О себе
Я – пустая форма, люди заполняют меня собой. Во время одной встречи с подростками я говорила, как увлекательно менять роли и чувствовать себя пиратом, аристократом, подростком или кем-то еще. Там сидел один парень, развалившись и вытянув ноги. Он сказал мне: «Вам просто неуютно быть самой собой». Это было болезненно, да.
О смелости
Несколько людей в России сказали, что я показала им пример смелости. На самом деле я очень боязливая, я боюсь всего. В то же время считаю, что смелость – главная добродетель, потому что благодаря ей могут существовать все остальные. Эту смелость даете мне как раз вы. Как-то я прочитала в одной книге, что в тех странах, где нет большого количества запретов со стороны властей, люди не спешат выражать свое недовольство малейшей несправедливостью.
И что смелость высказывать то, что мы думаем, существует как раз там, где свободы как таковой нет, а есть угроза жизни. Смелых людей я встретила здесь. Именно вы помогаете мне писать.
Я не смелая, я наивная. То, что я думаю, я говорю везде. Однажды я была в Дамаске, в Сирии, 15 лет назад. Там собралось множество преподавателей, учителей, родителей. Я сказала им, что у меня есть еврейские корни, что мой брат изучал арабский, но играл на органе в синагоге. Кроме того, я была крещена в католической церкви. На встрече все прошло отлично. Но потом ко мне потихоньку стали подходить люди и говорить, что не стоит повторять то, что я сейчас им сказала, в интервью для телевидения. А потом они признались, что вообще у них тоже есть еврейские друзья, а все остальное – политика.
Вечером у нас был ужин с преподавателями, и одна женщина показала мне низенький столик, выложенный деревянной мозаикой. Если приглядеться, в мозаике можно было заметить звезду Давида. И эта женщина сказала мне: «Это ваша звезда». Жива ли еще она? В каком состоянии сейчас здания Дамаска? И мечеть, в которую я тогда вошла, просто натянув на голову капюшон? И французская школа со всеми ее детьми? Что с ними стало?
Об отношениях между подростками и их родителями
В своих романах я стараюсь показать сложность разговора между детьми и родителями. У меня есть история о семье, в которой мама – учительница, папа работает в транспортной компании, старшая дочка учится в колледже, младший сын в начальной школе. И каждый выживает, как может: мама задается вопросами о работе и профессии, здесь показана не лучшая ситуация с французской школой сейчас. Папа должен заново отстроить предприятие и уволить людей, конечно, самых слабых. Девушке не удается найти друзей в классе. Мальчик для своего возраста слишком маленький, он придумывает себе мир роботов, в котором и живет. Все друг друга любят, но никто друг с другом не разговаривает.
Работа, которую я провожу в своих книгах, – восстановление диалога между людьми.
Моя мама часто повторяла: «Нужно говорить». Это самое простое, но у нас всегда нет на это времени. Может быть, нам еще не хватает смелости.
Я часто забывала говорить с моими детьми, я часто невнимательно смотрела, что с ними происходило. Где-то в глубине души оставалось чувство, что это неправильно. Я думала, почему же я с ними не говорю. Я сделала это лишь спустя годы, и сразу все стало проще. Оказалось, то, что мучило меня годами, что я никак не могла понять, требовало просто слов: мы произнесли их, и сразу стало легче.
Когда я пишу, я днем и ночью думаю о своих персонажах. Я засыпаю с ними, ем с ними, гуляю с ними. Наверное, странная у моих детей мама. Она большую часть времени дома, потому что писательница – это почти то же самое, что домохозяйка. Но, в то же время, ее нет. Ну, во всяком случае, они выросли и как-то с этим справились. Хотя, наверное, это было не просто. Помните, у Гете была такая мысль: взрослыми мы становимся только после того, как поняли своих родителей и простили их.
Думаю, одна из функций молодежной и детской литературы – создать возможность для диалога между поколениями. На одной из встреч читательница сказала, что смогла наконец поговорить со своим сыном после прочтения моей книги. Раньше было не принято, чтобы родители читали книги своих детей. Это не поощрялось, и многим даже в голову не приходило. Сейчас я часто вижу, что подростки делятся своими книгами с родителями, и это позволяет диалогу состояться.
