом.

В Древней Греции покровительницей брака была сама Гера — супруга верховного бога Зевса. Так высоко почиталась святость брака.

Любовь — главная тема искусства. Не потому ли, что она— самая сильная потребность души человека? Именно об этом говорит миф об Амуре и Психее, рассказанный Апулеем.

У одного царя было три дочери. Младшая была красивее всех, ее звали Психея. Слава о ее красоте пролетела по всей земле, и многие приезжали только затем, чтобы полюбоваться ею, но Психея страдала оттого, что ею только любуются: она хотела любви. Отец Психеи, по обычаю того времени, обратился к оракулу за советом, и оракул сказал, что Психея, одетая в погребальные одежды, должна быть отведена в уединенное место для брака с чудовищем. Несчастный отец выполнил волю оракула. Оставшись одна. Психея почувствовала порыв ветра, который перенес ее в чудесный дворец, где она стала женой невидимого супруга. Загадочный супруг Психеи взял с нее обещание, что она не будет допытываться, кто он, не будет стремиться увидеть его лицо— иначе им грозит разлука, многие беды и мытарства. Но злые сестры, сжигаемые завистью, подговорили доверчивую Психею разглядеть супруга, когда он заснет. Ночью, сгорая от любопытства. Психея зажгла светильник и, увидев своего супруга, узнала в нем бога любви — Амура. Пораженная красотой его лица. Психея любовалась Амуром — и тут капля горячего масла светильника упала на плечо его, и Амур проснулся от боли.

Оскорбленный, он улетел, а покинутая Психея пошла искать своего возлюбленного. После долгих мытарств Психея оказалась под одной крышей с Амуром, но не могла с ним видеться. Мать Амура — Венера — задала ей невыполнимые работы; только благодаря чудесной помощи Психея справлялась с ее заданиями. Когда Амур исцелился от ожога, он обратился с мольбой к Зевсу разрешить ему брак с Психеей: видя их любовь и подвиги Психеи во имя любви, Зевс согласился на их брак. Психея получила бессмертие и была причислена к сонму богов. Такова притча о боге любви и душе человека.

Об универсальности этой темы говорят мифы и сказки различных времен и народов. Таковы и известные нам русские народные сказки “Финист — ясный сокол”, “Царевна-лягушка” и, наконец, “Аленький цветочек” — сказка, рассказанная С.Т.Аксакову ключницей Пелагеей; здесь повторяется тема мифа об Амуре и Психее. Но есть в сказке и другие грани этой темы.

Меньшая дочь купеческая полюбила чудище безобразное за любовь его и доброту к ней. Любовь к невидимому другу помогла ей преодолеть страх и отвращение к его видимому образу (вспомним о наличном Я и духовном Я). Уродство, безобразие того состояния, в котором находится человек, побеждается любовью. И тогда совершается чудо преображения; “зверь лесной, чудо морское” становится “принцем молодым, красавцем писаным, на голове со короною царскою, в одежде златотканой”.

Это — типичный финал народных сказок: пройдя через смертельные опасности, преодолев и искупив свои ошибки. Он и Она обретают царское достоинство в браке, венчаются царскими коронами. Не символизируют ли эти венцы победу духовного в супружеской любви?

Мудрость любви

Многие мои собеседники верят “в судьбу”. Будучи людьми нерелигиозными¹, они — верующие люди: их жизненный опыт, опыт окружающих, не говоря уж об искусстве, выражающем вечные законы душевной жизни, — все свидетельствует о существовании иного плана бытия, превышающего разумение и волю человека: его можно лишь предчувствовать. В слове “суженый” выражается эта вера в неслучайность встречи со своим избранником: с ним “суждено” было встретиться. И когда двое встретились, они “узнают” друг друга (“любовь с первого взгляда”). Люди ищут друг друга, как герой сказки “Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что”.

