Портал «Правмир» продолжает путешествие по закулисью религиозной журналистики. Идея серии бесед принадлежит публицисту Марии Свешниковой, исполнение – редактору портала Анне Даниловой.
«Хочу быть матушкой» или ХБМ – это выражение народное. Как у всякого народного выражения, у него есть автор. Этот же автор первым написал о православии Константина Кинчева, о подростках, которые получили церковное воспитание, но уходят из Церкви, о вере Евгения Шварца и о том, что духовник, оказывается, может ошибаться.
Мария Свешникова была одной из тех, кто не побоялся перестать копировать жития святых в свои статьи, а попробовала рассказать о вере живым языком, посадив читателя рядом и сказав: сейчас ты все поймешь, я покажу тебе, как оно было.
Дочь известного московского протоиерея Владислава Свешникова, она человек непредсказуемый: сегодня она будет бушевать на форуме, да так, что потом будет страшно предстать пред ее гневны очи, а назавтра, раскритиковав, как все оказывают (или не оказывают) помощь погорельцам, поедет вместо выходного на целый день по разным милосердным делам, да так, чтобы с головой – в чужие проблемы.
Ее любимое начало текста – ex abrupto – без предисловий, сразу в гущу событий. Она пишет о религии (уже реже), о милосердии (чаще), о кино (почти все время). За последние 10 лет хотя бы один ее текст вы читали наверняка.
Мария Свешникова. Фото Юлии Маковейчук
Наш разговор с Марией Свешниковой сегодня – о начале нулевых в религиозной журналистике.
Из Живого журнала Марии Свешниковой:
Сегодня побыла немножко в роли апостола Петра. Ну то есть мне была поручена важнейшая миссия — отсекать недостойных на подступах к домику, где кормили райской едой. Не знаю, что и как выходит у этого милейшего дядюшки с нимбом на голове, позвякивающего ключами для острастки, а я точно справилась с его ролью. Мне даже не приходилось ничего говорить: едва непосвященные поднимали голову ввысь, откуда на них молча взирала я, и они тут же благоразумно уходили прочь. Словом, дорогой апостол, если ты устал там стоять, я готова подежурить за тебя! :)
«Трудное» детство
— Мария, расскажите о трудном детстве в многодетной священнической семье, вы – старшая из четырех детей…
— Ну уж, прямо о трудном! Хотя, конечно, начни я рассказывать, по современным меркам оно покажется действительно непростым. А вот воспоминаний о нем как о сложном не осталось. А воспоминания…
Мне было 11 лет, когда папа стал священником. Поскольку он принадлежал к диссидентствующим кругам, его не могли рукоположить в Москве. Нашелся священник, который рекомендовал отца в Калининскую (теперь в Тверскую) епархию, со временем его назначили настоятелем на погост Чурилово при деревне Васильково.
— Звучит как в сказке – погост Чурилово, да в деревне Васильково…
— Это еще что! У нас в семье целая серия историй начинается словами: «Когда мы жили на кладбище». А добираться в эту сказку нужно было так: прямой поезд Москва-Осташков останавливался в Кувшиново в четыре часа утра, оттуда до деревни – восемь километров пешком: автобусы в четыре часа утра не ходили. Впрочем, они и днем могли забыть «выйти на работу».
В первый раз мы с папой поехали вдвоем, вышли из поезда и — пешком. Папа, чтобы меня развлечь – не иначе, – предложил петь тропарь святителю Николаю. Боюсь даже представить свое настроение в 4 утра, но не будешь же молчать, когда он поет, пришлось подпевать. Через некоторое время сзади зажглись огоньки фар: появилась «скорая помощь». Дяденька внимательно на нас посмотрел и довез до кладбища (или до дома). А знаете, за то время, что папа там служил, я больше в Кувшинове никогда не видела «скорой помощи». Да и кто ее мог вызвать? Не только мобильных, стационарных телефонов в 70-х в тех деревнях не было.
— Расскажите про деревню?
— Про деревню сказать особо нечего, она была ничем не примечательна. В магазине продавался только шпротный паштет и хлеб пополам с отрубями. На наших глазах в первый раз привезли помидоры. Бабушки, которые пришли «за товаром», всерьез обсуждали, что с ними делать: варить варенье или есть с сахаром.
