Я чувствую себя виноватой перед ними, перед моими прекрасными девочками. Я так люблю Бога, так верю Ему. Я так благодарна Ему за Его Любовь, но не смогла открыть и показать Его своими детям. Да, это самонадеянно, я знаю. Открыть Бога человеку может только Сам Бог. Но, наверное, девчонки не увидели во мне Его отблеска. Этой искорки Христа.
«В гробу я видал ваше благочестие»
Еще недавно для меня было диким, когда я узнавала, что кому-то удается заманить свое чадо на службу, только пообещав ему «Макдональдс», машину на радиоуправлении, пять аттракционов и звезду с неба.
— Какое-то чадо у них не одухотворенное, — думала я. — То ли дело мои ангелочки. Проснулись, встрепенулись, одинаковые платьица надели и бегом — ко Христу.
И радовалась своим православно-педагогическим талантам.
Елена Кучеренко с семьей. Фото: Анна Данилова
Я хваталась за голову, когда кто-то из верующих знакомых рассказывал, что их сын/дочь снял с себя крест и наотрез отказался от «всего этого мракобесия».
А кто-то вообще ушел из дома и живет теперь в материалистических поисках себя и свободной любви.
Я удивлялась, когда матери ликовали, что после долгих уговоров и слезных ночных молитв их взрослые дети идут раз в год на исповедь.
— Мои-то красавицы каждое воскресенье, — умилялась я нашим духовным высотам.
— Наверное, там какие-то родители неправильные. Не вложили... Эх, миряне вы, миряне... Мы, конечно, тоже миряне, но у нас-то почти как у духовенства.
А потом у меня вылезали из орбит глаза, когда степенная многодетная матушка, сама дочь батюшки, рассказывала, как в 15 лет снимала с себя крест, крыла мать на чем свет стоит и клялась себе и всем вокруг, что женой священника не станет никогда.
— Ну а как ты в Церковь-то вернулась?
— Как-то так…
Я не могла поверить, когда тихий и мудрый батюшка, тоже потомственный священник, вспоминал в разговоре со мной, как в подростковом возрасте был металлистом, гонял на мотоцикле и «в гробу видал все это ваше благочестие».
Я удивлялась, когда дети из знакомых священнических семей переставали ходить в храм. Как сказал один батюшка:
— Потому что то, чему их учили и то, что они видели — это разные вещи.
Я не могла понять, как на моих глазах дочка дружественной матушки кричала прямо у входа в храм:
— Отстаньте! Я не хочу идти в вашу церковь!…
И когда друзья и подруги говорили мне: «Ой, у вас такие верующие дети! Как вы их воспитываете?», — я пучилась от благочестивой гордости и глубокомысленно заявляла:
— Ну как-как… Очень просто! Если они видят, что родители верят (искренне и истово, само собой), то и сами начнут. Для них же это естественно. Если пост — постимся. Если вечернее правило — молимся. Если воскресенье — храм. Просто все! Разве у вас не так? Очень странно… Очень…
«Ты что, Богородица?»
Все наши пять дочек родились и выросли при храме. Для них церковная жизнь, и правда, всегда была естественной, знакомой и любимой. Варя вообще вызывала такой благочестивый шок у всех бабушек, что впору было им реанимацию вызывать. Особенно, когда они угощали ее конфетами в пост.
— Спасибо, но я съем потом. Я пощусь, — говорила она в свои три года.
— Деточка, ты знаешь, что такое пост, — роняли они по пути в обморок восхищенную слезу.
— Да! Это когда я не смотрю мультики, не ем конфет и не капризничаю.
С трех лет она не ела в пост мяса. В семь сама решила поститься полностью и только батюшке удалось ее отговорить.
В два года она знала наизусть «Отче Наш», «Богородицу», «Символ веры» и без молитвы не засыпала.
Она любила службы, следила за подсвечниками и часто оставалась в храме на весь день с нашими церковными тетушками.
А как она верила, что Господь, Богородица и святые слышат ее молитвы и отвечают ей! И ведь, правда, слышали и отвечали!
Помню, когда ей было года четыре или пять, я увидела, как дочь стоит в нашем храме у иконы «Достойно есть» и шепчет:
— Богородица, подари мне, пожалуйста, дудочку, я так о ней мечтаю!
Я тогда заволновалась и даже позвонила знакомому батюшке:
— Что делать, что же делать?! Если у ребенка не появится дудочка, она же перестанет верить! Я куплю!
— С ума сошла, ребенку чудеса устраивать, — отругал он меня. — Ты Богородица что ли? Тебя просили? Сами Там разберутся!
И разобрались! На следующий день к нам в гости приехал Варин крестный, который был вообще не в курсе, и подарил ей деревянную дудочку. Красивую, настоящую, с резьбой.
— Мама, Богородица меня услышала, — прошептала она.
А еще помню, Варя очень хотела конфеты «Василек», но я не нашла их в магазине.
— Мама, но я так их люблю. Я помолюсь?
Мы тогда как раз шли в храм.
— Помолись, — брякнула я раздраженно.
У меня в коляске орала маленькая Соня и мне было не до молитв, не до конфет и не до ее «благочестивого бубнежа». А в храме нам навстречу выбежала Татьяна Сергеевна. Увидела нас и протянула пакет с «Васильками»:
— На, Варюша, это тебе…
Взрослое исповедничество маленькой девочки
Мы все умилялись, когда вторая наша дочь, Соня, которая родилась девятого августа на целителя Пантелеимона, каждую службу ползла в храме к образу именно этого святого. Она тогда еще не ходила. А дома засыпала тоже только с его иконой. Она была маленькой, еще не понимала , что появилась на свет в его день. Но мы были уверены, что чувствовала. Может, и правда, чувствовала. Я в случайности не верю.
