Максим Лузин, анестезиолог-реаниматолог Пироговского центра, рассказал «Правмиру», почему он поехал в Туву, как связан с пандемией сухой закон в регионе и чем московской команде удалось помочь тувинцам.
Почему больницы оказались переполнены
— Когда вы лично начали работать с коронавирусом? Это ваш первый выезд в регион?
— В Пироговском центре с 6 апреля открылся госпиталь для лечения пациентов с ковидом, я с первого дня включился в работу. Мои коллеги летали в Дагестан, делились впечатлениями, мы тоже были готовы лететь и помогать с учетом нашего опыта. У меня это был первый выезд в регион.
— Вы и ваши коллеги понимали, что Тува не справляется и ей нужна помощь?
— Первое время в нашем центре мы просто захлебывались работой. Еще не было отлаженного механизма борьбы с коронавирусом, адекватного распределения пациентов по койкам, не было понимания, каких пациентов требуется госпитализировать, а какие могут находиться на домашнем лечении, получая амбулаторную помощь.
То, как протекает COVID-19, зависит от многих факторов — возраста пациента, его сопутствующих заболеваний, образа жизни, веса, роста и прочих. Со временем мы поняли, что больных без изменений в легких на КТ нет нужды госпитализировать.
В Республике Тыва мы увидели, что большое количество людей, которым не требуется тотальное медицинское наблюдение, находятся в стационаре. Хотя они вполне могут наблюдаться амбулаторно, проходить курс терапии без госпитализации, наблюдая за изменениями в своем состоянии. Во многом именно из-за этого и были переполнены больницы.
— Как и почему вы приняли решение ехать? Был ли у вас личный мотив?
— Никого из нас не принуждали к этой поездке, все было по желанию. Спросили: «Поедешь?», я ответил: «Поеду».
Я работаю в отделении реанимации для пациентов наиболее тяжелой реанимационной категории (интенсивной терапии): с осложненным течением послеоперационного периода, с развившейся тяжелой инфекцией, требующих замещения функций почек, печени, легких из-за нарушения их работы. В то же время у меня был свой профессиональный интерес: я достаточно редко сталкивался с лечением пациентов с атипичными пневмониями, сопровождающимися тяжелым нарушением дыхания.
И в какой-то степени я воспринял этот этап своей работы, эту поездку как вызов: насколько я смогу помочь людям?
И, с другой стороны, меня очень заботило и получение знаний об этом заболевании, поскольку, как у каждого из нас, у меня есть семья, и первое, о чем мы думаем — это узнать как можно больше, чтобы защитить наших близких.
— Кто инициировал приезд московских врачей в Туву — власти республики или Министерство здравоохранения РФ?
— Запрос был из Тувы, и Министерство на него откликнулось.
Мы сами только на третий месяц стали лучше понимать COVID-19, хотя я не могу сказать, что абсолютно разобрались во всем. Стопроцентно эффективной методики нигде до сих пор нет, хотя количество больных перевалило за 11 миллионов в мире. Но мы прошли этот путь длиной в три месяца, вылечили более тысячи пациентов, у нас был определенный опыт.
В первую очередь, нужно было приехать на место и определить, что требуется нашим коллегам. Когда мы прилетели, поняли, что в плане оснащения аппаратурой и медикаментами проблем нет, однако достаточно ограничен штат реаниматологов.
Первой нашей задачей стала организация лечебного процесса. Мы помогали в сортировке пациентов, в определении возможности перевода пациента в отделение реанимации или, наоборот, из нее в инфекционное отделение на долечивание.
Параллельно совместно с коллегами отлаживали критерии и процесс выписки пациентов, поскольку некоторые симптомы могут сохраняться длительно, определяя период реабилитации — порой до двух месяцев и более. Люди с тяжелой формой коронавируса во время лечения длительное время проводят в кровати, в том числе и в прон-позиции (положение на животе), естественно, ограничение в двигательной активности приводит к гипотрофии мышц. Возвращаться к тому образу жизни, который они вели без стационара, тяжело без посторонней помощи.