А вот наш погост… Дом священника отчего-то был не готов, и ночевали мы в сторожке. Мы с папой ждали маму с остальными тремя детьми, и я решила подготовиться – все же мне было целых 11 лет: сварила на печке свои первые щи и оставила их там же. А утром я собственным носом учуяла, почему мясной суп в тепле не хранится.
Стирала я у колодца, готовила на уличной печке….
На первое храмовое венчание мы с Катей (теперь матушка отца Алексея Емельянова) нарвали цветов на кладбище — в деревне их никто не выращивал.
Однажды приехал тот священник, что папу рекомендовал, с помощницей. Та огляделась, и чуть ли не заголосила: «Да как же вы пьете воду из-под мертвецов?!»
Мы делали в церкви все – разбирали печь, потом заново клали ее, мыли полы, пекли просфоры, читали на клиросе и — гуляли. У нас было дерево, которое напоминало профиль графини, был «русалочий пруд» – мы придумали к нему целую историю.
Я же говорю, важно, что ты помнишь.
Таня, Даша и Маша с мамой Натальей. Фото из личного архива Свешниковых
У того, что я была старшей, имелись свои плюсы и минусы. С одной стороны на мне лежала постоянная ответственность, с другой – доставалось больше других. Например, тому, кто идет первый раз в школу, папа устраивал путешествие-подарок. Мы ездили по разным монастырям и городам, что было очень интересно. Так я побывала в Пскове. Новгороде, Псково-Печерской лавре, где встретилась с архимандритом Иоанном (Крестьянкиным). В Пюхтицах с нами гулял старенький отец Алексей, он все знал про это место. В Пустыньке под Ригой мы застали отца Тавриона (Батозского).
Мое путешествие кончилось, но потом меня брали с остальными детьми. Так что я ездила больше остальных. А еще были папины друзья, и мне всегда позволяли слушать, о чем они говорили.
— О политике?
— Ну, политика была мне не столь интересна. Хотя ловить «вражеское радио» среди помех я научилась примерно тогда же, когда стала поповной. Но они говорили обо всем.
Вот, например, сейчас при мне кто-нибудь начинает спорить о том, кто лучше – Цветаева или Ахматова? А у меня, можно сказать, и выбора-то не было. Оба председателя клуба Анны Андреевны – отец Михаил Ардов и писатель Анатолий Найман – «дружили» со мной. Рассказывали о ней, читали стихи. «Дядя Толя» помогал писать первую курсовую по ее стихам. Да я ее книги до дыр зачитывала. Буквально.
Помню, мы с Инной — дочерью известного художника-промграфика Александра Шумилина – сидели и друг другу декламировали Ахматову. Само запоминалось, да так – до сих пор могу прочесть многое. А Ардов еще и переиначивал кое-что. Есть у Анны Андреевны очень романтическое стихотворение: «Я с тобой не стану пить вино, / Оттого, что ты мальчишка озорной», так этот шутник мог сказать «Я с тобой не стану пить вино, потому что ты мальчишка и г..но». Мы трепетали – как он посмел ТАК с великим, но смеялись.
А был еще один круг, где центром был Николай Евгеньевич Емельянов. Мы ходили в походы (от ближайшего Подмосковья до Дивеево и Печер), но с тем, чтобы обязательно изучать и родной край, и православные святыни. Да что там походы, Николай Евгеньевич считал, что каждый человек раз в месяц должен обязательно ходить в Кремль. Сначала водил туда детей, позже внуков.
Понимаете, при таком взрослении у меня не было ни единого шанса не научиться думать. Коряво звучит, согласна, но иначе и не скажешь. Ну не было у меня иной возможности, кроме как научиться слушать, слышать и наблюдать.
На снимке: Николай Евгеньевич Емельянов с сыном Алешей, Мария с папой, справа - сестра о.Владислава Вера Васильевна Свешнкикова с Аней Емельяновой (старшей дочерью Николая Евгеньевича).
— Самые яркие воспоминания связаны с отцом?
— Да… Помню, как папа читал нам вслух книги и жития святых. Так читал, что сам плакал.
Папа провожал меня в первый класс. Идти надо было минут 15, и он придумал объяснять мне литургию. По кусочкам, по возгласам, буквально с первого слова. До последнего мы, конечно, не дошли, но зато у меня появилась еще одна полочка для воспоминаний, а у него эта история вылилось в замечательную книгу «Полет Литургии». Она всем нужна и настолько доступна, что ее может читать даже «непосвященный».
