«Люди всегда будут там, где нет лицемерия». Протоиерей Димитрий Смирнов — о жизни прихода и Церкви

2000

— Как на сегодняшний день происходит управление приходом и каким оно должно быть по вашему мнению? Какова в наше время роль приходского собрания?

— На сегодняшний день принцип управления приходом у нас мало чем отличается от того, что было полторы тысячи лет назад, когда приходы начинали появляться. Мы живем по-семейному. Управление осуществляется как в большом роду или племени.

Главный недостаток приходской жизни сейчас в том, что любому настоятелю приходится употреблять слишком много усилий на строительство приходской жизни, добывание средств, общецерковные дела… В идеале всем этим должны заниматься специально выделенные люди. Настоятель же должен уделять больше внимания жизни своих прихожан. Я принимаю прихожан по личным вопросам только один день в неделю, а должен делать это ежедневно, в любой момент, когда это нужно человеку.

Из-за многолюдства роль приходского собрания на нашем приходе, скорее, ознакомительная. Когда собираются более четырехсот человек, устраивать какие-то дебаты просто нереально. Настоятель просто рассказывает о текущем положении дел на приходе, о нововведениях общецерковного плана, высказывает свои пожелания. Хотя, конечно, любой имеет право голоса и может высказать свое мнение. Для решения насущных вопросов у нас регулярно проводятся «микрособрания» по отделам. Например, с распространителями церковной литературы, с певчими, с духовенством — со всеми отдельно. Это более эффективно.

— Как священнику строить свои отношения с приходским советом?

— На нашем приходе отношения построены очень органично. В приходской совет выбираются только свои, надежные люди. Практически все они — мои духовные чада. У нас полное единство при решении вопросов.

Совмещение должности настоятеля с должностью старосты, по моему мнению — нехорошо и неправильно, так как священник не должен заниматься хозяйственными делами. Это возможно лишь в период становления прихода или в деревне, где мало прихожан. Священник должен поручать старосте: «Нужно вот это к такому-то числу». Однако чисто формальные отношения «принято — выполнено» на приходе не приемлемы. Все должно решаться как в семье.

С другой стороны, священнику нехорошо быть в зависимости у старосты. Это распространено сейчас на многих приходах, где всеми финансовыми вопросами занимается не настоятель, а староста. Это неправильно. Лучше, когда все осуществляется через старосту, но решения принимает настоятель.

— Некоторые приходы занимаются так называемой коммерческой деятельностью, средства от которой идут на развитие прихода. Приемлема ли, на ваш взгляд, такая практика?

— С одной стороны, такая практика совершенно приемлема, так как традиционно у храмов были земли и доходные дома, у монастырей — целые деревни с крепостными крестьянами. Не будем забывать, что приход имеет права юридического лица.

Но, с другой стороны, наш церковный народ в силу длительного советского воспитания к этому совершенно не готов. Поэтому я считаю, что помимо чисто церковной (продажа крестиков, икон, церковных книг, облачений и т. д.) коммерческой деятельности никакой иной не должно быть, чтобы не вносить соблазн и не подрывать авторитет Церкви, как говорит апостол Павел: «Не буду есть мяса вовек, чтобы не соблазнить брата моего». Нельзя выходить за рамки естественной потребности: когда у монастыря есть стадо коров — это одно, но если тот же монастырь будет содержать ресторан, это уже никуда не годится.

— Сейчас в большинстве храмов установлены денежные тарифы на совершение церковных треб. Это воспринимается многими прихожанами как плата за совершение таинства, а не как жертва на храм. Какое вы можете предложить решение этой проблемы, чтобы, с одной стороны, не вводить людей в соблазн, а с другой — не повредить экономике прихода?

— На нашем приходе мы с самого начала, испросив благословения Святейшего Патриарха, не ввели никаких тарифов ни на записки, ни на требы — кто сколько даст. При этом я категорически заявляю, что доход у нас не ниже, чем в любом другом приходе.

С одной стороны, никогда не иссякает количество треб. Мы начинали с одного отпевания в год, а теперь они совершаются у нас ежедневно, иногда по нескольку. Отпеваем по чину, не наспех. Хор всегда участвует в полном составе. И люди, когда слышат: «Сколько дадите», дают гораздо больше, чем можно было ожидать.

