«Вы у нас в жилмассиве одна в таком костюме»
Шью с детства, но меня никто не учил
Любовь Федоровна Мошкина росла в деревне. Рыжая, с веснушками — одна на всю округу. Сверстники дразнили, она стеснялась рыжих волос.
Родители Любу и двух ее братьев не баловали, приучали к труду. Только в праздники они могли побегать по улице и поиграть с другими детьми. В другие дни много работали: нужно было накормить скотину, подоить корову, выскоблить ножом добела деревянный пол, натаскать воды с речки, полить огород, прополоть грядки. Когда средний брат подрос, сказал маме: «У нас детства не было, мы все время работали». Мама спросила:
— Павлик, друг твой, где работает?
— Мам, да он же пьет.
— Зато, сын, ты у меня не пьешь.
Воспитывали детей строго. Как-то поехали Люба с мамой в центр. Мама зашла по делу к подруге. Люба осталась ждать возле дома. Визит затянулся, девочка плакала, но зайти не смела.
Как старшая сестра, Павлика она на прогулках держала за руку и не отпускала от себя. Соседки хвалили: «Люба молодец, как она за братом смотрит внимательно!»
Младшего Витю Любовь спасла от смерти. Родители купили ветхий дом в другой деревне, сломали его и построили новый. Когда подводили электричество, оставили оголенные провода и ушли обедать. Витя катался во дворе на велосипеде. Увидел провод и ухватился за него. Мальчика затрясло. Люба быстро подбежала и оторвала брата.
— Думаете, нас пожалели? Отругали.
Любовь Федоровна вспоминает, что мама была необыкновенной хозяйкой.
В деревенском доме не было водопровода, а вся семья спала на белых накрахмаленных простынях. Может быть, поэтому Любовь Федоровна любит белую одежду.
И вообще, все белое: скатерти, постельное белье, обязательно накрахмаленное.
— Мама у меня была бухгалтером. Я ее позвала к себе в город Шевченко, там платили хорошие зарплаты, чтобы она заработала себе пенсию. В таком возрасте ее никуда не взяли, и она пошла мыть полы. Там ей давали белую ткань на тряпки. Из нее я шила себе наряды…
Мама на руках шила дочери длинные платья на вырост. Не до баловства. Главное, чтобы была одета. Когда в семье появилась швейная машинка, Люба тоже пробовала шить. К соседям на каникулы приехала внучка из города. Девочка посмотрела на ее сарафан и раскроила себе такой же.
— Не помню, сколько мне лет было, помню, на велосипеде под рамой ездила. Разве это я раскроила? Это помощь Матери Божьей.
Родители видели интерес дочери к швейной машинке, но боялись, что ребенок испортит дорогую вещь. Поставили замок. Однажды отец попросил отвезти к тете в соседнее село мотыги. Люба захватила с собой раскроенный сарафан.
— Приезжаю, говорю: «Тетя Фрося, мама сказала мне пошить у тебя на машинке», — смущенно улыбается Любовь Федоровна. — Стала шить, сломала иголку, прыгнула на велосипед и сбежала. Но сарафан я дошила. Никто меня не учил. Это милость Божья.
Русский костюм собирала по деталям
Русский костюм появился в ее жизни позже. Она уже переехала в Новосибирск, ходила в православный храм. Знакомая, с которой они подружились во время остановки крестного хода от Владивостока до Москвы, посоветовала работать с детьми. Любовь Федоровна просматривала газеты с вакансиями, когда раздался телефонный звонок: «Любовь Федоровна, двух девочек-сирот нужно научить шить».
— Какая я учительница? Но шить могу. Своей учительнице звоню, она мне говорит: бери такую-то книгу, пиши план, иди, учи. Я пошла.
Приемная мама девочек попросила шить одежду, стилизованную под русский костюм.
Любовь Федоровна искала модели в журналах, но выкроек не было. Кофту-казачок собирала по деталям.
— Сарафаны немногие будут носить, у него две кокетки: спереди и сзади. И часто неграмотно сшиты. Под кокеткой на груди нужно обязательно сделать вытачку, чтобы передний край сарафана не поднимался, — объясняет Любовь Федоровна.