Обратимся снова к “Аленькому цветочку”. Его алый цвет символизирует любовь, и просьба к отцу меньшой дочери выражает в скрытой форме просьбу о возлюбленном женихе. Об этом говорит и сон купца во время поиска аленького цветочка: он увидел дочерей своих старших, у которых женихи богатые, и собираются они выйти замуж, не дождавшись его благословения отцовского, а меньшая дочь его любимая “о женихах и слышать не хочет, покуда не воротится ее родимый батюшка”. Таково символическое сплетение аленького цветочка с будущим женихом — “суженым” меньшой дочери.

Трудно найти купцу то, о чем просит его любимая дочь: “Коли знаешь, что искать, то как не сыскать, а как найти то, чего сам не знаешь? Аленький цветочек не хитро найти, да как же узнать мне, что краше его нет на белом свете?” И хотя разуму купца это непонятно, он узнает тот единственный аленький цветочек. “Находил он во садах царских, королевских и султанских много аленьких цветочков такой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером написать; да никто ему поруки не дает, что краше того цветка нет не белом свете, да и сам он того не думает”. “Порука”, внешнее доказательство требуется, когда нет радостного озарения, непреложной уверенности: “Нашел!”. Но вот так это происходит: “У честного купца дух занимается: подходит он ко тому цветку: запах от цветка по всему саду ровно струя бежит; затряслись и руки и ноги у купца, и возговорил он голосом радостным: “Вот аленький цветочек, какого нет краше на белом свете, о каком просила меня дочь моя любимая”. Аленький цветочек объединяет жениха и невесту, потому что для каждого из них — он самый желанный. Это сама Любовь, соединяющая и венчающая их царскими коронами.

“Браки совершаются на небесах”. А.С. Пушкин с прекрасной простотой самой жизни рассказал об этом в повести “Метель”. Вспомним рассказ ее героя Бурмина о том, что случилось с ним. “Поднялась ужасная метель, и смотритель, и ямщики советовали мне переждать. Я их послушался, но непонятное беспокойство овладело мною: казалось, кто-то меня так и толкал. Между тем метель не унималась, я не вытерпел, приказал опять закладывать и поехал я самую бурю”. Метель, преградившая путь к венцу одному, привела к нему другого, “случайно” попавшего в церковь. “Старый священник подошел ко мне с вопросом: “Прикажете начинать?” “Начинайте, начинайте, батюшка”, — отвечал я рассеянно. Девушку подняли. Она показалась мне недурна… Непонятная, непростительная ветреность…”. Все происходит как-то помимо сознания и воли Бурмина, непонятно для него самого. Может быть, не случайно и то, что у героя нет имени: ведь главное действующее лицо в повести не он, а Промысел, приведший его к ногам Марьи Гавриловны.

Слово “промыслительность” и по этимологии, и по смыслу отличается от слова “судьба”. В последнем корень “суд”: в первом — “мысл”. Карающая судьба — персонаж древнегреческого миросозерцания. От нее не уйти герою античной трагедии. Промыслительность высшего Разума, Логоса не насилует волю человека. Человек, наделенный даром свободы, может действовать вопреки промыслу, против голоса совести и интуиции и, наконец, стать глухим к своему внутреннему наставнику—духовному Я. Своевольное наличное Я, следуя сиюминутным влечениям, теряет духовную чуткость, проходит мимо своего призвания, не узнает “суженого”.

В консультацию для разводящихся нередко приходят совсем юные молодожены, не выдержавшие и одного месяца супружеской жизни. Они были влюблены друг в друга, но жизнь показала, что они “совсем чужие люди”, они “ошиблись”. Распространенности таких ошибок выбора сопутствует свобода добрачных сексуальных связей. Перефразируя слова Вяземского, хочется сказать: “И жить торопятся, и ощущать спешат”, еще не научившись чувствовать.

Так мы подходим к заповеди добрачного целомудрия. Слово это, к сожалению, почти забыто и обесценено. Если вникнуть в его смысл, “реставрировать” его, то, согласно этимологии, “целомудрие” означает, во-первых, целостность, во-вторых, мудрость: полнота мудрости. Человек, лишенный целомудрия, теряет свою целостность. А для того, чтобы сохранить целостность, необходима мудрость. В слове “целомудрие” выражено единство целостности и мудрости. Ошибочно отождествлять это слово с безбрачием; целомудрие характеризует не сколько физиологическое, сколько нравственное состояние. Можно быть целомудренным в браке, если он основан на любви и верности, но можно быть душевно развращенным, несмотря на физиологическую девственность.