Определение сроков, когда можно пациента перевести в общую палату, а затем и домой, было ключевым моментом в нашей работе. Если до нас они госпитализировали 120–150 пациентов в сутки, то на фоне адекватной сортировки это количество уменьшилось почти вдвое.
— То есть в первую очередь нужно было структурировать процесс? Вы справились?
— Мы уже на третий день увидели результаты. После введения схем, которые уменьшили объем работы врачей и снизили их психоэмоциональную нагрузку.
Особенность республики в том, что население небольшое и многие друг друга знают. Это иногда вызывает субъективизм в принятии решений: пациент — чей-то знакомый или родственник, поэтому врач может предвзято к нему относиться. И когда встает вопрос о переводе из реанимации в отделение или назначении какого-либо медикамента, врач начинает перестраховываться.
Как раз для облегчения принятия решений был внедрен ряд шкал, одной из которых была доработанная на базе отделения анестезиологии-реанимации №1 Пироговского центра шкала NEWS2. Она помогает быстро, буквально за пару минут, определить категорию тяжести пациента. На ее основании пациент госпитализируется в определенное отделение — инфекционное или реанимационное.
Кроме того, ежедневно просчитывая баллы, мы более объективно оцениваем динамику заболевания: выздоравливает пациент или наоборот — есть ухудшение. Такой шкалой мы поделились с тувинскими коллегами. И, в свою очередь, чему-то научились сами.
— Например?
— Например, мы практически не использовали неинвазивную вентиляцию легких (НИВЛ), у нас больше применяли высокопоточную ингаляцию и инвазивную вентиляцию легких. Неинвазивная вентиляция — это дыхание с аппаратом через специальную маску, в то время как инвазивная требует проведения лекарственного сна, установки специальной трубки в трахею пациента в состоянии наркоза.
В Тыве возможности высокопоточной ингаляции ограничены. Коллегам пришлось быстро развернуть коронавирусный стационар, в связи с чем резко выросла нагрузка на кислородные станции. Учитывая большую потребность высокопоточных установок в кислороде, коллеги использовали хороший альтернативный вариант — НИВЛ. Для нас был интересен опыт решения этой задачи.
Тем более, что доказательной базы в пользу большей эффективности высокопоточной ингаляции в сравнении с НИВЛ нет.
Сухой закон против ковида
— Был ли регион готов к вспышке инфекции, на ваш взгляд?
— Повторюсь: безумная заполненность стационаров была связана с тем, что люди, посмотрев телевизор, требовали госпитализацию без оснований. А врачи не могли им отказать в силу своей человечности. Процентов 30 госпитализированных пациентов вполне могли лечиться дома.
К слову, аппаратов ИВЛ в Туве достаточно, 52 оснащенных койки. И врачи прекрасно умеют на них работать. При этом нам показалось, что больных на искусственной вентиляции легких там несколько меньше, чем в нашем регионе. Может быть, это связано с тем, что тувинские врачи достаточно рано начинают неинвазивную вентиляцию легких и течение болезни у их пациентов на этом фоне протекает чуть лучше, чем это было у нас.
Может, и потому что в наш центр часто поступали пациенты уже в тяжелом состоянии, например, после 1–1,5 недель домашнего самолечения, и определенная часть времени была упущена. В Тыве же, напротив, люди раньше обращались за медпомощью. В любом случае оценивать нужно по завершенным случаям, надеюсь, что и коллеги в ближайшее время завершат свою миссию победой.
— Что вас удивило в этой поездке?
— Когда мы прилетели, спросили: «Почему у вас так происходит, откуда такое большое количество пациентов?» Причина оказалась простая, о ней говорили и врачи, и администрация больницы.
Тувинцы — очень дружные люди.
И при выписке своего родственника из больницы его родные и друзья были настолько счастливы, что встречались и отмечали это событие компаниями по 20–30 человек.
Тем самым провоцируя распространение коронавируса. Чтобы хоть как-то ограничить эти посиделки, в республике ввели сухой закон — ограничения по продаже алкоголя. Он действует до сих пор.