— Больше всего на вас повлиял…
— Первая любовь! Правда, первой любовью у меня был… Федор Михайлович. Достоевский стал вехой в моей жизни. Меня до дрожи привлекала эта нервическая, психоделическая фигура, которая еще и писать умела потрясающе. Поражало его умение видеть и предвидеть. Самое сильное впечатление на меня произвели, как ни странно, его дневники. Отчего-то это была жизнь, которую я понимала. Чуть повзрослев, я прочитала «Бесов», и они потрясли меня своей прозорливостью…
Кстати, первая любовь особенно прекрасна в воспоминаниях, так не стоит опошлять эту память встречами на «Одноклассниках». Я недавно чуть не совершила глупость – принялась перечитывать «Бесов» и едва не заснула на 25-й странице. Испугалась, поставила на полку – пусть пылится, я стану просто любоваться на книгу, радоваться, что она есть у меня…
Тернистый путь из православной журналистики
— Расскажите о пути в журналистику и Страну.Ru?
— Я была в том последнем выпуске Московского полиграфического института, что изготовлял редакторов под рубрикой «журналист». Но я не решилась сразу пойти работать в журналистику: несмотря на то, что я написала диплом с двухмесячным ребенком, мне каким-то образом удалось быть весьма неуверенной в своих силах и возможностях.
До «Страны» чего я только не делала, даже поработала редактором в православном издательстве — мы издали там книгу диакона Кураева. Потом на подворье Сретенского монастыря целый год пытались издать журнал, была я редактором в программе «Дело житейское» с отцом Алексеем Уминским. Но уже тогда мне было понятно, что не хочу я работать только в православной нише. Стала пытаться вырваться – ан нет, никто не берет. Полтора года ходила по собеседованиям, и они обычно заканчивались на первом вопросе «Где работали?» Я начинала что-то уныло мычать про православные издательства, журналы и программы – и это был конец.
— Одним из первых ваших материалов стало интервью с Константином Кинчевым?
— Скорее, все же, одним из тех материалов, о которых стоит упоминать. Да, в 2000 году я действительно взяла интервью у Кинчева. Оно вышло на сайте Православие 2000 — сейчас сайт Сретенского монастыря. Кстати, спасибо Косте, за то, что он был предельно откровенен — интервью получилось живым и интересным. У них материал на полтора месяца стал хитом по посещаемости, а мне помог тем, что стал пропуском, рекомендацией в «Страну.Ru».
Меня взяли в новостную службу выходного дня: мы работали по двенадцать часов в смену, обедали у компьютеров — отходить было не то, что запрещено, просто невозможно. Но это была отличная школа – при желании я могу до сих пор выпускать новость в три минуты.
— Новость в три минуты для времен медленного интернета?
— Аня, я не знаю, что такое медленный интернет. И руководство не подозревало, что оно работает в какие-то особые или «не такие» времена. Надо было так, значит, делали так. Там слабые не выживали. Но я, видимо, всегда обладала профессиональной наглостью и отчаянием.
Начнем с того, что я пришла работать в интернет, ни разу до того не побывав в нем. Был месяц испытательного срока: не всех брали, но мне каким-то образом удалось остаться.
Фото Юлии Маковейчук
Как я рассердила Патриарха
— Совсем скоро вы становитесь редактором раздела «Религия» на портале, и вы ведь были первой женщиной в новой журналистике, возглавившей отдел «Религия»…
— Сомневались все вокруг. Помню, как говорила с Джованни Гуайта, он тогда еще был мирянином и католиком, и по моему разумению обязан был быть прогрессивным. И вдруг я слышу от него: «Женщина будет редактором отдела религии на «Стране»?!»
У православных тоже скепсиса оказалось предостаточно. В то время женщина-журналист, пишущая о Церкви, о религии – вообще была нетипичным явлением. Знаете, в Даниловом монастыре, там, где пресса ожидает выходов патриарха, даже не было женского туалета. А что уж говорить о том, чтобы женщина стала редактором.
— О чем вы к тому моменту писали?
— Тогда живо обсуждались два вопроса – проблемы с расколом в РПЦЗ и взаимоотношения с католиками. С написанием статей на эти темы у меня не было проблем – католиков я знала много лет, а по поводу РПЦЗ… у меня был личный серый кардинал. Не скрою, первые статьи писались едва ли не под диктовку. Впрочем, было бы что сложного – разобраться что к чему.
