Диакон Георгий Сафоклов. Фото: pstbi.ru
— Я с большим интересом прочел статью отца Андрея. Так как я уже достаточно долгое время проживаю в Германии, мне не понаслышке знакомы те вопросы, проблемы и вызовы, о которых пишет автор.
Прежде всего хотелось бы сказать, что я полностью разделяю мнение отца Андрея о всеобщей прострации и дезориентации, которые овладели европейскими политическими кругами в ходе стремительного распространения коронавируса. Ее невозможно было скрыть, слишком очевидным было отсутствие какого-либо ясного представления о масштабах новой угрозы и способах противодействия ей.
Естественно, что подобное настроение рано или поздно должно было перекинуться на общество. Так и произошло: растерянность, а зачастую и паника, прочно вошли в размеренную, распланированную повседневность европейского обывателя. Рождаясь и вырастая в общественно-философских традициях Просвещения, европеец мыслит себя существом рациональным (хотя история не раз наглядно демонстрировала ошибочность этого мнения), а потому испытывает неуверенность и страх перед неизвестными и непредсказуемыми феноменами. Именно в силу этого обстоятельства столкновение с неведанной и невиданной доселе опасностью имело своим последствием бессистемность и хаотичность общественно-политической реакции.
Данные выводы представляются верными, поскольку основываются на вполне очевидных наблюдениях. Напротив, мнение отца Андрея об отсутствии критического отношения к противовирусным мерам в политических кругах Европы может быть оспорено.
Не имея возможности судить о ситуации в Испании, могу совершенно четко сказать, что в Германии вопрос о целесообразности и соразмерности был поставлен почти сразу после принятия ограничительных мер. Так, бывший председатель Конституционного Суда ФРГ Ханс-Юрген Папир еще в прошлом году предупреждал о том, что права человека должны неукоснительно соблюдаться и во время эпидемии.
Немецкие суды, в том числе и высших инстанций, постоянно выносят решения о правомерности конкретных ограничений, причем отнюдь не всегда в пользу государственных органов.
Политические партии, оправившись от первого шока, задаются вопросом о необходимости сохранения ограничений и наличии более мягких противоинфекционных мер; оппозиционные партии предлагают альтернативные модели и стратегии. Что касается экономики, то меры по поддержке предпринимателей, в частности, компенсация убытков вследствие прекращения торговли, были законодательно установлены одними из первых и действуют до сих пор.
Мне кажется, что появление квазирелигиозного отношения к средствам защиты от коронавируса имеет несколько другую причину. Это не только и не столько авторитарное навязывание определенного образа поведения со стороны правительства и не «информационная диктатура» средств массовой информации. Скорее, дело в зыбкости духовного фундамента европейских обществ, которая ясно проявилась в чрезвычайной ситуации смертоносной эпидемии.
Общеевропейский консенсус (по крайней мере в западноевропейских странах) заключается в том, что такие факторы, как вера, религия, церковь и тому подобное, рассматриваются как ценности частного порядка. Именно поэтому ограничения в отношении религиозных сообществ прошли относительно незаметно, а в некоторых случаях представители церквей, что называется, бежали впереди паровоза, отменив богослужения и прочие мероприятия еще до государственных предписаний. Ситуация рассматривалась исключительно в частной перспективе: участие в богослужениях было отменено либо ограничено так же, как и посещения театров, бассейнов, магазинов. Вполне естественно, что образовавшийся духовный вакуум был заполнен новой, спонтанно сформировавшейся квазирелигией, о которой пишет отец Андрей.
Если данный «диагноз» верен, то он проясняет и облегчает насущную задачу. Во-первых, как ни парадоксально это звучит в отношении «просвещенной» Европы, нужно подвигнуть людей к критическому осмыслению событий, поощрять их сомнения и стремление к поиску истины. «Понимаю, чтобы верить» — именно этот девиз средневекового философа П. Абеляра должен послужить критерием истинности нового ковид-верования.
Водитель, одиноко сидящий в маске в салоне собственного автомобиля, скорее всего, делает это не в силу требований законодательства, но потому, что просто не задается вопросом о причинах и смысле своего поведения, слепо следуя установившимся в обществе поведенческим стереотипам. Критически осмыслив свое поведение, он без труда поймет его нецелесообразность и снимет маску. То же произойдет и с тюремной охраной, не позволяющей передать заключенному теплую одежду под предлогом угрозы заражения. В этом случае неэффективной окажется и эмоционально окрашенная реклама, призывающая к ограничению личных контактов независимо от «побочных эффектов» социального отчуждения, чувства изолированности, депрессии.
Квазирелигиозные иллюзии, стремительно выросшие на «духовном пустыре», также стремительно падут под натиском трезвого осмысления создавшейся ситуации.
Многие говорят о том, что мир после эпидемии коронавируса станет другим, изменятся ценностные представления, формы социального взаимодействия, разграничения допустимого и недопустимого поведения.
Однако вместе с тем сохранятся — не могут не сохраниться! — и те ценности, которые принято называть вечными и которые составляют сущность христианства: любовь, верность, сострадание, милосердие, терпимость, свобода… Именно проповедь этих добродетелей останется непреходящим «самым делом» Церкви в меняющемся на наших глазах мире.
С уважением, диакон Георгий Сафоклов, город Кельн (ФРГ)