Во втором или третьем классе Соня пришла домой из школы и, плача, сказала, что теперь у нее будет двойка по физкультуре. Учительница велела ей снять крест, дочка отказалась и та пригрозила неудом.
— Мама, но лучше пусть у меня будет двойка, чем я предам Христа! — говорила она сквозь слезы.
Я позвонила классному руководителю и попросила, чтобы Соню в этом смысле оставили в покое. Учительница эта от веры далека, но она отнеслась с большим пониманием, поговорила с «физручкой», и больше этот вопрос никогда не поднимался. Но я тогда долго не могла успокоиться. Даже не из-за требования снять крест. Я видела, что для моей маленькой Сони это было настоящее, взрослое исповедничество своей веры. И она прошла испытание с честью.
Третья, Дуня, в «юности» особым благочестием не отличалась. Она вела себя так, что содрогался не только храм, но и видавший виды грешный мир, который и так давно и спокойно лежит себе во зле и уже ничему не удивляется. Когда один наш батюшка попытался призвать ее к порядку, она его просто оплевала. Ей было полтора года.
Но она выросла. И уже несколько лет эта девочка — моя первая компаньонка не только по походам в театр, но и в паломнических поездках. И очень любит монастыри.
Вообще, все наши дочки в то или другое время хотели стать монахинями. Как, собственно, и я когда-то. Но так происходит, наверное, почти во всех верующих семьях.
Четвертая, Тоня, обожает Оптину пустынь. Она часами может смотреть фильмы о ней и мечтать, когда же мы туда поедем.
А маленькая Маша, с синдромом Дауна, уже сейчас знает, как креститься, как причащаться, по-своему молится и любит службы.
«Каждый должен побыть атеистом»
В общем, ничего у нас не предвещало. Но, знаете, в тех семьях, о которых я писала вначале, где дети бунтуют и срывают кресты, тоже ничего не предвещало. Это хорошие, верующие семьи. Там добрые родители и в тех домах тепло, уютно, а в воздухе — аромат любви.
Но… «Мама, я не хочу идти в храм!» — услышала я. И окаменела.
С Варей об этом еще можно спокойно говорить. Она не психует, пытается объяснить:
— Это просто возраст, — говорит она мне. — Я ищу, думаю… Понимаешь, вы с папой пришли в храм взрослыми. Вы искали и нашли. А нас привели. И это стало обыденным, даже обязаловкой. А я хочу, чтобы душа сама меня позвала. Я хочу почувствовать ЭТО. Не переживай, я повзрослею и все вернется.
Варя стала причащаться не каждое воскресенье, а раз в месяц. И на службу ходит через раз. Сначала я пыталась уговаривать, а потом отступила. Смысл?
Соня просто бунтует:
— Я надену джинсы в храм и все! А почему платье? А я сегодня не пойду! А мне кажется, что я вообще не верю в Бога!
Когда все же решает идти, дрыхнет половину службы.
Мне на нее часто жалуются:
— Она сидела нога на ногу… Она спала… Она болтала… Имей в виду!
В такие моменты мне хочется спросить:
— Зачем вы мне все это говорите? Чтобы я их наказала? Нет? Зачем тогда? Или вы думаете, что открыли мне Америку и я не имею ничего в виду? Я много лет «выращиваю» своих детей, а тут пришли вы и за минуту научили меня их воспитывать… Спасибо, но я все знаю. И мне не все равно, поверьте. Ну и последний вопрос, особенно к бабушкам. Где ваши благочестивые внуки? Верующие дети? Которых я могу поставить в пример той же Соне? Дома? Не ходят в храм? Как интересно…
Но чаще я молчу.
С тремя младшими все пока нормально. Но ведь они тоже повзрослеют. Даже Маша. И мне страшно.
Я много говорила об этом с разными священниками, с монахами.
— Только не заставляй! Ни в коем случае не заставляй! — сказали мне в Оптиной пустыни. — Посмотри вокруг. Ты много видишь в храмах людей от 15 до 25 лет? Нет! Возраст… Просто молись.
А один батюшка, который сам после окончания семинарии год просто не заходил в храм, а рукоположился лет через семь, успокаивал меня:
— Это больно. Но мне кажется, каждый человек должен побыть какое-то время атеистом. Чтобы понять, ЧТО и КОГО он теряет. А потом обрести и вернуться, как блудный сын. Уже навсегда! Права ваша Варя. Она не знает ценности жизни по вере, во Христе, жизни в Церкви. Это было для нее обычным. Дай ей потерять, чтобы она поняла — без Бога нет ничего!
Я все это слышу, я это понимаю. У каждого свой путь. Но как же хочется, чтобы никто ничего не терял. Чтобы было все гладко, красиво и благочестиво — как в моих мечтах. Но, наверное, так не бывает. Остается только молиться и верить, что Господь здесь, рядом. Он все видит и каждого ведет к Себе.
Люди бредут, спотыкаются, падают. Но Он каждого держит за руку. Крепко!
И моих детей тоже. Господи, только не отпускай.
А недавно я узнала… Сын наших друзей, который когда-то снял с себя крест, недавно просто побежал в храм. У него случились неприятности и он понял — теперь ему может помочь только Бог! И молился, и плакал, и все вспомнил. А Господь был рядом. И я уверена — радовался!