А меня саму интересовала проблемы подрастающего поколения в Церкви и социалка, так появились статьи «Почему подростки уходят из церкви?» и «Хочу быть матушкой». О судьбе последней я ничего не знала до 2006-2007 года, когда некий выпускник семинарии, сказал, что каждый год молодому человеку, который поступает в МДС, дарят мою статью, а девочек, которые живут при Сергиевом Посаде, называют ХБМ-ками. Оказалось, что текст до сих пор актуален.
Я ужасно боялась его перечитать спустя столько лет, но один раз дрожащей рукой открыла. Могу сказать, что мне за него не стыдно до сих пор.
В Дивеево. С послушницей и подругой Надей Красовицкой и ее крестной матерью Анной из Франции
— Началась рубрика «Религия» в Стране.Ru…
— Да. Действовала я неуверенно, но весьма нагло. У Страны.Ru была плохая репутация в сфере религии: благодаря одному несмолкающему и громкоговорящему рупору некого союза православного все были уверены, что сайт отражает позицию РПАЦ.
С другой стороны, в Стране работал одиозный субъект – Филипп Тараторкин. Сын известного актера Георгия Георгиевича в какой-то момент объявил, что он – священник. При этом никто не мог понять, действительно ли Филипп – священник или нет, и какой Церкви? Потом появились предположения, что его рукоположили где-то в автономной церкви, но уверенности ни в чем не было.
Филипп был отличным журналистом, писал довольно острые и злободневные статьи и, действительно, неплохо разбирался в религиозных вопросах. Но он был именно журналистом, так что его статьи надолго испортили отношения сайта с митрополитом Кириллом, а мне пришлось налаживать отношения с ОВЦС. Даже объяснять, почему нам все же необходима рассылка их новостей и анонсов… Но мой поезд довольно быстро набрал скорость.
— В это время начиналось взаимодействие Церкви и светских СМИ…
— И меня подключили в рассылку новостей ОВЦС. Тогда там работали Виктор Малухин и замечательная Регина Коннова. Она сумела так выстроить работу ОВЦС с прессой, что я понимала – мне нужно освещать любые события, связанные с жизнью Церкви, даже если они столь официозны, как встреча Патриарха с какими-то послами. Зато после них были обязательные подходы патриарха к прессе, и мы их ждали – тогда можно было задать вопросы о том, что действительно волновало и общественность, и нас.
Конечно, приходилось считаться с уровнем личности, и все же мне однажды удалось рассердить Патриарха своим вопросом, после чего он на месяц отказался разговаривать с прессой.
Речь шла о расколе в РПЦЗ. Уже не помню формулировки, но я решила попросить его сравнить ситуацию Патриарха Тихона (бывшего под домашним арестом) с историей, которая приключилась с митрополитом Виталием. О, был грандиозный скандал! Патриарх едва мог вымолвить: «Да как вы можете сравнивать Патриарха Тихона и Виталия!» С точки зрения православия это, безусловно, было неприлично, но ведь я была журналистом светского издания, а по внешним данным ситуации были весьма схожи.
Но это-то и было интересно, были споры, дискуссия, жизнь. Ведь Церковь – живой организм.
— Что было сложнее всего?
— Погружение в журналистику, говорящую о религии, стало большим испытанием. Я воспитывалась под крылом моего отца – священника совершенно необыкновенного, и мне было трудно и удивительно познавать то, что происходило в Церкви.
В какой-то момент я была буквально на грани раздвоения личности. Информации обрушивалась необязательно негативная, она разная, да просто другая. В какой-то момент я для себя решила, что есть две совершенно разные вещи: церковь как институт, в который я хожу на работу, и Церковь, куда я хожу молиться…
Мария Свешникова и второй священник храма Трех святителей в Кулишках протоиерей Александр Прокопчук
«Яблоки-яблоки»
— Поменялся с начала 90-х интерес читателей к теме?
— Безусловно! Тогда материалы о религии читателю были нужны по-настоящему. Была колоссальная отдача. У религиозных страниц было огромное количество читателей.
— Нулевые – какие имена в религиозной журналистике важнее всего?
— Конечно, великий и ужасный Максим Шевченко — главный редактор газеты «НГ-религия». Я его страшно боялась отчего-то, но он был действительно великим. «НГ-Религия» выходила по средам, и люди подходили заранее к газетным киоскам, чтобы успеть «схватить» заветный номер — она разлеталась мгновенно. «НГ» невозможно было купить уже через два часа. Максим делал потрясающую газету, не знаю, как ему это удавалось, но это было умно, интересно, небанально.
