Моменты развития
– Что дал вам при написании работы «Дух образования» ваш личный опыт детства, обучения (возможно, какие-то конкретные встречи, события)?
– Я выросла в семье, где было шестеро детей. Второй ребенок после моего старшего брата. Родители много заботились о нашем образовании, но финансовая ситуация была непростая, поэтому приходилось прикладывать много усилий. Уже в 12-13 лет я чувствовала цену и значимость образования. Для родителей были характерны высокие моральные и религиозные убеждения, которые сочетались с либеральными установками.
Я поступила в учебное заведение, руководителем которого была женщина из религиозной среды, Мадлен Даниелу. Сама она была университетского склада ума. В ее учебном заведении я встретила то же, что было и у меня в семье: религиозный дух и одновременно настоящее чувство свободы. Именно это сочетание я постаралась описать в своей книге «Дух образования».
Сама я вошла в общину уже после смерти Мадлен, и лично мы не были знакомы. Но она оставила книгу «Образование в духовном измерении» («L’Éducation selon l’esprit»), и моя работа «Дух образования» уже своим названием указывает на определенную преемственность.
– В своей книге вы пишете о предельной уязвимости ребенка. Что это означает?
– Ребенок не может сам отвечать на свои потребности – у него нет автономии взрослого. В этом смысле можно говорить даже о слабости ребенка. Вместе с тем он несет в себе весь тот потенциал динамики, открытости, который меняет мир. Поэтому мне нравится фраза: «Ребенок – это человек, пребывающий в слабости и в обещании».
– У вас есть интересная идея «нелинейности образования». Не могли бы вы ее пояснить?
– Это связано с самой идеей «духа образования», о соответствии образования «духу». Что имеется в виду? Мы привыкли воспринимать время как нечто однородное, материальное, в котором каждый момент равнозначен другому. Но время «духа» не однородное: есть периоды, более благоприятствующие внутренней динамике, развитию.
Например, ребенку, который не научился говорить до 3-4 лет, потом сложно, даже иногда невозможно наверстать упущенное (вспомним детей, выросших вне цивилизации). Потому важно учитывать ценность каждого момента. Каждый час, месяц или год благоприятен для чего-то особенного. Это хорошо видно по истории израильского народа. Если взять книгу Экклезиаста, есть моменты, благоприятные для рождения, созидания, взросления и пр.
– Какие принципиальные отличия в мировосприятии ребенка, подростка, молодого человека, которые важно учитывать в педагогике?
– А можно ли дать общий ответ?! Я не уверена. Конечно, можно наметить общие черты. Но можно ли говорить, что в каждый момент взросления любой человек не приобретает свои очертания, цветовую гамму проживаемого периода?! Разве мы все одинаковы в данном контексте?! Мы можем назвать общие признаки, и психология предоставляет нам почву для этого. Переход от эгоцентризма к открытости миру; зависимость и открытие независимости. Но, мне кажется, каждый из нас очень оригинально и по-новому прописывает эту историю.
Оправданный риск
– Вы пишете о том, что ребенок пребывает в состоянии «молчаливого ожидания», потому взрослый должен решиться на «риск». Что это за «риск»?
– Интересно наблюдать в ваших вопросах, как вы по-новому расставляете какие-то ударения, присутствующие в моей книге.
Ребенок в своем развитии нуждается в пространстве безопасности, о котором заботятся родители. И как раз взросление означает готовность рисковать. И каждый раз, когда ребенок отваживается на такой риск, это означает, во-первых, что у него есть доверие и понимание зоны безопасности; во-вторых, есть стремление ее покинуть в какие-то моменты, которые он сам для себя фиксирует (первый раз ведет машину, даже первые шаги, когда малыш открывает для себя, что идти на двух ногах намного практичнее, чем ходить на четырех). Для того, чтобы идти на этот риск, важно наличие этого поля, обеспечивающего возможность взросления.
Это значит, что родители должны быть готовы к тому, чтобы ребенок совершал оправданные риски.
– Сейчас много говорят о проблеме насилия над детьми. Одна из наиболее изощренных форм насилия над детьми – это психологическое насилие. По вашему мнению, какими последствиями для ребенка оно чревато, в частности, со стороны родителей? И как провести грань между насилием и здоровой строгостью, необходимой для воспитания дисциплинированности у ребенка?
– Важно разграничивать насилие и утверждение каких-то правил. И то, и другое означает идти против воли ребенка. Одно дело – указание ребенку на то, что нужно идти спать, а другое дело – физическое насилие, применение силы. И вопрос состоит в том, чтобы учитывать разницу между принуждением и насилием.
