Не спала ночь, а утром рыдала в ванной
Лет с десяти меня начали мучить головные боли и бессонница. Помню, как не могла заснуть на даче в грозу. Боялась, дом загорится, поэтому размышляла, как быстро найти нужные документы, телефоны и вывести родственников из помещения.
Первый тревожно-депрессивный эпизод случился на третьем курсе. Я тогда училась на факультете журналистики СПбГУ (Санкт-Петербургский государственный университет. — Прим. ред.). Учеба не приносила радости, скорее вызывала панику. Большую часть времени я лежала на кровати и смотрела сериалы.
Не хотелось ни учиться, ни гулять, ни что-либо делать, ни общаться со знакомыми, пусть даже в переписке. Тогда казалось, это просто затянувшаяся лень.
Кстати, университет я так и не закончила.
Как-то однажды пошла на Владимирский рынок в Петербурге и купила отличные помидоры по 800 рублей за килограмм. Хотя сумма вписывалась в бюджет на продукты, у меня появилась навязчивая мысль, будто меня будут ругать. Так поступал отец, когда я тратила деньги. Хотя деньги были не отца, а мои с парнем, отчитывать меня никто не собирался, мне все равно было ужасно страшно. Я не спала всю ночь, а с утра рыдала в ванной.
До этого я не задумывалась, что тревога, нежелание что-то делать и проблемы со сном — повод пойти к психиатру. Казалось, это врач для прохождения медкомиссии и тяжелых больных. А проблемы со сном пусть решает невролог. Не помню, как вышла на тему психотерапии и интереса к антидепрессантам. Если бы не эта заинтересованность и история с помидорами, жизнь определенно сложилась бы иначе.
О походе к психиатру знали мама и молодой человек
Специалиста я нашла на сайте отзывов на врачей. Искала доктора, который придерживался принципов доказательной медицины. Идти к психиатру не было страшно. Я больше боялась раскрыть свои чувства и эмоции: тогда была гораздо более закрытой и не склонной к рефлексии.
О походе к психиатру знали мама и молодой человек. От других не скрывала, но и особо не распространялась.
Если кто-то идет к гастроэнтерологу, он не кричит об этом во всех социальных сетях. Поход к психиатру особо ничем не отличается.
На приеме врач выписал антидепрессанты и транквилизатор. Второй должен был облегчить заход на антидепрессант и помочь спать. Параллельно мы пытались дойти до причин состояния. В моем случае корнем тревоги оказались отношения с отцом и паттерны поведения, которые закрепились из детства.
Фото: Getty Images
Выпросить денег, подгадав настроение
Многие ментальные расстройства формируются из-за отношений в семье. С малых лет ты привыкаешь постоянно находиться в тревоге, беспокоиться о настроении другого человека, ведь от него все зависит.
Мой отец — человек очень сложный. Когда они с мамой ссорились, он переставал разговаривать несколько дней и даже недель, причем и со мной тоже. Большую часть времени он находился в своей комнате и не пересекался с нами. А если сталкивался, то даже не здоровался.
Семья была достаточно обеспеченной, но вопрос денег стоял особняком. В основном они уходили на обновление отцовской машины, на его дорогие костюмы. В семьях с эмоционально зрелыми взрослыми покупки обсуждаются и планируются. В моей же нужно было выпросить денег, подгадав хорошее настроение отца. Даже если речь шла о необходимой одежде, например, пальто на осень.
До сих пор у меня сложные отношения с деньгами и вещами, хотя я прекрасно зарабатываю сама. Я постоянно боюсь, что деньги заберут, вещи не купят, поэтому нужно все и сразу, здесь и сейчас.
Я не поддерживаю никаких контактов с отцом больше трех лет. Это одно из лучших решений в моей жизни.
Рационализация против автоматических мыслей
С психиатром мы учились работать с автоматическими мыслями. Это прием из когнитивно-поведенческой психотерапии — метода доказательной медицины. Самое сложное — научиться отслеживать автоматические мысли. Рационализировать и анализировать их уже гораздо легче.