Как журналист женского полу, из пишущих «сестер» назову Наталью Бабасян, Ксению Лученко и Надежду Кеворкову. Меня всегда поражали женщины, умеющие анализировать ситуацию, это удивительный дар. Зато я отличный наблюдатель и неплохой живописатель.
С Андреем Золотовым
У нас с моей подругой, отличной, кстати, журналисткой, Олесей Проглядовой есть про мои живописания пароль: «Яблоки, яблоки». А знаете, отчего? В одной из поездок в Иерусалим мы приехали в пещеры, за которыми приглядывает брат Пьер. Он – православный француз. Вернее, был католиком, потом дважды совершил пешее паломничество из Парижа в Иерусалим и во второй раз остался там, приняв православие и постриг. Мы с ним поговорили – история его была настолько удивительна, что заинтересовала несколько изданий.
Я написала в одно, в другое… а в третьем требовалось развитие истории: был, что-то произошло, стал. Ну да, я понимаю, но как я его спрошу о подробностях, если он в пещере сидит на горе? И я — прости, брат Пьер — придумала начало: «Яблоки, яблоки. Яблочным духом пропах весь дом, где родился и жил Пьер!» И дальше придумала знатно, но только до того места, откуда начиналась серьезная история. Олеська до сих пор смеется, когда я начинаю живописать про «яблоки».
Фото Юлии Маковейчук
— Как было с темами – избыток или недостаток?
— Информационные поводы всегда непросто найти, круг интересных массовому читателю тем очень узок: это проблемы, связанные с заграничной Церковью, католики, иногда кадровые перестановки очень ярких личностей.
Я навсегда запомнила, как Михаил Рогожников, который тогда был главным редактором Страны.Ru поучал меня: «Что значит, нет повода? Если его нет, создайте. Позвоните в ОВЦС и спросите: будет ли в этом году встреча Патриарха и Папы Римского? Следует ли нам ее ожидать? И после ответа – любого — пишите текст: «Как сообщили в ОВЦС, встреча глав двух Церквей состоится…»
Кстати, Михаил был отличным наставником и учителем. Может и благодаря ему в моей жизни произошло такое весьма забавное приключение?
Уже когда наши пути разошлись, году в 2003-04-ом меня пригласили в посольство Новой Зеландии на прием. Оказалось, что они провели какие-то там изыскания и вычислили 50 умнейших женщин России, чтобы пригласить их по случаю приезда какой-то их гениальнейшей писательницы (замечу, что такие рассказы, как она, я писала лет в 6 примерно). Так я оказалась среди интеллектуальной дамской элиты страны. Весь список не оглашу, но помню, что мы общались с Вероникой Долиной.
Мария Свешникова. Фото Юлии Маковейчук
Была ли вода мокрее?
— А тексты того времени были лучше?
— Тексты были лучше просто потому, что они были, а сейчас их нет. Тексты, которые я вижу сейчас в так называемой аналитической прессе — это не аналитика. Никто ничего не анализирует, максимум, делают только завуалированные намеки, понятные трем с половиной человекам. Раньше журналисты не создавали впечатление, что пишут, и не работали вхолостую.
А на сегодняшний день религиозной журналистики не существует. Сегодня есть официальные сводки событий Русской Православной Церкви. Аналитику творить невозможно еще и потому, что если это не очередной скандал, если в заголовок не вынесено «Когда приедет Папа Римский» или «Сколько стоит яхта патриарха?», то никакая другая «аналитика» не интересует читателей.
— Мельчаем?
— Любое издание может и должно воспитывать своих читателей. Если представить абстрактную ситуацию, что закрыли все каналы и оставили только «Культуру», то, наверное, какой-то процент зрителей ушел бы из телевизора, но большинство сначала поплюется, а потом привыкнет. И станет смотреть классические фильмы, слушать классическую музыку. То же и с журналами, газетами. А они сегодня приучают известно, к чему.
