Мама оставила Леню в доме малютки. Сын нашел ее через 18 лет

Торт

Татьяна жила в маленьком поселке под Якутском. Каждый год 18 февраля она пекла торт. Дочери спрашивали, какой сегодня праздник, но Татьяна не говорила — даже когда они повзрослели: «Просто хочется тортика, вот и состряпала». 

Она не могла признаться девочкам, что у них есть родной брат Леня, что растет он в детском доме и что 18 февраля Ленин день рождения. 

— Я боялась. Понимала, что виновата, но услышать это была не готова, — вспоминает Татьяна. 

Рассказала обо всем только недавно, потому что больше не могла держать в себе. Без повода. Взахлеб. Старшая дочь, Алина, в этот момент была на громкой связи, потому что училась и работала в Москве, а младшая Алиса сидела рядом. 

— Меня как будто прорвало, — продолжает Татьяна. — Они обе молчат, а у меня истерика. «Мама, успокойся, мы тебя не осуждаем». 

Потом, через несколько дней, стали расспрашивать: «Мам, ты можешь говорить, нормально все? Что случилось? Где Леня? Как он? Почему мы не общаемся?» Но Татьяна не знала, где он и что с ним, ведь прошло уже 18 лет.

А потом, как по волшебству, Леня нашелся сам.

«Он живой?»

Татьяна всегда хотела сына. У бабушки было три дочери, у мамы — три дочери, и у нее самой тоже была дочь. Сплошное женское царство. Когда узнали, что Татьяна ждет мальчика, все очень обрадовались, особенно муж. 

В то время молодая семья ютилась в деревянном общежитии, в маленькой комнате на 18 квадратов.

— Я выросла в этом общежитии, — рассказывает Татьяна. — Сначала была одна комната, потом мама подала на расширение, мы прорубили дверь, и комнат стало две. И когда я забеременела старшей, мама отдала нам одну комнату, мы загородили межкомнатный проем. 

На УЗИ Татьяну уверяли, что все хорошо, никаких подозрений — даже на самом последнем за две недели до родов. Сами роды были стремительные, схватки прошли в дороге, пока Татьяну везли из поселка до города. 

— Он живой? 

— Да, живой. 

В замешательстве Татьяна потеряла счет времени. К ней подошла неизвестная женщина с документами: «Подпишите, что вы его заберете». Возможно, это была заведующая, но точно не акушерка. 

— Откуда заберу? 

— Его увозят в медцентр. 

— Что случилось? 

— Все нормально, просто попала инфекция. 

«Лежачий овощ»

Все документы Татьяна подписала, в этот же день ее из роддома перевели в гинекологию. Выписали через три дня и сообщили, что Леня в инфекционном отделении в медцентре, но сейчас там карантин. 

Татьяна впервые увидела сына, когда сама легла в это отделение. Леня был замотан в пеленки, таз и ноги почему-то смотрели вбок. Татьяна испугалась: «Что случилось? Вывихнули?» 

Леню повернули. Оказалось, у него была большая спинномозговая грыжа: при родах она лопнула, туда попала инфекция. Как объяснили врачи, если бы грыжа не лопнула, можно было бы прооперировать и все было бы хорошо. 

Первые дни Леню особо не разрешали брать на руки, он лежал в специальном боксе. Потом их с Татьяной перевели в палату, а после — в нейрохирургическое отделение. 

— Врачи мне сразу сказали, что Леня будет «лежачий овощ, который только хлопает глазками». Потом стали спрашивать, где мы живем. А у нас комната в неблагоустроенном общежитии, поделенная на спальню и кухню…

Нужна была специальная кровать — а ее и поставить-то было негде. Врачи, родные и друзья твердили, что надо писать отказ. Муж совсем отстранился: привозил в больницу передачи, но никак не поддерживал. 

