Честность — лучшая политика
Дж. Вашингтон
Правду говорить легко и приятно
М. А. Булгаков
Действительно, что может быть лучше правды? Сказал вот Л. Гозман, приглашенный выступить на Всемирном русском народном соборе, что он атеист, и это чрезвычайно приятно. Потому что действительно атеист. Правда, в следующих же его словах при всей их буквальной правдивости таится некоторое лукавство, потому что продолжил он свое автоописание словами «…и этнический еврей». Ну и на здоровье, эка невидаль. Можно подумать, что в Церкви евреев отродясь не было. Да начиная с времен евангельских и кончая временем нынешним дети Ветхого Израиля вливаются в Новый Израиль и славят Господа нашего Иисуса Христа, Спасителя мира и Отрасль Давидову, по слову пророков. И тому, кто в суете наших дней найдет все-таки минутку, доберется до Третьяковки и посмотрит на картину А. Иванова «Явление Христа народу», предоставится возможность убедиться в том, что подавляющее большинство изображенных на ней — евреи. Кроме разве что Гоголя и самого художника Иванова.
Далее Л. Гозман констатировал, что он — человек не воцерковленный. Мне это слово всегда не нравилось, потому что не содержит ответа на вопрос об основе основ бытия человека: о его личной вере. Ну, ладно, чего уж там. При этом он оставляет за собой право говорить о взаимоотношениях Церкви и общества и Церкви и государства ко благу и процветанию нашей страны. И вот здесь его правда приобретает некий оттенок из нашего пройденного: «Я Пастернака не читал, но я скажу…». С большей четкостью это выразила тоже в стародавние времена одна моя коллега, ныне покойная и отошедшая в лучший мир доброй христианкой: «Я в Бога не верю, но считаю, что Патриарх ведет себя неправильно». Вроде бы такой точки зрения, скорее мистической, чем реалистической (потому что реализм зиждется на познаваемых фактах, а тут…), придерживается и Леонид Яковлевич.
Отлично. Но при этом хотелось бы прояснить один ма-а-аленький вопрос: а что такое Церковь в понимании правдивого человека Л. Гозмана? Попытка ответить на этот вопрос содержится в очень красноречивом пассаже, риторическое мастерство которого нельзя не признать. Однако придется при цитировании нарушить его красоту простыми комментариями.
Я бы хотел, чтобы … Русская Православная Церковь защищала слабых от произвола сильных… — в правовом государстве этим занимается закон, в неправовом такая позиция Церкви безусловно способствует ее укреплению, ибо она прирастает мучениками. Однако слабым это приносит пользу почти исключительно в Царствии Небесном, где, впрочем, и за неправых сильных тоже молятся. Да и в Церкви земной за них молятся, хотя это может показаться абсурдным тем, кто вне. Что поделать, credo, quia absurdum, уважаемый Леонид Яковлевич. И с этим ничего мы поделать не можем, равно как и отступиться от слов Христа: Царство Мое не от мира сего (Ин 18:36). Да и апостол Павел объяснял, что наша брань не против плоти и крови (Еф 6:12)[1].
Далее Леонид Яковлевич выражает пожелание, чтобы в конфликте человека с государственной машиной она (Церковь) всегда была на стороне человека. Конечно, оно пробирает, но как подумаешь, что любой мошенник, злостный неплательщик, вор, не говоря уже об убийце и насильнике — это по определению человек в конфликте с государственной машиной, то призадумаешься. И пожелаешь видеть формулировки может быть и не такие пронзительные, но более аккуратные.
Л. Гозман выступает с текстом, адресованным Святейшему Патриарху, но скорее похожим на парламентский запрос: что думает Святейший… далее следует перечень действительных противозаконных безобразий. Но почему-то политик очень хочет знать, что думает по этому поводу Патриарх, а я вот примерно знаю, что он думает, и мне более интересно было бы, чтобы атеист и политик Гозман обратился к разнообразным уровням и инстанциям властей предержащих со столь же и даже более резким вопросом: что они сделали (или по меньшей мере намереваются сделать) во всех этих вопиющих случаях?