С другой стороны, у бедного человека также есть возможность совершить нужную требу. Недавно, например, бесплатно повенчали двух бомжей. При этом совершенно не чувствуется, что кто-то не доплачивает. Ведь богатый человек от щедрот своих готов дать в пять раз больше, чем в самом дорогом храме. Но когда установлен тариф, то он и платит по тарифу.

Такая дореволюционная практика уже опробована во многих московских храмах. К ней, я думаю, и надо стремиться. Впрочем, в деревнях это может оказаться преждевременным, потому что народ в деревнях бедный и более практичный. Они могут вообще перестать платить за требы, как, собственно, происходит везде в Европе. Там люди считают, что священник им обязан, поэтому приходы не в состоянии содержать даже священника. Но я надеюсь, в России такого никогда не будет.

— Насколько в наше время возможно использование практики церковных запрещений (епитимий)? В каких случаях вы считаете целесообразным давать кающимся епитимию?

— Епитимия — это отнюдь не запрещение, это духовное упражнение, которое призвано положительно повлиять на человека. Епитимью я даю только своему духовному чаду, чему учу и молодых священников. Если человек к тебе пришел впервые, то ты епитимию накладывать не можешь, потому что не имеешь возможности проконтролировать ее исполнение. Можно лишь побеседовать, рассказать об опасностях греха, А если ты считаешь, что человек согрешил весьма тяжко, но нет уверенности, что он пришел осудить в себе этот грех, то можно предложить ему походить в храм, покаяться, почитать Евангелие, покаянный канон: «Когда я буду уверен, что вы встали на добрый путь, тогда соединим вас с Церковью через причастие Святых Христовых Тайн».

Другое дело, когда этот человек — воцерковленный, твой духовный сын. Тогда ты знаешь его возможности, психическое состояние и можешь быть для него как врач для больного. Психически неуравновешенному человеку трудная епитимия может повредить. За какие-то скверные грехи, в которые человек постоянно впадает, можно дать такие епитимии, как отлучение от причастия. Но за двадцать лет таких случаев в моей практике было всего два.

Если человек приходит и раскаивается, то я обычно назначаю время для покаяния и исправления до ближайшего праздника, например до Рождества. Если человек осознал свой грех и покаялся, то я причащаю его в этот праздник, а если нет, то время покаяния продлевается. Покаянная дисциплина должна обязательно иметь конец. Нужно смотреть на результат: действительно ли человек укрепился, не соскользнет ли он обратно в этот грех. Для этого человек должен быть на виду.

— Часто перевод священника из одного храма в другой разрушает жизнь прихода и затрудняет пастырское служение священника. Как вы оцениваете данную практику?

— У нас, слава Богу, в городе Москве такого не бывает. Теперь эта практика совершенно ушла. Святейший этого не делает. Переводят теперь или в случае когда священник в этом нуждается, или когда очень нуждается приход, а у священника есть какие-то особые данные, и его просят. Но это происходит довольно редко.

А раньше даже было такое название — «карусель», когда многих священников перемешали. Но, повторяю, практика эта похоронена, слава Богу, и думаю, что так и будет продолжаться. Действительно, все приходы уже сложились вокруг настоятелей, которые восстанавливают храмы. Вся община уже «кровью приросла» к храму. Все это понимают, и епископ нашего града в первую очередь.

— Что нужно сделать, чтобы правильно наставлять прихожан в духовной жизни?

— Для этого священнику нужно ежедневно проповедовать Евангелие, основы духовной жизни, проповедовать на разные лады, приводя примеры из житий святых и из нашей обычной жизни. Попросту говоря, священник должен учить. Некоторые священники сердятся на своих прихожан, бывают чем-то недовольны. Прежде надо научить, а потом спрашивать. Нужно проповедовать и утром, и вечером, и в будни, и в праздники.

— Сейчас, практически, нет общин, а существуют только приходы. Что следует сделать, чтобы восстановить Церковь как Единое Тело на уровне прихода?