— Я ему звоню: вот нам сегодня такую процедуру сделали. А он переводит разговор. Понятно было, что ему неинтересно. Все были в оцепенении, никто не ожидал. Ни у кого вокруг не было таких детей, чтобы с кем-то можно было поговорить, обсудить, насколько это тяжело и страшно. И врачи сами, мне кажется, не знали, что это за диагноз.

«Обвиняла только себя»

Первый раз Татьяну отпустили домой в начале мая, когда Лене делали операцию: «Он будет сутки в реанимации, можете уехать, вас все равно никуда не пустят». Татьяна хорошо помнит, что операция была 4 мая — в тот же день она с мужем поехала к нотариусу и написала отказ. 

Давили все: «У тебя еще есть старшая дочь, подумай о ней. Что ты ей дашь, забрав Леню? Ты будешь сидеть дома в четырех стенах с ребенком, а старшая что увидит в этой жизни?»

Татьяна

— Я чувствовала злость, — вспоминает Татьяна. — И до сих пор эта злость на некоторых людей не отпускает. Не сказать, что я ведомый человек, но тогда в одиночестве было тяжело и морально, и физически. Но я знала, что поступаю ужасно, и обвиняла только себя.

После отказа Татьяна приехала обратно в больницу и там пролежала с Леней до конца мая. После выписки отвезти его в дом малютки не получилось из-за карантина, и на три дня Леня остался дома. Муж к нему даже не подходил. Единственный человек, с которым Татьяна могла поговорить, — соседка по общежитию Наталья. Она поддерживала, помогала делать перевязки, пока Татьяна готовила смеси, качала Леню на руках. 

В доме малютки спросили, будет ли Татьяна навещать сына, и она сказала, что будет. Если Лене требовались какие-то лекарства, которых не могли найти в Якутске, Татьяна звонила отцу в Москву. Вместе с Натальей Татьяна привозила в дом малютки игрушки, одежду. Очень переживала бабушка — и деньги давала, и покупала памперсы с игрушками.

К самому Лене Татьяну не пускали: то карантин, то обследование, то еще что-то. Пустили только один раз во время кормления, дали бутылочку. В комнате стояло кроваток 20. Все дети были особенные, Леня — самый маленький. Татьяна его покормила, погладила, сфотографировала.

И с тех пор больше не видела.

«Не трогайте, не задевайте»

— У меня больше не было нормальной жизни. Были дела, заботы, дети-дом-работа. С подружкой можно посидеть отдохнуть. Но все равно не было ни одного дня, чтобы я о нем забыла. Ни одного. 

Муж обсуждать эту тему не любил. Отношения треснули, он начал пить и то уходил к родителям, то возвращался. Татьяна забеременела в третий раз, а потом в конце концов развелась.

С деньгами было сложно, но муж и раньше не особо помогал: когда Татьяна родила первую дочь, пришлось выйти на работу уже через девять месяцев, тогда она работала охранником на судоремонтном заводе, техничкой, кладовщиком. Где место освободится — туда и шла. Оставшись одна с двумя детьми, Татьяна вообще брала несколько работ сразу. 

— Я сразу всех предупредила: не трогайте меня, не задевайте. Да для меня эта тема и до сих пор больная. Бабушка иногда могла спросить, когда мы вдвоем оставались: «Что-нибудь слышала про Леню?» — «Ничего».

В каком детском доме он живет, Татьяна не знала: искала — но было бесполезно. Только в прошлом году ей дали номер Лениного куратора. Татьяна написала сообщение в тот же день. Куратор прочитал — и не ответил. 

«Это мой ребенок»

Но в это время Леня был уже не в Якутии, а в Москве, он попал к фонду «Дорога жизни». Сотрудники фонда Татьяну и разыскали.

— Я читаю сообщение и понимаю только с третьего раза, о чем речь. У меня сразу истерика, я убегаю в ванную. Муж с Алисой спрашивают, что случилось, а я даже ответить не могу, потому что рыдаю взахлеб. Только рукой машу им: «Уйдите, оставьте меня». 