Фото: Марина Викто
О трудностях в жизни
Иногда меня спрашивают: почему так много проблем и несчастий в ваших книгах? Это верно: я подтапливаю своих персонажей, помещаю с головой под воду, а потом смотрю, как они выплывут. И всегда всё обходится очень хорошо. Жизнь – серия неприятностей и проблем, но у нас есть потенциал бесконечно подниматься на поверхность, выплывать. Каждый день, каждый день, каждый день. Как это делать?
В своих книгах я всегда ищу перспективу, в которой происходящее кажется забавным. Сама я суперэмоциональна, меня легко задеть, и все, что происходит, я воспринимаю, как удар в лоб. Можно сделать всего один шаг в сторону – и этот удар пролетит мимо. Но очень важно не пропускать его, не прятаться, а смотреть на ежедневную жизнь и постоянно задаваться вопросом: «Что в этом есть смешного, забавного?».
Две вещи по-настоящему трудно воспринимать как смешные: несправедливость и унижение.
Они остаются с тобой на всю жизнь.
О собственных текстах
Когда я провожу встречи со взрослыми, они ведут себя тихо и спокойно. С детьми мне требуется в двадцать раз больше энергии, чтобы привлечь их внимание. Я уж не говорю про подростков. И это верно как для непосредственного общения, так и для книг. В книгах мне постоянно приходится нажимать на газ. Нельзя оставлять никаких замедлений в повествовании, никаких размытостей. Надо постоянно натягивать сюжет, как натягивают лук. И стрела должна лететь прямо в сердце. Нужно постоянно работать с эмоциями. Но проблема писателя в том, что мы не являемся манипуляторами. Это мы оставим политикам. Прежде чем передать эмоцию, я испытываю ее сама. Когда я пишу, я плачу, смеюсь, испытываю страх. Внутри всё очень сильно работает. И чем больше влияет на меня, тем больше будет влиять на вас.
О свободе
Фото: instagram/want2read
Что нужно, чтобы быть свободным? Вирджиния Вульф считала, что свободу дают деньги. В моей книге «Мисс Черити» главная героиня найдет путь к свободе через финансовую независимость.
Хотя, конечно, кроме денег важна метафизическая составляющая свободы. Я обычно замолкаю, погружаюсь в себя и задаю себе вопрос: «А что ты думаешь на самом деле?». Вполне может быть, что завтра я буду думать не так, как сегодня. Я, в том числе, принимаю и свои противоречия.
Когда я навещала мою маму в больнице (у нее был рак, и я знала, что она от нас уйдет), прежде чем войти в комнату, я молилась. Я не верующая, но я молилась. Я просила Бога, чтобы Он дал мне правильные слова. Но иногда, чтобы найти правильные слова, можно потратить всю жизнь. Это путь не только писателя, но всех свободных людей, я думаю.
О детстве
Нас в семье было четверо, как и в моем романе Oh, boy, два мальчика и две девочки. Один из нас стал талантливым композитором, а остальные – писателями. Мы закрывали комнату на ключ и брали всех наших плюшевых зверей. Среди них был очень энергичный заяц и белый медведь, которого мы нашли в Италии. У нас был рожок для кормления, и мы им кормили всех 20 плюшевых зверей. Все животные разговаривали. Они говорили всякие запретные вещи и грубые словечки. Мой старший брат, у него был самый большой жизненный опыт, показывал, как мышка может заниматься любовью со слоном. Время от времени наша мама стучалась в дверь и спрашивала:
– Ну-ка, что у вас тут происходит?
Что на этот вопрос отвечают дети? «Ничего». Дети всегда ничего не делают. Все детство мы ничего не делали. Так мы и стали писателями. Не обязательно, конечно, для этого иметь плюшевого кролика, который будет разговаривать с вами. Но это очень помогает.
О запретных темах
Я никогда не знаю, как подступиться к каким-либо темам. Я всё открываю в процессе. И нет закрытых тем. Во французских школах есть свои табу, как и у вас, не обязательно это одни и те же табу. Например, сложными темами являются Бог, вера, религия, потому что это светская республика. Но эти вопросы связаны с тем, зачем мы живем, что будет после смерти, есть ли смысл в том, что мы сейчас здесь? Можно ли, общаясь с детьми, этих вопросов избежать? Независимо от того, являетесь ли вы родителями, или преподавателями, или писателями. Поэтому об этом я говорю тоже. Я говорю и о сексуальности. О любви. Нет ничего прекраснее. Когда мы говорим с подростками, я спрашиваю: «О чем еще ты хочешь говорить?». Я так и не смогла найти тему, которая не подходила бы для разговора с детьми. Я сказала себе: если я найду такую тему, я напишу книгу для взрослых. Но тридцать лет я пишу для детей.