Мария Свешникова. Фото Юлии Маковейчук
— А не может быть так, что в начале 90-х было интересно как все запретное, а сейчас перестало быть запретным и наскучило? Ведь в 90-е годы все в прямом эфире смотрели дебаты парламентские, все голосовали, были в партиях, сейчас и к политике ноль интереса…
— Запретное было в 70-х. А в остальном, кажется, у Валентина Распутина был в одной из книг разговор – «сейчас не то, а вот раньше и то было не так, и это по-другому». Главный герой молчал-молчал и говорит: «И вода». Спорщики не поняли: «Что вода?» — «И вода мокрее была».
Что толку «анализировать», почему? Тут скорее, надо задавать вопрос, что делать? Но и на него у меня ответа нет. Да и не хочу я его давать.
— Что сегодня происходит с информацией в Интернете?
— Во-первых, сегодня наступило пресыщение информацией. Поэтому информация должна быть очень сжатой. Лично я не могу читать долгие описания, да и сама длинную статью не смогу написать — пишу максимально лаконично.
Возникает и еще одни конфликт: читателю неинтересен глубинный (или вообще любой) смысл: просматривая тексты наискосок, он начинает додумывать за автора. И, порой, додумывает то, чего автор в самом страшном сне не мог бы написать…
Мария Свешникова. Фото Юлии Маковейчук
Сыграть в «Унесенных ветром»
— Мария, после религиозной журналистики вы «ушли» в еще более неподъемную тему – пишете о проблемах благотворительности, в журнале «Домовой» до его закрытия вели раздел портретов добрых людей. Как эта тема – плохо идет у читателей?
— Вообще-то я еще пишу о кино и о рок-музыке. Благотворительность в России не в почете, с чего же хорошо читаться статьям о ней?
Есть и еще несколько причин «неинтереса». Во-первых, в ней нет ничего скандального, нет клубнички, которой можно поживиться, что делает рейтинг всех изданий.
Во-вторых, люди воспитаны в уверенности, что человек человеку бревно. В такой ситуации, если ты или твой ребенок заболел, готовься умереть или помоги себе сам.
— Это не так?
— Во многих случаях это не так. Огромное количество людей можно спасти, всего-то заплатив за операцию и лечение. Можно, если на ноге образуется нарыв, дождаться гангрены и того, что тебе отрежут ногу, а можно на ранней стадии вырезать опухоль. Если есть деньги.
Я бы очень хотела иметь собственный проект по благотворительности, чтобы, в частности, иметь возможность продолжать делать портреты людей, занимающихся прекрасным и трудным делом. Именно в светских СМИ. Это то самое, чего не хватает — когда показывают личным примером. Когда ты видишь, что самые обычные Катя, Саша, Петя что-то сделали, и это работает. К сожалению, журнал «Домовой» умер, а пока другого такого издания нет.
— И, конечно, к просьбам о помощи моментально привыкаешь. Первый раз, когда видели – за сердце хватались, а на пятое сообщение – привыкли и прокручиваем сайты дальше…
— Ну да, читатель не резиновый и не железный. Даже я, когда читаю свою ленту друзей в ЖЖ, и из сорока новых сообщений вижу тридцать о том, что нужно помочь Васе, Марине и Коле, я перестаю на них реагировать.
Поэтому в прессе писать надо о важном и главном. Да, у нас есть 150 детей и еще 500 взрослых, которым срочно нужна помощь. С другой стороны, таких случаев, когда надо собрать 160 000 долларов за две недели – единицы. Такое приключилось с Варей Арзумановой.
— А не проще ли уйти в политическую журналистику? Не писать об аптечках-библиотечках, а добиться системных изменений в обществе, чтобы не надо было детям всем миром по копеечке собирать, чтобы всех по закону лечили…
— Так у нас и политической журналистики нет. Кроме того, я – реалист, а потому убеждена, что в этой стране поменять что-то будет крайне непросто и уж точно не в одночасье. А детям нужна помощь сейчас, и в моих силах ее оказать.
А еще я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. И работа должна приносить либо деньги, либо доставлять удовольствие. В идеале и то, и другое. Могу сказать, что моя работа доставляет мне несказанное удовольствие.
— Хорошо, а как надо писать о том, что малышам нужна помощь? И взрослым нужны дорогущие операции?
— Я думаю, что об этом лучше всего спросить у Валеры Панюшкина. Он может давать мастер классы: он точно знает, в каком месте его статьи человек улыбнется, в каком заплачет, в каком достанет кошелек. Так и надо писать.