Придя в себя, Татьяна показала домашним сообщение. Фонд прислал ей Ленину фотографию. Ничего схожего с собой Татьяна не увидела и решила, что фонд ошибся. Но когда скинули другие фото, сомнений не осталось: «Да, это мой ребенок». 

Татьяна договорилась созвониться с сотрудницей фонда, и та предложила пообщаться с Леней. 

— А я не могла, — рассказывает Татьяна. — У меня был страх, что ребенок не захочет, обижен, ненавидит меня. На что мне ответили: «Леня очень добрый ребенок, он никогда ни на кого не злится». 

Как общаться с Леней, для Татьяны было загадкой. Она думала, что Леня не разговаривает. В фонде даже не сразу поняли вопрос.

— В смысле? Так же, как с вами. 

— Как? Мне врачи сказали, что это «лежачий овощ, хлопающий глазками»! 

— Не-ет! Он разговаривает, он учится, пишет, решает. Он обычный парень, у него есть сотовый телефон. Если не считать, что он в инвалидном кресле, то полноценный парень.

Но Татьяна все равно испугалась: боялась, что будет плакать, и решила созвониться только с фондом. Но в итоге она ответила на видеозвонок — и рядом с сотрудницей сидел Леня.

— У меня сначала вообще дар речи пропал… А потом мы проговорили четыре часа. Я спрашивала, где он и как вырос, как в Москву попал. Никого добрее в жизни не видела… Просила прощения, плакала. А он повторял: «Я не обижаюсь, я все понимаю, не переживай, все будет хорошо». Я сейчас это говорю, и у меня ком в горле.

«Она же мама. Родная»

В социальном центре фонда «Дорога жизни» Леня уже почти два года. До этого в детском доме он часто болел, у него были проблемы с почками. В Москве Леня прошел все обследования, ему назначили пожизненное лечение и процедуры.

Передвигается Леня на коляске. На общей кухне он со знанием дела заваривает нам чай и кофе. Умеет жарить яичницу, коронное блюдо — драники. Готовить и обслуживать себя он тоже научился здесь.

— Помню, у нас в детском доме была воспитательница, — рассказывает Леня. — Ее звали Оля, и я думал, что это она моя мама. Пока мне не исполнилось девять лет и я не узнал, что она не мама. Тогда я понял, что маму не видел с рождения. 

Как и мама, Леня мало говорит о своих чувствах и хорошо помнит даты: в детский дом попал в апреле 2011 года и жил там до 2022, 18 июля прилетел в Москву, здесь его хотели взять в приемную семью.

Но Леня к приемным родителям не хотел, да и «не сложилось»:

— Я надеялся, что найду маму. До этого никто не хотел меня усыновить, и меня это не расстраивало. Совсем. Я хотел найти свою семью, но мне говорили, что родители переехали в другое место. А на самом деле они там и жили…

— Что помнишь о детском доме?

— Воспитателям с детьми сложно… Любовь отдавать надо, помогать. Воспитывали нас… как надо. Бывало, наказывали за плохое поведение. Праздники были, открытые занятия, эстафеты, выезды. Я танцевал.

С друзьями печали не было: сидишь играешь — все нормально у тебя. Помогали друг другу, гуляли. Друзей много. Но они попали в дом престарелых. 

— В ПНИ то есть? 

— Да. Мои друзья говорили, что в ПНИ нечего делать: скучно, на улице можно только летом гулять. Встали, поели — и на целый день в телефоны и планшеты. Полдник, обед, тихий час — и телефон. Скучно им там. Мне очень повезло, что меня нашел фонд… У меня в детском доме оставались два друга. Один умер в том году. 

— Как вы первый раз поговорили с мамой?

— Я волновался. Думал, что она не захочет общаться. А тут так сложилось… Это был понедельник. Я приехал после баскетбола (я баскетболом занимаюсь), свои дела сделал, пообедал и зашел в игровую. Мне рассказали, что нашли мою семью и мама не против со мной пообщаться. По нашему времени было три часа. Мама и плакала, и была рада. Я не плакал, но был очень рад, что мама нашлась и теперь я не один. Она же мама… Родная.

