«Мама то балует, то вдруг возьмется за воспитание». Людмила Петрановская — о типах привязанности

Как возникла теория привязанности

Все эти термины восходят к развитию теории привязанности, которая связана с деятельностью [психолога] Мэри Эйнсворт, автора эксперимента «Незнакомая ситуация». 

Ребенка полутора-двух лет вместе с мамой приглашали в незнакомую ему комнату с игрушками. И дальше происходило несколько эпизодов, в течение которых мама то выходила, то возвращалась, незнакомая женщина оставалась с ребенком или тоже уходила. За детьми наблюдали психологи, сначала через зеркало Гезелла (стекло, выглядящее как зеркало с одной стороны и как затемненное стекло — с противоположной. — Примеч. ред.), потом с помощью видео. Из множества таких наблюдений выявили некоторые базовые типы реакций.

Были дети, которые хорошо себя чувствовали, когда мама была рядом, они занимались активной исследовательской деятельностью и расстраивались, когда мама уходила. Когда мама возвращалась, они приносили ей свой стресс и достаточно быстро, эффективно с ее помощью утешались, снова находили душевное равновесие, возвращались к исследовательской деятельности. Это одно из основных положений теории привязанностей, сформулированное еще ее автором, Джоном Боулби — поведение познавательной активности противофазно поведению привязанности.

И наоборот, для того, чтобы заниматься познавательной активностью, мы должны быть уверены, что наши близкие где-то в доступе, что с ними все хорошо, что они в случае чего придут на помощь. Это освобождает нашу психику, наши силы для того, чтобы заниматься исследованием мира.

Поэтому эксперимент «Незнакомая ситуация» построен на наблюдении за тем, как у ребенка сменяются поведение привязанности и поведение познавательной активности. При этом для него создается ситуация умеренного стресса — ребенок в незнакомой комнате остается один. Это неприятно и пугает.

Надежная привязанность

Были дети, которые активно занимались познавательной деятельностью в присутствии мамы, а когда мама уходила, переходили к тревоге. Когда мама возвращалась, они с помощью поведения привязанности восстанавливали душевное равновесие и переходили снова к познавательной активности. И таких детей назвали надежно привязанными.

От чего зависит, чтобы ребенок был устойчив, чтобы он мог справляться со стрессом?

Если он занимается познавательной активностью, его в этом не ограничивают, не дергают, не грузят постоянно своей тревогой: «Не трогай! Не бери! Что о нас подумают? Залезешь — упадешь, сломаешь». За него все не делают, не бросаются помогать и развлекать, то есть предоставляют автономию. Если такой ребенок оказывается в ситуации стресса, то он с помощью усиления контакта со своим близким может получить поддержку. 

Для маленького ребенка это, чаще всего, залезть на руки, поплакать, прижаться. Для ребенка постарше — может быть, поговорить, побыть рядом. Еще постарше — может быть, созвониться.

Это и есть надежная или безопасная привязанность. Когда ты приносишь негативные чувства, переживания, стресс своему взрослому, тебя за это не отругают, тебе это не запретят, к тебе не присоединятся еще и своими негативными чувствами в огромных количествах, сшибая тебя с ног, то есть тебе помогут справиться.

Избегающая привязанность

В ходе эксперимента «Незнакомая ситуация» были также дети, которые будто почти не расстраивались, что мама ушла, хотя становились более напряженными. И когда она возвращалась, не очень-то использовали ее для восстановления душевного равновесия. Как будто бы не ожидали, что это сработает. Или, может быть, даже опасались обращаться к ней со слезами или с расстройством. Таких детей назвали «избегающе привязанными».

Мне, если честно, не нравится это словосочетание — «избегающая привязанность». Это часто трактуется как «люди, которые избегают привязанности», что абсолютно не так.

Ты придешь к своему близкому, а он тебя осудит, отругает, ударит, в общем, что-то такое с тобой сделает, используя твою уязвимость в момент стресса. Отношения таким людям нужны точно так же, как и всем остальным. Поэтому вульгарная трактовка некоторых как бы психологических текстов, что людям с избегающим типом не нужна привязанность, не нужны отношения, им лучше одним, абсолютно неадекватна.