Что означает слово “разврат?” П. А. Флоренский писал об этом: “Противоположностью целомудрию является состояние развращенности, разврата, т. е. раз-вороченности души: целина личности разворочена, внутренние слои жизни (которым надлежит быть сокровенными даже для самого Я — таков по преимуществу пол) вывернуты наружу, а то, что должно быть открытым, — открытость души, т. е. искренность, непосредственность, мотивы поступков, — это-то и запрятывается внутрь, делая личность скрытною… Развращенный человек — как бы вывороченный наизнанку человек, человек, кажущий изнанку души и прячущий лицо ее. Глаза такового избегают встречного взгляда, но уста извергают гнилое слово… Хамовское² и хамское высматривание наготы родительства — это и есть тот вывих душевной жизни, который именуется развращенностью”.

На страже целомудрия стоит чувство стыда. “…Бесстыдство — указатель порчи, “испорченности” ее (личности) и признак растленности души… “Тло” значит “дно”, исподь… Очевидно, глаголы “тлеть” и “тлить” относятся к процессам тления, разрушения и сопревания… рас-тление… — нарушение законного порядка слоев душевной жизни”.

Об этом “законном порядке душевной жизни” современная психология говорит как о “иерархическом строе мотивов или ценностей личности”, т. е. соподчинении их низших уровней высшим. Нарушение психического строя, порядка, приводит сначала к “непорядочности” человека, а в конечном итоге — к распаду личности. Таким образом, стыд — эмоциональное проявление совести — служит сохранности, целостности, жизнеспособности личности.

Становление цельного человека идет рука об руку с обузданием биологических влечений. Вспомним снова скульптуры клодтовских коней, обуздываемых всадниками (что на Аничковом мосту в Санкт-Петербурге). Конь олицетворяет естество человека с его могучими инстинктами, всадник — человека, управляющего своей природой и покоряющего ее сознанием и волей.

Известно, что у подростков чувства и влечения обычно не совпадают. Предмет романтической мечты оказывается несовместимым с сексуальными влечениями — и наоборот. Задача окультуривания чувства состоит в таком разрешении этого противоречия, когда высшее чувство становится ведущим по отношению к биологическому влечению. Тогда чувство становится чистым, а влечение перестает быть низменным, постыдным. Но этот процесс преобразования сложен и порою драматичен. Самому подростку он может оказаться не под силу, если он не воспитан жизненным укладом, впитавшим в себя нравственные идеалы, нормы, традиции, на которых держатся семейные отношения. Вот как пишет об этом В. Белов в книге “Лад. Очерки о народной эстетике”.

“Для молодых людей сдерживающим началом является стыд. В любом возрасте, начиная с самого раннего, стыдливость украшала человеческую личность, помогала выстоять пол напором соблазнов³.

Особенно нужна она была в пору физического созревания. Похоть спокойно обуздывалась обычным стыдом, оставляя в нравственной чистоте даже духовно неокрепшего юношу… До свадьбы свобода и легкость новых знакомств отнюдь не означала сексуальной свободы и легкомысленного поведения. Можно ходить гулять, знакомиться, но… Девичья честь прежде всего… Худая девичья слава катилась очень далеко, ее не держали ни леса, ни болота. Грех, совершенный до свадьбы, был ничем не смываем… Ошибочно мнение, что необходимость целомудрия распространялась лишь на женскую половину. Парень, до свадьбы имевший физическую близость с женщиной, считался испорченным, ему вредила подмоченная репутация, и его называли уже не парнем, а “мужиком”.

Так в русском народе понимали любовь, честь, целомудрие. И в наши дни еще можно услышать: “честная девушка”, т. е. чистая, целомудренная, сохранившая девичью честь…

Целомудренный человек не растрачивает легкомысленно свои чувства, но мудро бережет их для одного, как бы заранее храня ему верность, веря в него. Стыдливость стоит на страже целомудрия: проявлять преждевременно свои “естественные” влечения нехорошо, потому что они естественны в браке, для рождения детей и не оправданы как проявление несдержанности, как желание удовольствий.