Автоматическая мысль — это самая первая реакция на ситуацию. Например, на вас кто-то долго смотрит в автобусе. Автоматическая мысль, которая может возникнуть в этой ситуации: «Со мной что-то не так». На самом деле человеку, может, просто понравился ваш шарф. Или он задумался о чем-то, а взгляд случайно остановился на вас.
Рационализация — это сопоставление автоматической мысли с реальностью.
Нужно задать себе несколько вопросов: «Насколько достоверной кажется мне эта мысль?», «Есть ли доказательства, который поддерживают ее? А есть ли доказательства против этой мысли?», «Если мысль правдива, что худшее может произойти со мной, если она сбудется? Я переживу это?», «Какой исход самый лучший? А самый реалистичный?», «Что бы я посоветовала другу, который окажется в такой же ситуации?».
Представьте, иду я домой и по дороге покупаю кофе за 250 рублей. Это достаточно высокая цена за стакан. Возникает автоматическая мысль: «Дома парень меня за это будет ругать». Тогда я задаю себе вопросы и мысленно на них отвечаю. Мои размышления кажутся достоверными на 70%. Вспоминаю ситуацию, когда мы действительно поругались из-за моих слишком больших трат. Но сейчас трата вписывается в бюджет. Скорее всего, он просто удивится, почему кофе такой дорогой. Это не несет никакого негатива в мою сторону.
Я до сих пор ловлю себя на автоматических мыслях, хотя занимаюсь этим уже лет шесть. Но рационализация — один из самых эффективных, на мой взгляд, способов работы с тревогой.
Фото: istockphoto.com
Лекарства перестали помогать
Антидепрессанты в большинстве случаев нужно принимать минимум год с момента выхода в стойкую (больше месяца) ремиссию. Стабильно хорошее состояние предполагает отсутствие постоянных деструктивных мыслей, мысленной «жвачки» и зацикливания на одной теме, всепоглощающей тревоги и так далее. Я же принимала первые свои антидепрессанты меньше восьми месяцев. Тревога вернулась ко мне после окончания приема ровно через три месяца.
Второй круг лечения пришелся на начало пандемии. Я решила пойти в психоневрологический диспансер (ПНД) по месту жительства. Тогда жила в Петербурге, в Кировском районе. С ПНД мне повезло, знаю, что у многих опыт не такой положительный. Для подбора таблеток меня отправили в дневной стационар на Фонтанке. Хорошее место.
Первое время в стационар необходимо ходить ежедневно, потом через день-два. Там подбирают медикаментозную терапию (все таблетки выдают), отправляют на тест к психологу, предлагают психотерапию, арт-терапию и даже йогу и ЛФК.
В стационаре я лечилась несколько раз. Не помню, что произошло, но во второй раз я сама бросила медикаментозную терапию спустя пару месяцев. Мне надоедало каждый день ходить в стационар. Потом тревога и бессонница возвращались, и я снова шла в ПНД, а оттуда в стационар.
Из-за таких качелей заработала резистентность к большинству препаратов. Они перестали помогать даже в самых больших дозировках.
Нужно звонить в МЧС и просить выломать дверь
Сейчас я нахожусь на третьем круге лечения. В последний раз была в стационаре в сентябре 2021 года. Тогда я планировала переезд в другую страну, поэтому было важно подобрать лекарства, которые позволили бы справиться с предстоящими трудностями, а не лечь в кровать и отказываться двигаться.
С психиатром решили перейти на препарат из другой группы. Из-за проблем со сном: без таблеток не могу заснуть, а если и засыпаю, то меня постоянно выкидывает из сна. Врач дополнительно назначал еще один антидепрессант в очень низкой дозировке.