О том, что значит быть писателем
Во французской версии книги «Воскресенье с динозаврами» есть посвящение, не знаю, сохранилось ли оно в русском издании. Там написано: «Жану-Иву Даньону». Он был моим психоаналитиком. Мне было 30 лет, я хотела стать писателем. И как раз в четырех стенах его кабинета я впервые произнесла эти слова: «Я хочу писать». И однажды на его рабочий стол я положила «Воскресенье с динозаврами».
Как-то на встречу ко мне пришел молодой человек, который сказал:
– Ну, я напишу три-четыре страницы – и вижу, что это не так здорово, как было у меня в голове. И сразу бросаю.
Я ему ответила:
– Я тоже пишу три-четыре страницы, получается не так хорошо, как в моей голове, но я продолжаю. Это и есть разница между тобой и мной. Я разочарована, но, тем не менее, я продолжаю.
Писатель – человек, который дал себе разрешение писать. И писатель – не тот, кто хочет писать, это тот, кто хочет быть прочитанным.
Поэтому то, что вы пишете, нужно давать читать другим людям. Выбирать нужно мудро: не следует давать рукопись кому попало, это должны быть близкие люди, которым вы доверяете. Которые не ранят вас равнодушием или резкими словами.
Об источниках вдохновения
Есть три источника. Первый источник называется культура. Жюль Ренар, один из моих любимых писателей, говорил, что чем больше ты читаешь, тем меньше подражаешь. Если ребенок прочитал только «Гарри Поттера», то, что он напишет, будет историей про мальчика, учившегося в школе для волшебников. Это нормально. Я смогла найти себя, только когда прочитала очень много книг.
Второй источник – жизнь. Я писала историю о девушке, сделавшей аборт. И общалась с девушкой, которая только что через это прошла. Потом я позвонила в местную больницу нашего города и попросила доступ к их пациентам с той же историей. У меня есть волшебное слово, мой личный «сезам, откройся». Я звоню людям и говорю, что я – писательница, пишу для детей и подростков, и они отвечают: «Ой, как здорово» и идут на контакт.
В больнице я встретилась с врачом, который, собственно, занимается этой процедурой, и с консультантом по данным вопросам. И сказала: «Давайте так: меня зовут Элен, мне 17, и я собираюсь сделать аборт». Они объяснили мне весь протокол и завели медицинскую карту. А потом я смогла писать. И то, что я написала, я дала им на проверку. Врач сделал очень много поправок красной ручкой. Я поняла, что тему не раскрыла. Врач делал пометки: «Что говорит мама? Что говорит папа? Что говорит твой друг?». А я, на самом деле, старалась избежать этих вопросов. И позже поняла, почему: я сама сделала аборт и не хотела об этом вспоминать.
Память – вот третий источник. В Квебеке на номерах автомобилей пишется девиз Квебека: «Я помню». Это, наверное, самое сложное в жизни, но это и самое важное.
В Москве девушка сказала мне: «Я хочу, как и вы, писать на провокационные темы. Вы учите меня быть смелой». И я написала ей посвящение в книжке: «Когда пишешь, задавайся вопросом: в какой степени это касается лично меня? Это важнее, чем провоцировать».
О России
Когда мне было 13 лет, мне предложили изучить в школе второй иностранный язык. Предлагали немецкий, итальянский, испанский. Но я выбрала русский. И влюбилась в то, что называется «русской душой». Решила поселиться в придуманной мною стране на берегу Черного моря и назвала ее Цветанией. Я придумала язык, религию, историю. Никто не знал, что большую часть времени я провожу там. У меня был такой защитный круг, что-то вроде «русского аутизма». Действительно, в тот момент была такая стена. А для подростка это вообще прекрасная возможность.
Когда в первый раз я приехала в Россию – это было в 96-м году – меня угостили водкой, и я произнесла тост: «Я вернулась домой».