Таким людям нужны отношения, они бывают надежными, самоотверженными партнерами. Но им в отношениях все время страшно за то, что ты предъявишь себя как чувствующего, уязвимого, и тебе прилетит за это, тебя обвинят, скажут, что ты не достоин любви и помощи или что твои переживания «расстраивают мамочку». Ты вынужден справляться сам как сможешь. Нет идеи (потому что нет смысла или себе дороже) активировать систему отношений для совладания со стрессом.

Тревожно-амбивалентная привязанность

На другом полюсе дети, которые, наоборот, как будто совсем не хотят или не могут справляться. Они часто не делали ничего сами, требовали, чтобы за них делали мамы. Когда те уходили, дети расстраивались настолько, что полностью теряли способность к выдерживанию этого стресса. И когда мамы возвращались, демонстрировали смесь эмоций. Они, с одной стороны, могли вцепляться, с другой — могли сердиться и отворачиваться. Или ребенок плачет в отчаянии, что мама ушла, но, когда та приходит, не идет ей навстречу, продолжает сидеть и плакать, она должна подойти к нему сама. Поэтому их называют тревожно-амбивалентно привязанными.

Ребенок через проявления злости, недовольства либо беспомощности пытается контролировать взрослого. У ребенка как будто никогда не успокаивается система привязанности, она всегда активирована, он ни в какой момент не может расслабиться, повернуться спиной к своему взрослому, считать его надежным тылом и заняться познавательной активностью. Он все время должен мониторить, он включен, ожидает — сейчас ко мне хорошо относятся, ласково, а вдруг будет по-другому… Мы сейчас прекрасно играем — но вдруг мама уйдет. 

Исследования показывают, что в таких отношениях родители часто бывают непоследовательны. Они то ласковые и балующие, то вдруг возьмутся за воспитание. Это зависит от их состояния. Сейчас я в хорошем состоянии — я милая, веселая, ласковая мама. Потом я в плохом состоянии, вообще не связанном с ребенком, но я отсутствующая или опасная, потому что я срываюсь на него, ору. Часто родителям проще обмануть ребенка, пообещать ему что-то, чтобы он не капризничал прямо сейчас — а потом не выполнить. Эта непредсказуемость, невозможность для ребенка отключить систему привязанности, необходимость все время контролировать состояние своего взрослого, постоянное ожидание, что в какой-то момент все пойдет не так — это формирует тревожно-преследующую привязанность.

Такой человек часто становится ревнивым, подозрительным, навязчивым и злоупотребляет либо гневом (пытается рулить отношениями с помощью недовольства «вечно ты все делаешь не так»), либо беспомощностью («вот, какой ужас, я сам не могу, без тебя пропаду — спаси, помоги»).

Дезорганизованная привязанность

Что касается дезорганизованной привязанности, это понятие использовалось, когда ученые только начинали свои исследования. Туда свалили все непонятные случаи.

То есть там, где логика поведения ребенка, его стратегии была непонятна, оказывалась противоречивой, все это назвали дезорганизованной привязанностью. Обычно это были дети с довольно тяжелой семейной ситуацией, плохим обращением.

Сами создатели теории привязанности по мере развития направления отказались от понятия «дезорганизованная привязанность», сейчас оно не используется. 

Поскольку здесь мы имеем дело с детьми с тяжелой жизненной ситуацией, то такие случаи, естественно, встречаются не так часто, как основные три типа. И с ними хорошо знакомы в основном люди, которые работают в сфере неблагополучного детства. Поэтому всем без исключения родителям не стоит применять их к себе и тем более к своим детям.

Я это хорошо знаю, поскольку много работала именно в сфере проблемного детства — с приемными детьми, с детьми с сиротским опытом. У них порой бывают причудливые стратегии установления и поддержания контакта, которые со стороны вообще не выглядят как потребность в любви и привязанность. Надо понимать эту внутреннюю логику, как сложилось у ребенка так, что это довольно дикое порой поведение становится для него разговором про любовь. Это все-таки результат тяжелого опыта. 

Избегание и тревожное преследование как мета-стратегии вполне могут встречаться в самых обычных семьях, ничего ужасного в этом нет. Это некий способ строить привязанность. Он у человека сложился, работал в его детстве, естественно, он проносит его дальше.

Полная версия интервью

Фото: freepik.com