Последний круг лечения длится уже десять месяцев. Я дошла до самой высокой рекомендуемой дозировки и вышла в ремиссию полгода назад. У меня в разы повысилась работоспособность, я прошла несколько обучений, сменила сферу деятельности и переехала в другую страну на ПМЖ. Я стала гораздо рациональнее и рассудительнее.
Но тревога все равно остается со мной где-то на подкорках. Я пишу текст или делаю дизайн, отправляю на проверку. До обратного ответа все время буду думать, что работа — плохая, я — бездарность. Мысль крутится в голове и никуда не уходит. Разве что ее может заменить другая тревожная мысль. Это мешает жить обычной жизнью и доставляет дискомфорт.
Уже больше семи лет я не встаю по будильнику. В большинстве случаев мне все равно, во сколько вставать. Но жуткая тревога может накрыть, если долго не получается уснуть. Хотя здесь совсем нет поводов для тревоги, она все равно приходит.
Признак тревожного расстройства — это не тревога сама по себе, а зацикливание на мыслях и раскручивание их до абсолюта.
Мама не отвечает по телефону целый день — нужно звонить в МЧС и просить выламывать дверь, точно что-то случилось. Это реальная ситуация, которая произошла со мной недавно. Помешало расстояние. Я живу в другой стране, и позвонить в российский МЧС не так уж и просто.
Я могу слишком сильно паниковать, если в новом городе автобус поехал не туда, куда мне надо. Но в конце концов смогу взять себя в руки и решить проблему. Скорее всего, я буду всю жизнь переживать чуть больше, чем люди без тревожного расстройства.
В моменты сильного эмоционального напряжения ко мне могут приходить саморазрушающие мысли: желание выпить или покурить, сделать себе больно и так далее. Но я с ними справлюсь благодаря умению рационализировать мысли. Помогает медитация. Мне нравятся медитации с голосовым сопровождением и акцентом на тело, когда пытаешься почувствовать каждую часть здесь и сейчас. Самое главное — не заснуть в процессе.
Фото: istockphoto.com
Куча хлама, на которой кипит чайник
В ноябре прошлого года мы с парнем переехали за границу. Первые месяцы были тяжелыми. Сложно построить бюджет в новой стране, и мы регулярно ссорились из-за денег. Многие ситуации обсуждали, однако общее напряжение сохранялось. Наложилось мое привыкание к новым антидепрессантам.
Первое время препараты вызывают увеличение симптоматики и даже обострение. А сочетание побочных эффектов АД с постоянным ощущением напряжения привело к мыслям о самоповреждении. О таком сложно рассказывать даже самым близким людям.
Со стороны это может выглядеть как попытка манипуляции: ты делаешь что-то не так, я порежу себя, ты испугаешься и сделаешь все как я хочу. Такие ситуации действительно бывают, но при совсем других ментальных расстройствах.
После одного из споров меня накрыла ужасная тревога и желание сделать себе больно. Сейчас кажется, что это была попытка перенести ментальную боль из-за тревоги в физическую. Самоповреждение — не только про резанье вен и прижигание себя утюгом. Это еще расковыривание кожи у ногтей до крови. Я сдирала кожу на пятках до состояния, когда было больно ходить. В большинстве случаев это было на автомате: я даже не осознавала толком, что делаю.
Мыслями делилась с парнем: мне очень нужна была поддержка. Здесь-то и возникало главное недопонимание. Он уверен, что поддержка — это сделать что-то существенное, что-то, что решает проблему. Хочешь есть — надо приготовить еды. Хочешь пить — принести воды. А что делать, когда человеку плохо и он хочет сделать себе больно? Люди с прямым типом мышления, как у него, впадают в ступор. Даже если я тысячу раз говорила: мне нужно, чтобы меня обнимали и гладили, все равно натыкалась на стену. В моменты сильной тревоги я плохо соображаю, могу наговорить гадостей. Главное — сказать в моменте, в чем ты нуждаешься, не так просто: в голове как будто бы куча хлама, на которой кипит чайник.