Трогательно желание того, чтобы на всей территории нашей огромной страны люди, выходящие на борьбу за други своя, знали, что вся Церковь, от местного священника до Святейшего Патриарха Московского и всея Руси с ними, потому что при этом подразумевается какой-то штаб при Патриархии, вроде ЦУПа, где множество серьезных бородатых людей отслеживает новостные ленты в поисках дела, к которому следовало бы примкнуть путем публичных заявлений и акций. Вообще-то ежели кто желает поддержки Церкви, тот исповедально повествует о том деле, которому себя посвящает, и просит благословения. Дело это тихое, интимное, можно сказать, и ежели получив искомое, он оповестит об этом всех-всех-всех, значит, не того благословили.
Наконец, не вполне вменяемым (в юридическом, а отнюдь не в медицинском смысле) представляется пожелание, чтобы Церковь боролась за свободу совести и отстаивала права всех конфессий и религий. Это очень трудно объяснить в нынешнем мире и, наверное, еще труднее понять его обитателям, но… как бы это поделикатнее выразить… если какая бы то ни было религия считает, что и все другие религии правы, то она уже и не религия, а непонятно что. Я что-то не припомню, чтобы наша Церковь призывала убивать всех не-православных или даже обращать их силой. А вот с другими религиями такое бывало совершенно уже в наше время. Так что как-то получается не по делу, а точнее — не по адресу. И странно даже, что человек, позиционирующий себя атеистом, столь пламенно заботится о приращении числа верующих, да еще выражает уверенность в том, что поддерживать человека на его пути к Богу — дело благое. То есть как это на пути? Бога-то нет, ежели уж Вы атеист, Леонид Яковлевич! Вы, пожалуйста, определитесь в своих желаниях, а потом честно и искренне — но при этом, будьте добры, последовательно — их выражайте. Хорошо, атеисты отменили Бога. Но логику-то никто пока не отменял вроде?
Постепенно риторика Л. Гозмана обретает некоторую вроде бы излишнюю категоричность и становится более похожа на тронную речь, нежели на пожелания как-никак а постороннего частного лица:
Я бы хотел, чтобы Церковь вдохновлялась примером Святейшего Патриарха Тихона, но не Сергия. Глубину познаний «хотящего» вряд ли стоит проверять; вряд ли имеет смысл, например, расспрашивать его о сотериологических трудах Святейшего Сергия, коль скоро он пребывает в полной невинности касательно того, что «примерного» Патриарха с момента его прославления следует именовать Священноисповедником.
По меньшей мере трогательно также пожелание того, чтобы иерархи в разговорах с высшим руководством страны не благодарили … а обличали коррупцию и роскошь, лицемерие и ложь. То есть скандалили, иначе говоря. Тут даже не знаешь, что и сказать; с одной стороны, хочется предложить оратору показать пример столь этикетного поведения, а с другой — жалко же человека — вспоминается роковое последствие заданного карасем вопроса «А знаешь ли ты, щука, что такое добродетель?»[2].
Ну и еще кое-какие властные пожелания.
Заканчивается все это мощным атеистическим благословением: Да не оставляют вас силы и да сопутствует вам удача в ваших трудах на благо Отечества и на благо всех, кто вам дорог.
Спаси Господи, как говорится, за ваши благопожелания, но вопросы все-таки есть.
Какие силы призываются атеистом на наши смиренные головы?
Что значит удача? Мы же все-таки не в казино, и сопутствует нам благодать Господа нашего Иисуса Христа, в Которого Л. Гозман не верит. И знаете, все это как-то уж слишком напоминает фрагмент из соловьевских «Трех разговоров», который позволю себе процитировать несколько свободно. Когда антихрист, излагая свою программу относительно процветания религий и не получив единодушного благодарного отклика, спрашивает раздраженно: «Что вам еще нужно?», старец Иоанн отвечает ему: «Ничего нам от тебя не нужно. Прославь Христа». Именно этого всевластный вроде бы антихрист и не может.
Поймите меня правильно, я вовсе не собираюсь всецело уподоблять Л. Я. Гозмана антихристу — хотя бы потому что он на него явно не тянет[3]. Но определенное сходство имеется. И пожелание трудов на благо Отечества и всех тех, кто вам дорог как-то уж слишком напоминает, простите, тост на корпоративной вечеринке, поскольку ничего христианского в себе не содержит.
И здесь мы непосредственно выходим на подведение итогов: правда правдой, но перед нами правдивое изложение мыслей человека, который о религии вообще и о христианстве в частности сколько-нибудь существенного представления не имеет, а рассматривает Церковь как общественную организацию, которой и преподает добродушно правила поведения. Всецело придерживаясь при этом своей партийной идеологии. А партия объявляет себя атеистической. Да, прав был Фамусов: Пофилософствуй — ум вскружится.