Мое сердце живет на востоке.
Фото: Марина Викто
О любви к чтению у детей
Я пять лет работала вместе со школьной учительницей: ходила в подготовительные классы и наблюдала. Там учатся с шести лет. И то, что там можно увидеть, совершенно потрясающе. Это год, когда дети крадут огонь, как Прометей украл огонь у богов. Они учатся читать. Это меняет всё. Мне хотелось бы, чтобы однажды режиссер сделал одну вещь: поместил свою камеру в школьный класс и сопровождал этих детей на протяжении всего подготовительного года. Именно так я сама и делала пять раз. Каждый раз видишь вот это движение – и это абсолютно невероятно. И я написала историю про маленькую девочку, с младшего возраста мечтавшую стать школьной учительницей. Эта книга не была переведена на русский. Она называется «Да здравствует республика!».
Моего отца бросили родители, его воспитала женщина, которая выросла в деревне, она была безграмотна. У него были все шансы стать хулиганом. Но учитель в школе его заметил. И мой папа стал первым в классе. Однажды он мне сказал: «Меня спасла школа». Моя мама много где работала, в 16 лет она была школьной учительницей: заменила учителя, ушедшего на войну. И она говорила, что среди всех профессий, которыми она занималась, профессия учителя — самая прекрасная. Она научила читать моего старшего сына, ему было тогда четыре года. Она научила читать моего младшего сына. Потом, когда я носила дочку, она заболела и сказала: «Ее я уже не научу».
О взрослении
Помните загадку Сфинкса: кто ходит на четырех лапах с утра, на двух – днем и на трех – к вечеру? Мы представляем себе жизнь, как некую дорогу, горизонтальную. Ребенок, потом подросток, взрослый и наконец старичок или старушка. Есть такой французский автор с забавным именем Пруст. Он написал очень длинную книгу, которая называется «В поисках утраченного времени». Последняя часть этой книги называется «Обретенное время». И на последних страницах он говорит важную вещь о взрослении человека: люди не стареют постепенно, как если бы они шли по дороге, и жизнь — это не горизонтальная прямая, это вертикаль: младенец, ребенок, подросток, взрослый, старик. Это же меняет всё! Ты ничего не потерял по дороге, дороги не было. Ты как дерево. Или как почва, у которой разные геологические слои. В какой-то момент происходит землетрясение, и те слои, что были в самом низу, поднимаются на поверхность. Вы одинаково горько плачете в три года, когда мама оставляет вас в садике, и в 35, когда от вас уходит любимый. Все здесь, все в вас, вся ваша жизнь.
Не теряйте ни один из своих возрастов. Часто я говорю подросткам: «Не бойтесь взрослеть. Не обязательно же становиться старыми идиотами».
Не теряйте себя из виду. Эта мысль вам очень поможет, когда перед вами будут дети 10 лет, 13, и это будут ваши собственные дети. Какой же вредной была моя дочь в 13 лет! Но я же тоже была вредной в 13 лет. Это помогает быть снисходительнее. Не забывайте про Марселя!
О лейкемии
Я пережила это с мамой. Эта болезнь похожа на длинный коридор, в котором временами открываются окна. И нужно пользоваться каждым из них для передышки. Каждый раз, когда мы могли чему-то порадоваться, посмеяться, мы всегда это делали. Те, кто ухаживает за больными, должны помнить главное: нужно позволить себе быть счастливыми, чтобы потом, когда придет время, у вас были силы. Если страдание займет все место в вашей жизни, сил не хватит. Всегда нужно помнить, что в самой сердцевине страдания нужно найти момент для удовольствия и счастья и не испытывать при этом чувство вины. Этому научила меня моя мама. Каждый раз, до самого конца, как только ей удавалось поймать самую крошечную радость, урвать ее у жизни, она всегда использовала этот шанс.
В болезни чувствуешь себя настолько беспомощным, что все, что нам остается, это слова. Моя мама рассказывала снова и снова о своей молодости, о жизни, эти истории я знала уже наизусть. Ее рассказы глубоко отпечатались во мне.
Никогда не забуду наш с ней последний разговор по телефону, она была уже в больнице, я знала, что осталось совсем немного времени. Она мне позвонила, мы разговаривали 10 минут, и в конце она сказала: «Вот и еще 10 минут счастья!».