— У тебя была обида на нее какая-то?

— Нет, никогда не обижался… Я хотел ее увидеть и думал о ней. 

— Знаю, что есть дети, которые обижаются. Почему ты нет?

— Я много с таким встречался… Но не надо на родных обижаться, она же твоя мама. Любить надо. Бросила — и бросила. Ведь все равно можно найти. 

Мама и сестры Лени

В этом году в начале февраля к Лене первый раз приехала Алина, родная сестра. По этому случаю Леня сам испек яблочный пирог и сделал ей браслет из резинок. Ко дню рождения мама прислала Лене из Якутии подарки и записала видео: она испекла торт, вокруг которого собралась семья, все Леню поздравляли.

Но на этом видео не было родного папы. Сначала Татьяна не смогла до него дозвониться, потом ответила его вторая жена и, услышав новость, положила трубку. Дозвонилась его сестра, но он дал понять, что общаться не хочет. Татьяна от Лени решила ничего не скрывать.

Я спрашиваю Леню, хочет ли он встретиться с папой.  

— Даже не знаю. Наверное, да, наверное, нет. Посмотрим… Саша [второй муж Татьяны] добрый. Я пару раз называл его папой. Очень хочу к ним поскорее. Лететь в Якутию на самолете 6 часов и 30 минут. 

Александр Леню тоже полюбил. Он самый первый сказал, что, будь у него возможность, он бы сразу поехал и забрал Леню домой.

«Мамочка, я много места не занимаю»

После майских праздников Леня летит к семье — насовсем. Решение было общим и непростым, но Татьяна точно знала: «Я больше его не потеряю».

— У нас не особо хоромы. Но Леня сейчас приезжает, и я счастлива. Уже эти дни считаешь на пальцах.

Сейчас Татьяна с дочерью, мужем и его сыном живет в однушке. Кухню и комнату перегородили, чтобы у каждого был свой уголок. К приезду Лени тоже «начали городить». 

— Я ему говорю: «Леня, куда же я тебя заберу?» — «Мамочка, я много места не занимаю». Мне было и смешно, и сердце сжалось: «Ты же мой хороший». Ясно, что его не волнуют ни наши условия, ни наш заработок — он просто хочет к нам. Очень боюсь, что будет трудно, я этого не скрываю. Мне в фонде обещали, что все на связи, «всегда звоните в любое время, мы поможем, подскажем». А все равно думаешь: вдруг не получится, а вдруг не смогу?

В доме довольно высокая лестница в подъезд и на первый этаж. Пока непонятно, как Леню туда поднимать, нужно устанавливать пандус, но Леню и это не пугает: «Ой, мама, не переживай». 

Татьяна сделала группу в WhatsApp, добавила туда всех родственников, кто хочет общаться с Леней. Сначала кому ни звонила, в трубке была тишина. 

— Они не понимали вообще, что я им говорю, а я на эмоциях, хочу всем рассказать, что ребенок нашелся! «Подожди, Таня, ты о чем?» — «Давайте все вопросы потом, вы будете с ним общаться?» Никто не отказался. У всех были слезы, радость.

Первое время Леня в чате даже не всегда отвечал, потому что сообщений очень много — он терялся и спрашивал у мамы в личных сообщениях, кто это.

— Теперь я буду делать так, как считаю нужным, — говорит Татьяна. — Пусть будет трудно, но потерять его еще раз я не смогу. Я очень благодарна фонду за помощь детям и моему мальчику. Благодаря ему я обрела еще один смысл жизни. Теперь буду все догонять: куплю Лене первую игрушку, прочитаю на ночь первую сказку…

В быту Леня все умеет делать сам и в будущем вполне сможет жить один. Он и сам думает об этом: «Надо же иногда и одному побыть. Но сначала с мамой». 

Фото: Жанна Фашаян