Поэтому остановились на приталенной кофте-казачке́ с застежкой спереди, скроенной точно по фигуре. Рукав взяли из «Бурды», остальные элементы нашли в других журналах. Баску для блузки Любовь Федоровна выкроила сама. Шили из сатина и бракованных посадских платков — они стоили дешевле. Первый русский «казачок» сшили для мамы девочек.
Себе первый костюм-парочку — кофту-казачок и юбку из одинаковой ткани — Любовь Федоровна сшила белого цвета. Пошла в ней покупать ткань, в магазине продавец сказал: «Вы так приятно одеты». Это был первый комплимент в ее жизни. Она смутилась.
Костюмы раскупили в Москве
Блузки-казачок и юбки ученицы возили на православную выставку в Москву. Одна из девочек представляла первый, сшитый своими руками белый костюм. Любовь Федоровна волновалась: «Если костюм не купят — ребенок разочаруется. И не везти нельзя, она может разувериться и перестать шить».
На выставке костюм приглянулся москвичке. Радостная ученица рассказывала Любови Федоровне: «Женщина посмотрела мой костюм, просила не продавать никому. Она с мужем пошла советоваться. Скоро вернулась и забрала белую парочку».
— Наши костюмы сметали на выставках в Новосибирске и в Москве. Все раскупали, — сетует Любовь Федоровна.
— Я мечтала открыть ателье русского костюма и одеть всех женщин. А то идет по улице старенькая бабушка с палочкой: ножки больные, скривились уже — и в брюках. Надеть, наверное, нечего. А юбки где?
Когда ученицы вернулись в Новосибирск, вместе с Любовью Федоровной шили костюмы-парочки на заказ. Отсылали не только по России, но и за границу: в Канаду, Германию.
— Двум знакомым женщинам сшила русскую парочку — не надевают. Одна сказала: «Я стесняюсь, что скажут соседи?» Подумала и говорю: «Иди к батюшке на исповедь». Другая девочка — полненькая. Длинная юбка и блузка с баской ее вытянула, фигура появилась. Прихожу в храм на службу, вижу — она за колонной прячется. «Что с тобой?» — спрашиваю. Она говорит: «Я стесняюсь». Я тоже посоветовала ей на исповедь сходить. После исповеди стеснительность прошла.
Надев русский костюм, первое время Любовь Федоровна тоже смущалась. Шла как-то в храм в юбке-годе и блузке-казачке. Из базарного ряда выскочила женщина и воскликнула: «Посмотрите, посмотрите на нее, на эту красавицу!» В трамвае незнакомая женщина с ней заговорила. Любовь Федоровна удивилась: «Простите, вы меня знаете?» — «Вы у нас на жилмассиве одна в таком костюме», — ответила та.
В ателье приняли без диплома
После восьмилетки Любовь Мошкину взяли учеником повара в Медногорске. Каждое утро ей снился дом, лавочка под березой.
— Посмотрю [сон] — как будто у родителей побываю. Так я выдержала разлуку.
В общежитии Люба продолжала шить.
В магазинах большого выбора не было, все одевались одинаково. Люба в сшитых своими руками платьях, с аккуратной прической выглядела серьезнее подруг.
Ее одну вахтеры пропускали после 22 часов, когда двери общежития запирались — принимали за преподавателя.
Сдав выпускные экзамены, устроилась поваром в детский сад и осталась в Медногорске. Зимой случайно встретила односельчанку, уехавшую жить в казахский город Шевченко. Односельчанка воскликнула:
— Люба, что вы здесь делаете? Приезжайте к нам! У нас молодежная стройка.
На стройке работала поваром в столовой. В свободное время делала прически соседкам по общежитию. Перед Новым годом отработала сутки, но поспать после смены не удалось — до ночи накручивала букли всем желающим. На праздничном вечере играла Снегурочку. Отыграла и ушла спать. Заснула так крепко, что соседка по комнате не могла достучаться.
Весной общежитская молодежь выехала отдохнуть на природу. В походе Люба познакомилась с будущим мужем. Через год они поженились. С разницей в пять лет родились дочь и сын.
