На Первом канале сегодня будет показана передача «Пусть говорят», посвященная Боголюбскому конфликту. В съемках программы приняли участие эксперты, политики, юристы, бывшие воспитанники монастырского приюта, насельницы и прихожане Боголюбского монастыря. Жаркая дискуссия, продолжавшаяся значительно дольше отведенного времени, оставила немало вопросов. После съемок телеведущий Максим Шевченко, принявший активное и конструктивное в обсуждении, изложил порталу Правмир» свое видение ситуации.
Сюжет: Боголюбовский конфликт
Мое видение ситуации таково, что Церковь многогранна. В Церкви возникают разные группы, разные приходы, разные монастырские общества или общины, которые по-своему выбирают свой путь к спасению. Возможно, многое из того, что рассказывают, в какой-то мере могло быть.
Иногда люди делают какие-то вещи, которые им кажутся правильными, но которые с точки зрения других людей могут казаться неприемлемыми или чудовищными. Например, человек считает, что сто поклонов земных, уж не буду говорить про тысячу поклонов, это дело обычное, а кто-то придет в ужас от этого. Кто-то считает, что недельный пост, хлеб и вода, это нормальное дело, а кто-то скажет: «да вы что, с ума сошли, это все вредит здоровью, идет во вред людям, стало быть, и не соответствует христианским представлениям о том, что польза, а что вред для человека».
Мне кажется, что в контексте ситуации с приютом надо оставить общину Боголюбского монастыря в покое, и в контексте ситуации с приютом деятельность этой общины не обсуждать.
— Какое церковное решение, на Ваш взгляд, должно быть принято?
— Если монастырь епархиального подчинения, то должно быть епархиальное решение. Если ставропигиальный монастырь – то Патриарх. Надо просто идти по церковным инстанциям. Отец Петр – достойный человек, у него много духовных чад, зачем людей озлоблять на ровном месте?
Второй момент касается приюта. Проблема этого приюта, как и многих других церковных или частных приютов, не только религиозных, в том, что на самом деле нет единой правовой базы, которая бы регламентировала деятельность приютов — сиротских, нарко- или алкоголереабилитационных центров, домов престарелых. Когда каждая религиозная организация устраивает свои социальные какие-то институты, социальные центры, она просто не может в силу своей природы не проповедовать в этих центрах. Понятно, что мировоззрение тех людей, которые являются воспитателями или пастырями, неизменно будет прививаться даже иногда достаточно упорно тем, кто поступает в эти социальные учреждения.
— Сегодня можно услышать даже предложения запретить все церковные приюты…
— Ни в коем случае нельзя запрещать.
Но это тонкая и сложная материя, тут должно быть абсолютное сотрудничество религиозных организаций и государства в этом вопросе. Никакой гражданин на территории России не может находиться вне гражданского поля, будь он монахом, будь он священником, будь он верующим, сжигает он свой паспорт или не сжигает – он все равно остается гражданином, несмотря на свое личное решение. С ним надо уметь разговаривать. Поэтому по вопросам детских приютов, конечно, должна быть создана какая-то совместная комиссия, в данном случае Московской патриархии, и возможно, других религиозных организаций. Нужно делиться опытом с протестантскими церквями, с католической церковью, с мусульманами, с иудеями — у всех есть свои свои социальные учреждения.
Патриархия как инициатор этого вопроса должна выступить разработчиком и помощником в сотрудничестве с Министерством юстиции, Министерством образования в разработке неких правил, которые будут иметь характер если и не законопроекта и не закона, то по крайней мере какой-то нормативной инструкции как вести себя в этой ситуации. Это второй момент.
Третий момент. Мне кажется странным то, что при наличии церковного суда священники обратились в светский суд.
Такая история должна быть историей внутри церковного расследования.
— То есть не выносить сор из избы?
— Его нельзя не вынести из избы, потому что речь идет о гражданах Российской Федерации.
Правила жизни в этом монастыре и в этом приюте должны обсуждаться в Церкви, а конкретные жалобы граждан, будь они монахи или не монахи, могут разбираться светским судом. Но желательно для Православной Церкви внутри себя, превентивно контролировать подобные общины, подобные группы, подобные монастыри и принимать решения до обращения граждан в светские суды.
Если таковые обращения все-таки состоялись, на что люди имеют полное право в России, будь они хоть монахи, хоть схимники, кто угодно – они могут требовать защиты у государства. Если такие обращения состоялись, то относиться к ним совершенно вменяемо и спокойно — идти на сотрудничество с органами власти, сотрудничество с общественными организациями, не превращая такие случаи в сенсационные.
Внутри каждого религиозного поля есть сектантские группы. Подойдешь в конце 17 века к каким-нибудь старообрядцам, которые себя готовятся сжечь в скиту, спросишь: «Ребята, вы православные?» Они говорят: «Да, мы православные, и сейчас примем огненную смерть». И докажи им, что они неправославные.
Вот для этого должна быть система богословского анализа религиозных взглядов. Я считаю, что в Русской Православной Церкви хватает богословов высокого уровня, которые могли бы анализировать взгляды, которые существуют в тех или иных общинах. То, что будут неподчинившиеся люди, которые не примут решения Архиерейского собора, Священного Синода – так всегда было в истории Церкви. Иногда эти монахи боролись с иконоборцами, играя позитивную роль в жизни Церкви. Иногда эти монахи наоборот были арианами или монофизитами и выступали на стороне еретиков. Но всегда в религиозной жизни будут фанатики и безумцы. Такова природа человека. Их не надо бояться, с ними надо уметь работать.
А у нас всегда две крайности: либо мы «за», либо мы «против». У нас не существует системы анализа.
Церковь и любая религиозная организация – это и есть та регламентация вот этого свободного психического пространства, которое дает религия, в котором человек абсолютно свободен. Регламентация с точки зрения опыта. Потому что Церковь, как и любая религиозная организация, строит свое право на основе опыта десятилетий, столетий, тысячелетий. Это общий принцип религиозного сознания.
Поэтому – четвертое — я призываю Православную Церковь не уничтожать религиоведение. Религиоведение как систему анализа религиозных взглядов, которая проведет границу между сектой и не сектой, которая объяснит поведение группы людей или человека с точки зрения научной, допустим, религиозной психологии.
Свободное сознание, разум должен быть свободен от доктринерства. А чтобы быть свободным от доктринерства, должна быть свобода разума. Потому что когда разум не свободен, он неизбежно будет доктринерским. Когда он свободен – он нуждается в диалоге, в открытой дискуссии, в анализе.
Так что у кризиса, который возник вокруг Боголюбского монастыря, есть правовые, человеческие, церковные и социально научно философские подоплеки.
Записала Анна Данилова
Читайте также:
Иван Семенов: Богомпугалово, или как можно незаметно для себя стать адвокатом диавола
Ольга Гуманова: Странные вопросы Боголюбова
Протоиерей Александр Абрамов: В боголюбском конфликте главное, чтобы явилась правда Божия
Около Боголюбова. Размышления о «вынесенном соре»
Боголюбово: недостоинство – наше, хулится – имя Божие