Многовековые грабли
Елена Кучеренко
Когда я была подростком, обещала себе, что никогда не повторю ошибок своих родителей. Мне казалось, что они меня не понимают, не принимают такой, какая я есть, и вообще — они динозавры, которые увязли в своем первобытном веке.
Нет, все было не так уж и плохо. Но я на многое обижалась. Даже будучи замужней женщиной, могла припомнить им что-то, что «испортило мне жизнь». Я была трудным подростком и трудной взрослой дочерью. С чем-то смогла примириться, только когда родителей не стало. И это страшно. Когда уже поздно, вспоминается только хорошее.
— С моими детьми так никогда не будет! — клялась я.
Прошли годы. И я с ужасом понимаю, что делаю все то же самое, что не принимала в родителях. Даже не так… Я как будто взяла от каждого то, что мне не нравилось больше всего. И только потом замечаю, что это уже когда-то было.
Когда-то давно я плакала от обиды за какие-то слова. Но почему-то сейчас повторяю их своим дочерям. И поздно спохватываюсь. Все уже сказано.
Я обижалась на маму, когда она называла что-то глупостями. А для меня это было важно.
— Это все глупости! — говорю я дочкам. И поздно все осознаю.
Я рыдала, когда отец, человек эмоциональный и резкий, был иногда груб. И сама сейчас могу быть резкой, эмоциональной и грубой. Как под копирку.
Высказывала родителям свои претензии и не понимала, почему мама плачет, а отец замыкается и не разговаривает со мной. «Они ничего не понимают…»
И вот сейчас, время от времени, я слышу от своих дочерей-подростков то, что сама говорила маме с папой:
«Ты меня не понимаешь…»
«Это ваше поколение…»
«Что ты хочешь, ты сама меня так воспитала…»
«Раньше надо было со мной по душам говорить…»
«Давай потом…»
И я плачу, как плакала моя мама, и замыкаюсь, как мой отец. Потому что это больно.
Сейчас я понимаю моих родителей, как никогда. И что сама часто не права, знаю. Уверена, что и они знали, когда были не правы. Но дело в том, что и они — тогда, и я — сейчас, хотели как лучше…
А самое главное, что с детьми моих дочерей, моими внуками, наверное, будет то же самое. Это какие-то вечные многовековые грабли.
И мне стало все равно
Ох уж это принятие. Подростком я ходила в черном, с шестью дырками в одном ухе, тремя в другом и одной — в носу. С цепями и огромными крестами. И обижалась на родителей, когда они говорили, что это некрасиво. Это и правда было некрасиво. Я это сейчас понимаю. Но тогда я была уверена, что выгляжу модно и классно.
А потом мне стало все равно, что они говорят. Это была моя жизнь. И я сделала все не так, как они хотели. Моя многодетность и отсутствие какой-либо карьеры — это совсем не то, что они от меня ждали.
— Я приму своих дочерей такими, какие они есть, — говорила я себе.
Что-то мне и правда удалось. Несмотря на первоначальные шок и ужас, я достаточно легко приняла новость, что у нашей младшей дочери Маши синдром Дауна. И гордо рассказываю всем, что «принять что-то и смириться — это 90% успеха и залог счастливой жизни».
Но оказалось, что приняла я это, наверное, потому, что ничего не могу изменить. А когда ты вроде бы можешь, но одновременно не можешь — это совсем другая история.
И я сейчас не могу принять какую-то мелочь. Объективно понимаю, что это сущая ерунда. Но не могу. Несколько дней я не могу смириться и принять то, что Варя, наша старшая дочь, которой 16 лет, коротко подстриглась. Смешно? Не поверите — самой смешно. И грустно.
«Это ваше поколение. Мы — другие»
Честно, не понимаю, как можно отстричь шикарные, длинные, ниже пояса волосы. Ладно, каре я несколько месяцев назад приняла. Но совсем коротко, как сейчас…
Меня все детство стригли под мальчика, а я мечтала о косах. И обижалась на родителей.
— Мама, я просто хочу выглядеть классно, — говорит Варвара.
— Классно тебе было с косой!
— Это для тебя классно!
Дежавю какое-то. Я стараюсь замолчать, но ночами оплакиваю эти Варины косы и не понимаю.
— Мама, просто это у вас такое поколение. Мы другие, — говорит дочь.
«Просто у вас такое поколение. Мы другие», — говорила я своей маме.
«Динозавры», — добавляла я про себя.
Что добавляет про себя Варя, я не знаю. Но сейчас сама себя чувствую тем самым динозавром, увязшим в своем первобытном веке.
«У нас разные понятия о красоте», — заявляла я своим родителям, бряцая шестью серьгами в ухе.
— У нас разные понятия о красоте, — говорит мне Варя, любуясь на себя в зеркало.
Бег поколений по замкнутому кругу.
Я понимаю, что это несерьезно. Что волосы — это ни о чем. Дочь моя — уже взрослый человек. Может решать сама. Но ведь это не только о волосах. Это лишь один из примеров.
Это о принятии. И впереди еще много всего, что будет: «Мама, ты просто не понимаешь»...
Как с этим смириться и можно ли? Можно ли понять до конца своих детей? Пока я проигрываю. Проигрываю самой себе. Которая когда-то клялась, что у нее-то все будет по-другому.
И моим детям, скорее всего, так же, как и мне, будет, увы, что рассказать своему психотерапевту. Хотя я у него ни разу не была. Но Варя в шутку мне советует.