Я вспоминаю, как от нас, лингвистов, требовались не только планы на пять и более лет вперед (как будто развитие науки можно планировать!), но и их апробация на школьном уровне, то есть на таком, чтобы она была доступна «руководящим товарищам». В те старые времена Институт языкознания располагался на Волхонке, а напротив был бассейн. И одна из наших ведущих специалистов в расстройстве вопияла: «Почему физики могут делать, что они хотят, а мы должны вытаскивать из бассейна любого голого и расспрашивать, одобряет ли он нашу работу?».
И если не лингвистика, не любого и не голого, то суть от этого не меняется.
Еще один безусловно правдивый человек — Владислав Леонидович Иноземцев, доктор экономических наук, опубликовавший в популярном журнале «Огонек» статью под заглавием, которое задумано как хлесткое, а получилось просто маловразумительным: «Власть — от Бога, Бог — от власти». В экономике такое может быть и допустимо, но простой человеческий язык имеет свои права и нарушать их не следует. Допустим, первая часть этого речения издевается над словами апостола Павла нет власти не от Бога (Рим 13:1) — как известно, лучший способ расположить к себе тех, кто хранит хоть какой-никакой респект к культурным традициям, — но уж вторая-то является как минимум невнятицей, а по максимуму — оскорблением.
Вопрос о том, совместимы ли сегодня в России атеизм и политика, представляется по меньшей мере праздным. А горные лыжи и политика совместимы? А любовь к слоеным пирожкам и к испанской драматургии совместимы? А к Моцарту и Вагнеру? И от этого сопоставления уже веет некоторой искренне совершаемой ошибкой: понимаешь, что автор сопоставляет два страта идеологического устройства. Мы можем считать, что зря он это делает (сравнение даже не столько неправомочное, сколько неинформативное), но это возможно. Но есть и такая точка зрения, основанная на вполне развитых научных положениях: атеизм — это вид религии, так сказать, «нулевая» религия, или религия с пустой клеткой. И вот тогда сопоставление атеизма и политики приобретает четкий оксюморонный характер, потому что политика — это сфера интересов, диктующая вид деятельности, а религия… простите, но это жизнь и образ жизни.
Прежде чем мы пойдем дальше, я — тоже честно и искренне — скажу, что меня сильно не устраивает в тексте В. Л. Иноземцева: язык. И уже если экономист, в истории Церкви и церковных делах не очень разбирающийся, имеет право об этом всем писать, то я, будучи лингвистом, имею не меньшее право сделать пару заметок о языке. Пару — просто потому что нельзя же превращать данный текст в материал для студенческого семинара.
Например, нельзя начинать серьёзный текст словами Современная Россия — страна парадоксов. Во-первых, потому что в популярной публицистике парадоксами обычно называют… да что хотите, например, грибной дождь, понижение температуры воздуха при подъёме на уровнем моря (и соотв. снижение при этом температуры кипения воды), — словом, всё, что выходим за пределы энциклопедических знаний среднего трехгодовалого ребенка. Во-вторых, всякая страна во всякое время являет наблюдателю множество парадоксов, как мнимых, так и истинных. В-третьих, это начало, как и почти тождественное ему Нью-Йорк (Париж и т. д.) — город контрастов, уже давно осмеяно поколениями фельетонистов, начиная, кажется, с «Сатирикона». Равно как мы имеем более 31,2 тысячи церквей и 790 монастырей. Да вовсе это не «вы» имеете, Владислав Леонидович, к какой бы общности Вы себя ни причислили. Это мы имеем. И боюсь, что ничего с этим не поделаешь. Уже пробовали.
Наконец, пора бы издавать какой-нибудь бюллетень для служебного пользования тех, кто желает обрушиваться с критикой на Церковь. В частности, в таком бюллетене можно сообщить, что выражение святые отцы неприменимо к ныне здравствующим священнослужителям и безошибочно выдает дремучую некомпетентность. В советские годы на одного из моих знакомых в институт поступил донос, в котором сообщалось, что в ночь с такого-то на такое-то (Пасха) его видели на крыльце дома (адрес храма святого пророка Илии Обыденного) в обществе святых отцов с зонтиком в одной руке и со свечкой в другой. Его много лет мотала по этому поводу комсомольская организация, и он удачно отбивался. А мы подтрунивали: «Ну-ка, расскажи, как ты на Пасху сподобился общения с Отцами?». И вот, теперь вновь слышать эти знакомые звуки? — нет уж, увольте, господа хорошие.