— Это такой чисто «кочетковский» вопрос… В академическом храме, например, действительно нет приходской жизни. Священники постоянно меняются. Но вот, помню, я там отслужил год, и уже появились какие-то зачатки, элементы прихода. Я там исповедовал, служил, стали собираться какие-то люди… Поэтому Академия — не показатель. А приход — это всегда община. И в каждом храме такая община есть. Ее знают священники, члены общины знают священников. Еще было бы хорошо, если была бы какая-то совместная деятельность, тогда эта связь будет более тесной.

У нас социальная деятельность большая, поэтому у нас все на виду. Ядро нашей общины — около шестисот человек. Это активные прихожане, которые трудятся, помогают, на них можно опереться. Некоторые за свою деятельность получают жалование. Есть и такие, которые участвуют только в богослужении, но это не значит, что они не члены общины: их нужды — наши нужды. Каждый знает, у кого кто родился, кто женился, кто умер.

То есть существует система негласного оповещения. А общины баптистов, например, или «семьи» Кочеткова — это совершенно искусственные образования. Получается что-то типа клуба, настраивающего на дружбу.

Если у нас что-то намечается, например свадьба, так ведь человек сто с прихода придет — и всего человек пятнадцать родственников жениха и невесты, которые полностью растворятся. Это общеприходское наше событие, о котором знают все. Свадьбы мы устраиваем здесь. Например, женятся наши прихожане, мы все устраиваем: помещение, стулья, посуду. Помогаем устраивать стол. И даже наши певчие готовят различные музыкальные поздравления.

И если хороним кого-то, то мы все в этом участвуем. Это всегда общее дело. Собираемся на дни рождения, именины. Все очень органично и естественно, без всяких баптистских штучек, И это есть, я уверен, в любом приходе.

Есть даже целая группа духовных чад Патриарха, которые бывают на всех его службах по разным храмам, так как он не принадлежит к одному какому-то приходу, а ко всем московским. Храм Христа Спасителя — новый храм, но и там уже складывается своя община.

Церковь иначе не может существовать. У Христа была апостольская община из двенадцати человек, ближайших было три (как у нас приходской совет), более дальние — семьдесят, а следующий круг — до пятисот братии.

— Какие вы видите способы привлечения молодежи к приходской жизни? Возможно ли создание с этой целью спортивных, музыкальных, театральных и тому подобных кружков при приходе? Как вы решаете эту проблему на своем приходе?

— У нас регулярно проводятся музыкальные концерты силами наших прихожан, при гимназии есть спортивная секция, при воскресной школе — театральный кружок, где мы готовим спектакли к праздникам, а также иконописный, кружок вышивания и другие.

Дело не в привлечении, а в том, что Церковь, помимо богослужений, должна дать человеку возможность как-то реализовать себя. У нас есть воскресная школа для взрослых — три группы, которые посещают шестьдесят человек. Так и катехизация происходит — несколько человек работает со взрослыми. Мы стараемся увеличить количество рабочих мест, чтобы принять на работу людей: тогда они и себя смогут реализовать и принесут какую-то пользу приходу. Занимаемся книгоиздательской деятельностью. А по идее, как это должно быть, каждый приход должен разрастись настолько, чтобы своими границами дойти до соседнего. И таким образом вобрать в себя весь город, чтобы каждый человек стал частью прихода. Чтобы все было в Церкви — ближайшие завода, фабрики, военные части, чтобы все это был приход. Вот тогда будет опять русский православный народ.

Подготовил Александр Войтенко

2010

— Отец Димитрий, Вы имеете многолетний опыт служения, настоятельства, окормления паствы, видели разные времена в Церкви. Можете ли Вы сейчас мысленно вернуться примерно на десятилетие назад и рассказать, многим ли отличаются нынешние возможности развития церковного служения от периода конца 90-х?

— Для меня время 90-х и начала 2000-х было временем больших перспектив, реализации проектов. В плане осуществления самых смелых идей это был более эффективный период, а следовательно — лучший.