— Я не смиренная, я воин, напористая. Муж — смиренный человек. Ему со мной тяжело. Долго похаживал в храм от случая к случаю — по сантехнике помогал. А на службы стал ходить, когда я в Троице-Владимирский храм перешла.
Любовь Федоровна обшивала свою семью и всю родню. Однажды проездом была у тети в Волгограде, не успевала до отъезда дошить несколько платьев. Пришлось сдать билеты.
Умение шить пригодилось Любови Федоровне после переезда в новую четырехкомнатную квартиру, когда семья уже жила в Новосибирске. В детский сад возвращаться не хотела: смущало, что кухонные работники уносят домой продукты.
В поисках работы зашла в ателье, сказала заведующей: «Я хорошо шью, но нигде не училась». На следующий день она уже работала, хотя не умела правильно снимать мерки.
— У меня был свой метод обмерять. Когда заболела закройщица, меня поставили принимать заказы, увидели, что я неправильно мерки снимаю.
Любовь Федоровна доделывала выкройки за закройщицу и захотела учиться. Сама поехала в управление.
— Приходи в сентябре и учись, — ответили ей.
Отучившись на годовых дневных курсах, продолжала работать в ателье. Старалась брать модели посложнее: с драпировкой, другими элементами. Оттачивала мастерство на своей одежде: то вафлю на блузке сделает, то драпировку, то фалды, то на юбке что-нибудь придумает.
— Фантазерка была. Я и сейчас люблю пофантазировать, просто сейчас мне некогда этим заниматься, — рассказывает Любовь Федоровна.
«Русский костюм помогает по-доброму относиться друг к другу»
17 лет назад на левом берегу Новосибирска построили новый храм в честь Всех Святых, позже его переименовали в честь Святых Новомучеников и Исповедников Российских. Священники просили прихожан поддержать, походить на службы в новую церковь. Любовь Федоровна откликнулась. Там искали женщину, которая хорошо готовит. В трапезную требовались повар и просфорница.
— Я хорошо готовлю, — неожиданно для себя сказала Любовь Федоровна. Вызвалась и испугалась. В следующее воскресенье в храм не пошла. Вечером ей позвонили:
— Люба, собирайся, приезжай в храм.
Только зашла Любовь Федоровна в церковь, встретила батюшку и получила благословение. Первым делом сшила шторы на окна в трапезную. Готовила праздничные обеды, стряпала просфоры, шила в ризной облачения для священнослужителей.
— В трапезной не хватало столов, кухонной утвари. В стране развал был, купить не на что. Не гнушались — брали с мусорок. Иду в храм и смотрю на помойки: нет ли кастрюли или чего другого нужного.
В храм жертвовали поношенные вещи. Грязный кусок ткани никто не хотел брать. Любовь Федоровна постирала отрез, сшила себе юбку.
— Когда я в ней пришла в храм, эту ткань не узнали, спрашивали: «Где взяла?» Юбке около 20 лет, до сих пор целая, — рассказывает она.
Перед большим праздником Любовь Федоровна стояла перед иконой Божьей Матери и молилась. Хотелось всем купить подарки, а в кошельке оставалось всего 10 рублей. В это время зазвонил телефон.
— Знакомые работали на складах, предложили: «Вино красное продается, будете брать?» Моих денег хватило на 3 ящика. Всем вино подарила.
Сегодня Любовь Федоровна дежурит у подсвечника около иконы Божьей Матери Казанской в Троице-Владимирском храме — одном из самых больших за Уралом. Всегда в русском казачке и накрахмаленном платке.
— Знакомая сказала: «В одно и то же одеваешься. Костюмы разные, а модель одна и та же». Меня это не смущает, я с этой моделью не расстанусь, — говорит она.
Как-то духовник Любови Федоровны увидел ее в обновке — голубовато-сером костюме в мелкий цветочек с белыми кружевами. И говорит:
— На молебен в нем приходи. Пусть посмотрят, как нужно одеваться.
— Я не лучше других, — говорит Любовь Федоровна. — Это все делает русский костюм. Он располагает по-доброму относиться друг к другу. Я испытала любовь людей, когда надела русский костюм. У человека совсем другое открывается в душе, то, что закрыто сейчас.
Фото: Татьяна Сушенцова