Как ни банально это звучит, надо рассказать человеческую историю. Если ты на пять страниц распишешь диагноз со словами, которые кроме врача и мамы ребенка никто ни понять, ни выговорить не сумеет, на третьем предложении читателю станет неинтересно.
Надо рассказать такую историю, чтобы человеку стало стыдно. Должно быть стыдно не помочь. Хотя, нет, не стыдно. Это должно дойти до сердца. Должно «торкнуть».
Девочка, которая в два годика пересматривает «Унесенных ветром», мечтает вырасти и стать актрисой, которая будет играть в этом фильме – меня такое торкает.
На рабочем месте. Фото Юлии Маковейчук
Обнуление…
— Каким вы видите успешное, православное, резонирующее и полезное для всех издание?
— Есть люди, которые знают православный контекст, но неспособны быть журналистами. И существует масса журналистов, которые никоим образом не способны изъясняться на этом загадочном «птичьем языке». В религиозной журналистике должны быть живые люди, которые рассказывают что-то живым языком.
Что делает мой папа? Он живет тем, что проповедует. Нельзя говорить о православии, не будучи настоящим христианином. Не получается.
— А каким образом сегодня можно добиться внимания к милосердной теме?
— Мне кажется, что в какой-то момент должно многое совпасть. Здесь работает тот же принцип, что и с православным изданием – нельзя писать, не будучи настоящим благотворителем. Посмотрите, у кого все работает отлично. Доктор Лиза из года в год рассказывает свои истории и — работает! У «Созидания» работает, у «Конвертика», «Подари жизнь» — тоже.
И, конечно, у тех, кто просит помощи, обязательно должна быть прозрачность. Человек должен доверять этой структуре.
— Из чего складывается доверие?
— Доверие не складывается, оно основывается на единицах, на личностях. Наверное, кому-то может прийти в голову спросить отчета у доктора Лизу. Большинству — никогда. Но доверие — обоюдоострый меч, обязательно нужна отчетность. Даже для благотворителя.
Фото Юлии Маковейчук
Однажды мне пришлось собирать деньги на один крупный проект, и я понимаю, как непросто чувствуют себя те, кто берут на себя эту ответственность. Я тогда с радостью отказалась бы от такой «почетной ноши», спасала лишь сухая отчетность.
— В завершение — пожелание младшим коллегам.
— Думаю, что гипотеза Ксении Лученко о нынешнем обнулении сознания, к сожалению, правда. Молодые журналисты приходят в профессию так, как будто до них ничего не было, они не знают имен, не читали текстов, не делают выводов и не совершают ошибок.
Давно Владимир Шахрин из «Чайфов» перепел песню Гребенщикова со словами «Где та молодая шпана, что сотрет нас с лица земли?» Мне кажется, что молодые журналисты решили, что они и есть та самая «молодая шпана, что нас сотрет». Увы, пока лучше всего у них получается дискредитировать профессию.
Пожелаю тем, кто хочет быть журналистом, узнавать, интересоваться — что было до тебя. Учиться писать в жанрах: новость, репортаж, интервью. Нарабатывать свой стиль. Человек не универсален — надо понять, какой жанр в журналистике тебе ближе, и работать в нем.
И быть внутренне свободным.
Читайте также материалы Марии Свешниковой:
- «Хочу быть матушкой»
- Несколько секретов православной журналистки и столько же причин, почему ее почти никогда не берут на работу в светские СМИ
- Монолог
- Горький шоколад
- Героин для Гоморры
- Давайте говорить друг другу комплименты
- С седьмого на девятое
- Рецепты батюшки Гермогена
- Мир, полный добра
- и др.
Фотографии из личного архива семьи Свешниковых
Чурилово. Даша, о.Владислав, Маша, Таня, Петя, бабушка по материнской линии Татьяна Леонидовна Волкова
Бабушка по папиной линии Мария Семеновна Свешникова, о.Владислав с Петей, матушка Наталья с Таней, Маша, в ногах сидит Даша
Консерватория, отчетный концерт Первой муз школы им Прокофьева. класс Г.В. Голицыной
Чурилово. Первый раз в институт
С сыном Мишаней
Отец Александр Кириллин, за ним Андрей Бородин (брат о.Федора Бородина), Мария Свешникова с Мишаней, Александр Лифшиц и Майя Кучерская
Два прихода собрались на празднование рукоположения о.Владислава - Троицкий и Московский
Мария Свешникова на рабочем месте
Фото Юлии Маковейчук
