Вроде бы и девятый десяток идет человеку, и болезни тяжелые не отступают от него, а всё равно кажется, что он будет жить еще долго-долго, и сознание не вмещает известие об уходе. И очень трудно о Людмиле Ивановой писать «была». Так не вяжется с этой несгибаемой, жизнелюбивой, огромной, необычайно даровитой и бесконечно любящей личностью прошедшее время.
Хотите секрет зрительской любви многих поколений, которую заслужила Людмила Иванова? Вроде бы и роли не гигантские, и чувства в них простенькие… Однако у Ивановой не было незначительных ролей. Потому что в каждой роли являлись не только черты изображаемого персонажа, но и была видна сквозь эти черты любовь актрисы к людям. Ее любви хватало и на самых, казалось бы со стороны, незначительных людей – именно поэтому для нее не было незначительных людей в жизни, а значит, и не могло быть незначительных ролей на сцене и на экране.
Наша дружба началась девять лет назад, осенью 2007-го. И началась она с того, что Людмила Ивановна, будучи на гастроялх в Липецке, попросила меня обвенчать их с ее мужем, Валерием Миляевым. Просьба была большой неожиданностью для Валерия Александровича, еще большей – для организатора гастролей, но мы с Людмилой Ивановной нашли друг друга с нашим здоровым авантюризмом – родственные души… И на следующий день в одном из липецких храмов совершалось таинство венчания. Это было на Казанскую, 4 ноября. Людмила Ивановна тогда еще могла ненадолго вставать с инвалидной коляски. Передвижения доставляли ей физические страдания, но даже сквозь боль светилась красота этой невероятной 74-летней невесты!
Редкий случай среди «творческих» семей: ведь у едва ли не большинства актеров и музыкантов жен (или мужей) по три только лишь официальных… А это была супружеская пара с такой силой любви и единства, какие вообще встречаются редко. Они были вместе полвека.
Потом – всё усиливающиеся болезни, неспособность ходить, в 2010-м – смерть младшего сына – тридцатидевятилетнего Саши, фактически на руках у матери, через полтора года – смерть Валерия Александровича, причем в тот момент, когда Людмила Ивановна сама была в реанимации, на грани жизни и смерти. Она не просто продолжала жить – она работала на полную мощность, руководила театром, обучала студентов… Плакала без счёта часов и дней, но не сдавалась. Надо было видеть эту женщину, чтобы понять, в чём разница между скорбью и унынием. Прикованная к постели, похоронившая мужа и сына, она превозмогала невероятные боли – и душевные, и физические – и заражала людей невероятной жизненной энергий. За многие наши с ней разговоры последних лет я не припомню и намёка на ропот. Это было нечеловеческое терпение. И доверие Богу.
Плакала, но не жаловалась. Ей была свойственна обращенность не на себя, а на тех, кто рядом. Постоянно в дом приходили люди – умела вникать в переживания каждого, сказать что-то важное. Гость должен был быть накормлен и окружён заботой, и даже совсем тяжкое ее самочувствие не было для нее поводом намекнуть, что кто-то не ко двору.
Вспоминая сына, Людмила Ивановна рассказывала, что он решил соблюдать великий пост, оказавшийся последним в его жизни, причастился перед Пасхой, а на Светлой внезапно ушёл. И в ее слезах о нем была надежда на милость Божию. Ее причащали иеромонахи Сретенского монастыря. Она писала для монастырской воскресной школы пьесы. Она показывала мне видеозапись детского спектакля, поставленного по ее пьесе, с детской радостью переживая вновь события Рождества Христова.
В последнюю встречу я выразил намерение приехать с диктофоном и записать для какого-нибудь православного издания беседу с ней о вере… И она, откликнувшись на эту идею, начала говорить сразу же, только вот диктофона у меня с собой не было. А потом всё никак не получалось у меня попасть в ее гостеприимный дом… Соскучился ужасно, думал – ну вот сейчас, приеду в Москву… Что ж, здесь, на земле, предстоит еще одна встреча. Дальше надо будет как-то научиться воспринимать Москву без Людмилы Ивановны.
Еще уход Людмилы Ивановой – это один из знаков смены эпох… Ее песни пели Майя Кристалинская, Гелена Великанова, Анна Герман (а из тех, кто, слава Богу, жив и продолжает петь – Елена Камбурова); она участвовала в репетициях запрещенной в 60-е годы пьесы Галича «Матросская тишина», общаясь с ее автором… Впрочем, обо всём этом еще будут писать биографы.
Однако больше, чем чувство утраты – благодарность Богу за этот подарок, несколько лет общения с Людмилой Ивановной. Нам был дан незабываемый пример терпения, заботливости, искренности, душевной чистоты и жизнелюбия. Теперь как только захочется унывать и обижаться на жизнь – надо будет вспомнить Людмилу Иванову, и сразу стыдно станет. А взаимная любовь, которая, по апостолу Павлу, никогда не перестаёт, будет продолжать связывать всех нас – и друзей, и зрителей – с этой прекрасной женщиной и после ее ухода.