— Какие группы населения оказались в зоне риска? Можно сказать, что Тыва повторяет московский «сценарий»? Или есть специфика?
— Сейчас мы уже понимаем: особенности этого заболевания в том, что нет определенных групп, которые больше ему подвержены. В Тыве было много пациентов в возрасте 30–40 лет. Слава Богу, мы фактически не видели болеющих детей.
Самое страшное — когда человек умирает, а ты не можешь помочь
— Остались ли проблемы, которые вы еще не решили?
— Проблемы были и будут всегда. Например, в тувинских больницах постоянно меняется медицинский персонал. Перед этим нужно проходить двухнедельную обсервацию. И это отчасти увеличивало нагрузку на медиков. Специалисты, получавшие в середине рабочей недели положительный мазок на ковид, уже не могли работать. Особенно трудно было, если у них не было замены.
Поэтому нам на смену прилетели коллеги из Москвы, которые будут дальше контролировать и регулировать лечебный процесс, что-то менять в плане госпитализации, тактике лечения, уже на основании новых данных. Лечение ковида не стоит на месте, какие-то препараты отсеиваются, какие-то — добавляются.
— Что самое страшное из того, что вы видели?
— Самое страшное — видеть, как человек умирает, и осознавать, что ты ему ничем не можешь помочь. Для меня это было всегда самым тяжелым в реанимации. И остается по сей день. К сожалению, и в эту неделю в Туве были летальные исходы.
— Пишут, что в Кызыле не работает транспорт, максимально стараются ввести меры безопасности, но люди не соблюдают правила предосторожности, это так?
— Да, транспорт не работает, но лишь половина людей носят перчатки и маски.
Люди не верят в это заболевание до тех пор, пока это не коснется их родственников. Потом они будто просыпаются.
В этом большая проблема огромной страны, несмотря на то, что СМИ у нас работают очень хорошо.
— Тува — республика со своим национальным колоритом. Вы это как-то почувствовали на себе?
— Мы не ожидали такого теплого приема, все были очень доброжелательно настроены и рады помощи. Не было такого, что «москвичи прилетели учить нас жизни».
Все врачи, работающие во время эпидемии, психоэмоционально истощены. И мы приехали поддержать их и морально. «Коллеги, вы молодцы», — это первое, что мы сказали. Мы предполагали более удручающую ситуацию и больше тяжелых пациентов, но тувинские врачи сделали все, чтобы большая масса пациентов не переходила в тяжелую группу.
Нам обеспечили все условия для работы — питание, проживание, служебный транспорт.
Эпидемия еще не закончилась
— Как вы оцениваете уровень эпидемии сейчас, в связи с ослаблением ограничений? Некоторые люди уже планируют отдых, путешествия, собираются на море. Что вы думаете об этом как врач?
— Благодаря своевременным профилактическим мерам, введенным нашим правительством, мы увидели более «гладкое» начало и течение эпидемии, без дефицита коечного фонда в медицинских учреждениях. Сейчас мы видим затихание эпидемии, но в то же время нужно понимать, что «расслабляться» рано. Оценивая все риски, я со своей семьей в двухнедельный отпуск остаюсь дома.
— Говорить об этом — все равно что гадать на кофейной гуще, но нет ли у вас предположений, когда эпидемия окончательно пойдет на спад и мы вернемся к обычной жизни?
— В столичном регионе, несмотря на ослабление мер, пациентов стало меньше, новой вспышки болезни нет. Но это не говорит о том, что второй волны не будет. Пироговский центр, например, готовится к возобновлению работы в обычном режиме, в то же время готов вернуться к инфекционному профилю.
Если смотреть на мир, то недавно в США началась вторая волна, в Китае тоже были эпизоды. И говорить о том, что у нас все замечательно, еще рано.
Вирус мутирует, он может переходить в более тяжелые формы, нет пока и вакцины, нельзя говорить и о том, что заболевание точно формирует иммунитет и повторно заразиться нельзя. Пока ситуация у нас в стране управляема, но мы не можем говорить, что она управляема в мире. В любом случае с эпидемией мы пока не справились и меры предосторожности нужно соблюдать.