Я считаю, что глубинное различие заключается в том, что принуждение основывается изначально на стремлении к произрастанию свободы. А насилием я называю всё то, что направлено на ограничение и отчуждение свободы ребенка.
Иногда родители, возможно, из-за страха потерять любовь ребенка, отказываются от права устанавливать нормы и правила. И это опасно. Ведь чем на самом деле является свобода? Это не просто возможность чем-то владеть – свобода проявляется в желании следовать куда-то дальше.
И важно понять, например, роль Закона в педагогике Бога по отношению к Его народу. Закон не бывает точкой отсчета и не бывает окончательным – ему всегда предшествует обещание, а за ним следует качество счастья, для осуществления которого и нужен закон.
Я думаю, что в педагогике по отношению к ребенку действует тот же принцип. Дети видят оправданность закона, если чувствуют, что ему предшествует любовь, обещание, например, сыну: «Мой сын, ты станешь мужчиной». Если ребенок во взрослении начнет ощущать, что закон – это не что-то внешнее, извне ему навязанное, тогда он сам станет носителем этого закона. Вы согласны? (улыбается)
Любить и отпустить
– Вы называете «невзаимность» одним из ключевых принципов воспитания, то есть взрослый не должен ждать ничего взамен того, что он дает ребенку. Вместе с тем есть парадокс, что родители, которые более всего отдаются воспитанию, создают ситуацию созависимости взрослых и детей. И в период взросления ребенка такая ситуация превращается в настоящую семейную драму. Как удержать баланс: любить ребенка и при этом не делать его заложником собственной любви?
– Обычно ребенок не воспитывается лишь одним человеком. И есть разделение обязанностей педагогических. И сегодня хорошо видна эта проблема в семьях, где лишь один человек воспитывает ребенка. Тогда рождается взаимная зависимость. И это плохо.
В идеальном варианте (но я понимаю, что, к сожалению, не всегда так происходит) нужно, чтобы я не нуждалась в своих детях, чтобы это не становилось для меня необходимостью существования. Если я нуждаюсь в детях, то и им будет сложно существовать без меня.
В то же время я должна вкладывать всю свою любовь в образование ребенка, но должна помнить, что это дитя не для меня. Что оно мне не принадлежит. То есть моя любовь должна ему помогать уходить. Это сложное требование. Я думаю, родители должны переживать опыт христианской любви, какие-то формы, близкие к пути посвященной жизни, который избрала и я. То есть любить не ради необходимости сохранять. Это очень сложно. Но у родителей есть 20 лет, чтобы научиться этому.
– Принцип изолированности поколений вы называете одним из базовых, лежащих в фундаменте современной культуры. Что это означает?
– Я написала книгу «Дух образования» в 80-е годы. В мае 1968 года мне было 30 лет, это был момент прерывания связи между поколением «отцов» и «детей». Это явление мы очень остро прочувствовали у нас во Франции. Думаю, оно дошло и до ваших территорий. Этот феномен нашел яркое выражение в образовании, так как оно было поставлено под угрозу.
Часто, когда происходят стремительные технологические изменения, взрослые чувствуют, будто бы им больше нечего сказать. А это неправда. Потому что дети лучше умеют пользоваться техникой, но не обязательно понимают всю суть содержания, идей, заключенных в технологиях.
– В «Духе образования» вы пишете, что цель образования – это «поделиться человечностью». Но возможна ли в современном мире, слишком прагматичном, система образования, построенная на таком основании, не утопия ли это?
– Это может быть не иллюзией, а вызовом. Потому что человечность – благо, которое можно разделить между разными поколениями, культурами (это видно по состоянию нынешних мегаполисов, где должны уживаться христиане, иудеи, мусульмане и пр.). Понимать образование как разделенность, открытость человечества значит осознавать, что мы не просто взаимозаменяемы, а разделяем наше общее сокровище.
Человечество – это не просто абстракция, идея прав всех людей, но еще и был Человек, Который стал Всечеловеком. Это Конкретный Человек, а не абстракция. Это Иисус из Назарета. Мы можем черпать силы из уверенности, что любовь сильнее насилия, зла, смерти. Даже если человечество разорвано, вступает в противостояние и нам кажется лишь иллюзией его единство (это правда иллюзия), но разделенность человечества означает, что мы напрямую связаны с Всечеловеком. И это не иллюзия. Это вызов.
Подготовила Анна Голубицкая
Перевод Алексея Сигова
Фото Марии Морар