Идеал и идеализация

Первоначальное, еще не отравленное горьким опытом жизненных травм чувство любви (“первая любовь”) отличается вдохновенностью, восхищенностью человеком. Он представляется самым прекрасным, необыкновенным, исключительным. Обычно это называют “идеализацией”, и нередко это действительно так. Возлюбленный является проекцией своего идеала, будучи совсем другим, реально далеким от этого идеала. Потом обычно следует разочарование, возникает чувство обманутости и даже враждебное отношение к ранее любимому. Но здесь скрывается проблема: в чем же суть этой идеализации? Какая потребность стоит за ней? Почему эта потребность так сильна, что толкает человека на трагические жизненные ошибки? Почему даже горький опыт порой не останавливает от дальнейшего поиска своего идеала?

В диалоге Платона “Пир”, беседуя с друзьями о смысле любви. Сократ сказал, что за ней стоит потребность “родить в прекрасном”. Из всех речей слово Сократа было признано друзьями самым убедительным. Хотя для нас эстетический аргумент менее убедителен, чем для древнего грека, но в словах Сократа легко угадываются такие свойства любви, как ее творческий характер (“потребность родить”) и устремленность к совершенству, абсолюту (проявлением которого является красота). Эта тема устремленности ввысь развита в том же диалоге Платона в его речи о восхождении эроса от любви телесной к красоте как таковой.

В любви пробуждается духовное начало человека, и оно ищет встречи с духовным Я другого. Любовь является условием и путем духовного развития личности. И именно одухотворенность супружеской любви необходима для жизни и возрастания самой любви.

Идеал в любви не всегда иллюзия. У любви есть свойство, присущее только ей: прозревать неповторимость любимого, его духовное Я, скрытое от него самого и окружающих. Значит, любовь является высшей способностью познания. Она видит в другом то, что недоступно интеллекту, закрыто от психологической науки, ориентированной на рассудочное мышление. Но прозрение любви возможно лишь в том случае, если есть доминанта на Собеседнике, т. е. способность отрешиться от своих предвзятых представлений, эгоцентрических притязаний. Любовь открывает красоту духовного Я человека. Он воспринимается совершенно особым, необычным. Поэтому в любви есть изумление, восхищение.

Но это неизбежно приводит к противоречию идеала и реальности. Если начало любви — подъем всех жизненных сил человека, в котором сливаются идеал и конкретный несовершенный человек (наличное Я), то повседневная последующая жизнь любви неизбежно наталкивается на противоречие. Известный русский философ Владимир Соловьев так охарактеризовал это противоречие любви: “…Высшая задача любви уже предсказана в самом любовном чувстве, которое неизбежно прежде всякого осуществления вводит свой предмет в сферу абсолютной индивидуальности, видит его в идеальном свете, верит в его безусловность”. Но обычно на вспыхнувший свет любви “смотрят как на фантастическое освещение краткого любовного “пролога на небе”, которое затем природа весьма своеобразно гасит как совершенно ненужное для последующего земного представления. На самом деле этот свет гасит слабость и бессознательность нашей любви, извращающей истинный порядок дела. ”

Извращением любви является подмена высшей цели этого чувства — реализации идеала — самодовлеющей телесностью.

Когда личность человека отождествляется с его физическим телом, происходит подмена любви к человеку любовью к телу, что неизбежно ведет к разочарованию. Это соответствует массовой динамике любви от головокружительного взлета до охлаждения, в лучшем случае — до привязанности и привычки.

____________________________________________

¹ Люди религиозные предпочитают обращаться за помощью к священнику, “духовному отцу”, “старцу”.

² Хам — персонаж Библии.

³ В крестьянском обиходе не были, разумеется, таких терминов, как “сексуальная революция”, “сексуальная свобода”, их синонимом служит короткое и точное слово: “бесстыдство”.