«У тебя просто нормальной работы нет»
О моем тревожном расстройстве знает не так много людей из близкого окружения. Не скрываю, но и особо не распространяюсь. Бабушке с дедушкой рассказала про проблемы со сном, про остальное не стала. Старшему поколению непросто принять, что постоянная тревога — это такая же болезнь, как, например, сахарный диабет. И она требует контроля, в том числе медикаментозного.
Отношение к антидепрессантам на постсоветском пространстве все еще скептическое и опасливое. Во многом, как мне кажется, это определяется необходимостью и желанием быть «в порядке» и «нормальным».
Отсюда же типичные высказывания: «У тебя просто нормальной работы нет, работала бы — не рыдала бы в подушку». Думаю, с этим хоть раз сталкивался любой человек с ментальными расстройствами, который решился открыться другим.
Ментальные расстройства — это такая же болезнь, как и все другие. Это не плохо и не хорошо, просто факт. Когда вы ломаете ногу, костям нужно время, чтобы срастись. Пока кости срастаются, ходить помогают костыли.
Антидепрессанты и другие таблетки — костыли. А срастающиеся кости, которым нужно время — ваша психика. Попытки избавиться от досаждающих мыслей при помощи трудоголизма, алкоголя, сигарет и запрещенных веществ — это не костыли, скорее их макет из папье-маше, который разрушается сразу, как только на него встаешь.
Фото: shutterstock.com
Простые слова, которые сложно сказать
В отношениях с людьми важно говорить о своих мыслях и чувствах. Поначалу это сложно: в нашей культуре есть идея держать все в себе. Со временем ты просто не видишь другого варианта, как быть честным и открытым.
Отношение мамы и моего парня к лечению — результат моей же просветительской работы. Я много разговаривала с ними и рассказывала о самочувствии, о работе антидепрессантов, об инсайтах в психотерапии и саморефлексии.
Были моменты, когда они скатывались в непонимание. Это нормально, человеческая психика сопротивляется новому. Эмоционально взрослый, способный к рефлексии человек в конечном счете примет ваше решение и поддержит.
Моя мама может сказать неприятные вещи, не желая при этом зла. Например, много лет подряд смеялась над моим умением рисовать. Каждый раз вспоминала рисунок, сделанный мной в 12 лет, но больше походивший на творчество пятилетнего ребенка. Ее слова каждый раз обижали, но я молчала.
Меньше года назад я вдруг поняла, что ситуация с рисунком не позволяет мне двигаться дальше в дизайне. Дизайн бывает разным, умение рисовать в нем нужно не всегда, однако внутренне я ставлю преграду самой себе: ну как ты можешь думать о дизайне, если рисовать не умеешь?
В какой-то момент мама вновь вспомнила в разговоре тот злополучный рисунок и стала смеяться. Я прямо сказала: «Это обижает. Мне неприятно. Пожалуйста, не говори так больше». Фраза простая, но сказать ее — очень сложно, особенно близкому человеку. Я благодарна самой себе, что научилась и этому.
Отбой строго в одиннадцать
Как и многим другим людям с ментальными расстройствами, мне требуется чуть больше времени на пассивный отдых. Поэтому режим сна — самая важная вещь в моей жизни. Я ложусь спать в одиннадцать часов вечера и просыпаюсь не раньше девяти утра. Без этого моя нервная система быстро сдастся. Что бы ни случилось — в одиннадцать отбой.
Вполне возможно, мне придется на всю жизнь остаться на поддерживающих дозировках антидепрессанта — это один из сценариев лечения при резистентности, чтобы опять не уйти в рецидив тревожного расстройства.
Я отношусь к этому спокойно: лучше постоянно принимать таблетки, чем большую часть месяца лежать в кровати без сил.
Мне нравится, какой стала жизнь благодаря лечению. У меня есть работа, которая приносит удовольствие и хороший доход. Есть силы на учебу. Есть желание как-то совершенствоваться, узнавать что-то новое. И, что самое важное, есть желание жить и планировать свое будущее.