За эту неделю символ христианской Сирии превратился в город-призрак.
Такой она была до войны.
Так там разворачивалось противостояние.
Таковы были те, кто готов был позировать на ее фоне.
Такой она стала в результате боевых действий.
В начале декабря 2013 года городок снова перешел к оппозиции – 3 декабря его захватили бойцы Джабхат ан-Нусры. Тогда же они пленили и вывезли в Ябруд 13 монахинь и около 40 детей из монастырского приюта. Три месяца шли переговоры с участием разных переговорщиков (от Катара и Саудовской Аравии до представителей Свободной Сирийской армии). В результате 9 марта 2014 года монахинь и сирот обменяли на 150 жен и вдов боевиков.
С апреля 2014 года в Мааюле повстанцев нет. Монастыри, храмы и дома сильно разрушены, ни монахини, ни священники, ни большая часть из 3000 жителей не спешит возвращаться. Просто пока возвращаться некуда.
Маалюля – один из трех сирийских городков, где говорили на арамейском, языке Христа, как любят повторять в Сирии. Она располагается в 55 км от Дамаска. Много веков это было место христианского паломничества. Любили сюда приезжать и мусульмане.
На деньги правительства все святые места были отреставрированы, отстроены отели. По большим праздникам сюда приезжало до 10 тысяч паломников.
Когда я впервые посетила Маалюлю в 2004 году, был не сезон. Выпал первый снег. Город был пуст, паломников было мало, отели пустовали в ожидании рождественских торжеств.
На скале, нависающей над селением, располагался греко-католический монастырь Сергия и Вакха, построенный в V веке. Из всех обитателей в нем оставался лишь настоятель, который охотно показал древности: алтарь, служивший еще в языческие времена и рассечённую икону. Теперь алтарь сильно пострадал.
Неподалеку от монастыря стояли отели и самый комфортабельный из них – отель «Сафир».
Именно в этом здании держали оборону боевики. Сейчас он сильно поврежден, как и сам монастырь святого Сергия.
Теперь здесь лишь сторож, который все так же радушно открывает крошечную дверь в старинной стене, если кто-то хочет помолиться.
Ниже, в самой скале вырублена православная обитель святой Феклы. Здесь же она похоронена. У входа в монастырь нужно снимать обувь, как принято на Востоке. Тут был колодец со святой водой и великолепная древняя лиана, лепившаяся к полупещерному своду.
Большую часть православных икон, книг, церковной утвари вывезли и спасли. Но двор монастыря и его помещения сильно пострадали. Все лежит теперь в запустении.
Еще ниже, у подножия горы, росла роща святой Феклы. От этой рощи начинался узкий проход меж двух гранитных скал, которые, согласно житию святой, пропустили ее и сомкнулись перед ее преследователями. Теперь здесь мотки колючей проволоки, этой вечной спутницы войн новейшего времени.
Монахи и монахини десять лет назад удивлялись, почему русские не приезжают. Тогда Сирия как раз попала в американскую «ось зла», но в самой Сирии паломникам решительно ничего не угрожало. Однако русских паломников редко можно было встретить тут – они не ехали ни в Маалюлю, ни в Саеднаю, где находится одна из четырех икон, приписываемых авторству апостола Луки, ни в Дамаск, с его гротом Анании, где скрывался апостол Павел после того, как уверовал и превратился из жестокосердного сборщика налогов и гонителя христиан в ревностного последователя.
Почему так было – остается только гадать. Все, с кем я об этом в России разговаривала в те годы, покачивали головами и с недоверием воспринимали саму идею, что православному человеку безопасно ехать в такое путешествие.
В те времена в Сирии было дешево, совершенно безопасно, тут были прекрасные гостиницы, вкусная и дешевая еда, радушные христиане. Теперь приехать сюда невозможно, визы крайне избирательно выдает Дамаск, а не посольство. В стране война. В Маалюле разруха.
За четыре года войны нашлось много желающих представить сам факт захвата Маалюли боевиками и бои за нее элементом некой большой религиозной войны мусульман против христиан.
Теперь можно с уверенностью сказать, что несмотря на все старания, такое толкование происходящего не нашло подтверждения ни в риторике повстанцев, ни в риторике правительства.
Все же на Востоке идея религиозной войны не популярна и воспринимается как исключительно западная парадигма. При слове «религиозная война» у сирийцев возникает лишь одна аллюзия – с Крестовыми походами.
В апреле 2014 года в Маалюлю приехал Башар Асад. Тогда его пресс-служба распространила видео, на котором разрушения вполне ясно представлены. Однако никаких акцентов в этом видео и в последовавших речах так и не было расставлено – все, знакомые с местностью, понимали, что повреждения, разорения и пожар стали следствием перестрелок армии и повстанцев, а не показателем антихристианской ненависти боевиков.
Христианские активисты привезли и восстановили статую Девы Марии.
Идея о том, что боевики сбивали кресты, тоже своего подтверждения не нашла – кресты, как и все здесь, пострадало от боевых действий с обеих сторон, а не от религиозного фанатизма. Там, куда не била артиллерия, кресты сохранились.
Когда дело дойдет до реставрации икон, мозаик и убранства монастырей, никто не знает.
В большом интервью известный искусствовед Алексей Лидов с горечью говорит о том, что христианские святыни Сирии разграблены и уничтожены, многое утрачено, многое можно обнаружить на черном рынке древностей в Ливане. Он приводит и другие случаи, помимо Маалюли, когда старинные храмы оказывались в руинах, как, например, в Хомсе.
В специальном докладе об утраченных древностях наглядно можно видеть, скольких памятников Сирия уже лишилась.
Во время осенних боев 2013 года за Маалюлю погибло сравнительно немного людей – 13 человек. Вернутся ли сюда христиане – это зависит от того, остановится ли кровопролитие в стране. Пока до этого далеко.
Тем не менее эта земля, пережившая несколько империй, вырастившая Ефрема Сирина и Иоанна Дамаскина, рождает христиан, которые меньше всего склонны к унынию, худшему из грехов, согласно христианскому пониманию.
Так что арамейская деревня рано или поздно восстанет из руин, а вот на каком языке она заговорит, нам знать не дано.