— Но Церковь стала сейчас более сильной? Приходы, например, сейчас намного более многочисленны…

— Сила Церкви совершается в немощи. Важно не столько количество пришедших в храм, сколько их истинная принадлежность к Православной Церкви, ее учению. А нынешние прихожане… как Вам сказать. Мне нравилось, что десятилетие назад, к примеру, в моем приходе было больше молодежи, а сейчас она постарела.

— А как же нынешняя молодежь?

— Те юноши и девушки были более активными. Сейчас это зрелые люди, с которыми я продолжаю работать, общаться, и пока не могу их поставить ни в какое сравнение с нынешними юными созданиями. Проблемы важно решать с теми, на кого можно положиться. К счастью, такие люди есть.

— Удается ли Вам поддерживать связь с прихожанами прошлого десятилетия на том же уровне?

— Со всеми — нереально. А большинство из них здесь, со мной. Но даже те из них, кто перешел в другие храмы или даже уехал за границу, обязательно приезжают или за советом, или просто повидаться. Бывает, человек приезжает в Россию, в Москву всего на пару дней, а ко мне обязательно покажется.

— Те из прихожан, кто раньше занимал ответственные должности, так же продолжают работать?

— Некоторые из них ушли, так сказать, в отставку в силу возраста. Большинство остались на своих местах, в том числе и ключевых.

— Их дети воцерковлены? Они идут за родителями?

— По-разному. У одних — активно воцерковляются, у других — даже не заходят в храм. Ведь большинство детей идет не за родителями, а за отцами. Если мать верующая — дети верующие в 7%, а если отец — то в 80%.

Довольно распространенная ситуация нынешнего времени: счастливая молоденькая прихожанка говорит мне: «Батюшка, я замуж выхожу!». Спрашиваю: «Жених воцерковлен?» — «Нет, что Вы, даже в церковь не заходит, но мы любим друг друга!»

Проходит несколько лет, появляются дети, которые берут пример с отца. Женщина спрашивает меня: «Что мне делать?».

Просто эти девушки, выходя вот так замуж, не думают о своих детях.

— Уходят ли дети на Ваших глазах? То есть ребенок довольно усердно посещал храм — и перестал?

— Конечно, и много раз. Хочу сказать, что в конце 90-х таких случаев было определенно меньше.

— Мешают соблазны современного мира? Но с другой стороны нынешним детям легче воцерковиться: большое разнообразие православной литературы, кино, передач…

— Нынешним детям мешает интернет.

— Но тот же интернет может много дать в виде проповеди на православных сайтах?

— Может быть, но одна «стрелялка» как ластиком стирает несколько проповедей. Потому что, слушая проповедь, нужно душой потрудиться, а над стрелялками включается инстинкт азарта, все полушария мозга отдыхают.

Нужны родители, которые их полностью от этой чумы оградят. Но папы, а особенно мамы идут на поводу у своих чад, следуя принципу: «Что хочется ребенку — закон».

Цель многих современных родителей — не воспитать христианина, у них вовсе нет такой задачи. Им важно, чтобы ребенок был сыт, одет, не болен, и чтоб не приставал. А компьютер детскому неопытному сознанию предлагает легкий, безынтеллектуальный зазывной интерес. Чтобы отвлечь ребенка от компьютера, родителям надо очень постараться, а стараться многим не хочется вовсе.

— Но ведь невозможно и совсем оградить школьника от пользования интернетом, даже если очень постараться. Что делать, если, к примеру, задают рефераты, нужно найти необходимую информацию, а в процессе поиска на голову юного поисковика выбрасывается определенная часть так называемого «интернет-мусора?»

— Нужно к агрегату по имени «компьютер» относиться как к инструменту, не более. А для детей он становится жизнью. Все это можно преодолеть, если есть желание у родителей.

— Контролировать развлечения?

— Да.

— Вернемся к приходам. Вы можете сказать, что они сейчас более обновленные или же при сохранении большого количества «первых» прихожан сохраняется его некоторая консервативность?

— Приход все время обновляется. Каждый раз, когда прихожу из отпуска, я вижу десятки новых лиц. К сожалению, не все из них остаются. Получают свое утешение — и пропадают. Некоторые возвращаются, малая часть.

— Появились ли при храме какие-нибудь новые направления в молодежной приходской жизни? К проведению концертов, кружкам, секциям 90-х удалось что-то добавить или наоборот, что-то пришлось сократить?

— Все направления работают в полном объеме, есть много и новенького. Например, в воскресной школе появились иностранные языки. Была спортивная секция — сейчас это спортивная школа. Занятия регента с певчими переросли в создание певческой школы.

— Социальную деятельность удается расширять?

— Мы не бросаем наших стариков, не прекращаем шефства над детскими домам. Кстати, детей там сейчас стало меньше в том возрасте, на который пришлась демографическая яма.

— Приход храма, который Вы окормляете, никогда не был малолюдным. Десять лет назад его численность составляла примерно 500 человек. Сейчас он наверняка увеличился?

— Людей своего прихода я считаю в целом по количеству соборующихся. Это примерно три с половиной тысячи человек. Но из них регулярно причащаются около тысячи.

— Активных прихожан есть возможность пригласить на работу?

— Вообще-то редко приглашал. Люди сами изъявляли желание, спрашивали. Тогда мы для них устраивали рабочие места, учитывая способности, желания, индивидуальную направленность. Под этих людей создавались целые структуры.

— Для каждого работающего человека такие условия — просто мечта. Хорошо, что Вам это удается осуществить.

— Не удается, удавалось. Сейчас никакие структуры создавать невозможно. Дорожим тем, что есть.

— Сохраняется ли в нынешнее время некоторая семейственность приходов, когда юбилеи, свадьбы прихожан — праздник для всего прихода, с накрытыми столами и многочисленными гостями?

— И свадьбы, и другие праздники регулярно устраиваем. Но лично я никакой семейственности специально не развожу. Есть свадьба — я зайду минут на пятнадцать, поздравлю, выпью шампанского. Но сидеть долго за столом — слишком большая роскошь для моего рабочего графика.

— Условия времени диктуют более обособленные отношения с прихожанами?

— Раньше у меня была возможность посещать прихожан дома. Например, в день св. Наталии собирал всех Наталий, вместе праздновали. Сейчас совершенно нет на это времени, сил.

— Получается, увеличение прихода — это увеличение нагрузки для настоятеля?

— Нет никакой нагрузки от прихожан. Нагрузки у меня от тех проектов, которые на меня возложены, и которые я сам выбрал, за них несу ответственность. А прихожане, общение с ними, наоборот, придает сил. Вы знаете, у меня много духовных детей, и ситуацию каждого я знаю, помню и контролирую. Раз ты священник — значит живешь для того, чтобы дать духовному чаду то, что ему необходимо, в разумных пределах, конечно.

— А есть ли то, чего нельзя допускать в отношениях с духовными чадами, но отчего трудно отказаться?

— Единственное, чего нельзя допускать — это выделение тех, кто тебе более симпатичен. Я не делю своих духовных детей, хотя есть среди них те, кого люблю больше, есть — кого меньше. Но ни те, ни другие никогда о моих к ним предпочтениях не догадаются.

— Удается ли выделить несколько дней в неделю на прием прихожан по их личным вопросам? Раньше у Вас был официальный один такой день в неделю, Вы считали, что это крайне мало…

— Да, был такой день. Сейчас и его нет. Посудите сами, после беседы с Вами поеду в Воронеж, в среду еду в Самару, четыре дня проболел совсем некстати, и ведь так постоянно. Нужно как-то выходить из положения: что-то можно решить на исповеди, что-то — после службы.

— А если ситуация человека требует «полного погружения»?

— Я очень быстро погружаюсь. Бывает, человек только пытается что-то рассказать, а мне уже многое ясно. И знаете почему? Потому, что для него это единственная и острая проблема, а я таких разгрыз уже тысячи.

— Считаете ли Вы, что в нынешнее время Ваше давнее желание о том, чтобы приходы храмов разрастались до границ следующих приходов — осуществляется, ведь 3 тыс. человек — это успех?

— Три тысячи человек? Это смех, а не успех! Не надо вообще задумываться над цифрами и подводить черту, надо жить с Христом, трудиться над душой своей, помогать людям, а они всегда будут с тем и там, где нет лицемерия.

Беседовала Елена Вербенина