Но кроме этих комичных в сущности словесных оплошек в первом же абзаце текста содержится рискованная статистика, — третья ложь, как известно. Статистика роста числа храмов — и роста очень неблаговидных общественных явлений. Читателя мягко подталкивают к мысли, что все беды — от Церкви.
Ну, хоть какая-то логика, опять же таки, должна присутствовать? Статистика нарокозависимостей, подростковых беременностей и т. д при соввласти — этому что, можно доверять? В свое время я говорила с врачом-наркологом, который утверждал, что число наркоманов, заявленное в советской статистике, — это 10% от реальности.
Я имею и собственные основания не слишком доверять такой картинке: при КПСС все было хорошо, все лучше и лучше… потом почему-то крахнуло. Не имея желания и намерений оправдывать нынешнюю картину нравов[4], я свидетельствую о том, что принципиально новыми можно считать разве что масштабы, но не явления. Я училась в московской школе в, так сказать, трущобах центра. Я знаю, что в 50-х годах были и аборты в восьмом классе, и анаша. И про быт коммуналок тоже знаю. Я была читающей, а мои сверстники начали читать только в старших классах. Однажды меня спросили, что такое инцест. Я скромно и стеснительно объяснила. Реакция меня поразила: «Ах, это…». То есть вещь привычная.
Но уж что мне представляется неправомочной подменой и манипулированием общественным сознанием, так это навязываемое убеждение, что страна развратилась «под руководством» Церкви. И напор автора таков, что заставляет усомниться даже в известных вещах. Читаешь и думаешь: а полно, так ли оно все было?
Честно говоря, текст уважаемого В. Л. Иноземцева имеет слегка нафталинный аромат: слышали мы в свое время разоблачения партпропагандистов и читали соответствующие изыскания и хуже того — постановления. А вот добродушием он не пахнет. И если это — что называется, выстраданная правда, то следует посочувствовать человеку, мир убеждений которого устроен таким вот неуютным образом.
И неприятно, когда тезисы просто-напросто ошибочные задаются без всякой аргументации, простым перечислением, как мантры:
Объяснить мир можно, не привлекая для этого Господа. — Да, можно, но объяснение это не будет удовлетворительным, в том числе и в научном аспекте.
Воспитать в себе нравственный закон можно, не обязательно обращаясь к библейским заповедям. — Уж сколько раз твердили миру, что нельзя, критерия нет.
Доктрина прав человека была разработана … без апелляции к религиозным канонам. — Ага, а учение Маркса всесильно, потому что оно верно. И вообще ом мани падме хум.
И еще хотелось бы, чтобы критики Церкви определились с несколькими простыми вещами.
Чего они в сущности хотят? Любое общественное неустройство исторгает гневные вопли: куда Церковь смотрит? почему не вмешивается? как допускает? А любое высказывание отдельных верующих, их групп, священников и священноначалия, в котором дается какая-то оценка состояния общества, опять-таки вызывает гневную отповедь: куда лезете? какое вам дело? у нас государство светское! и при этом почтенные люди в выражениях не стесняются: «…начинают влезать в мирские дела», — говорит М. Прохоров, как будто и не догадывается в простоте душевной, что это — оскорбительное выражение, весь контекст которого к тому же убедительно доказывает, что о сфере компетенции Церкви известный миллиардер и новоявленный политик имеет представление самое смутное.
В общем, как говаривала моя няня, бьют и плакать не дают.
Что они считают Церковью? Их нападения и обличения невольно напоминают прежалостные подвиги Дон Кихота, который вечно принимал что-то за что-то другое, нападал на него… и не то чтобы даже терпел поражение, а просто попадал в невыносимо конфузную ситуацию. К чести его нужно сказать, что иногда это до него доходило; правда он все сваливал на козни волшебников, желающих его осмеяния. Остается только надеяться, что честные и правдивые критики обретут столь недостающую им трезвость ума хотя бы на уровне рыцаря Печального Образа. И еще можно дать дружеский совет: не туда замахиваетесь. Глава Православной Церкви — Господь, и Он её хранит. Ах, вы в Него не верите? Очень жаль, тогда борьба ваша остается вроде бы безадресной.
Наконец, кто они сами? В каком, простите, смысле они правые? В свое время мы сетовали по поводу того, что коммунисты считаются левыми, хотя по ряду параметров они правые. История, как известно, повторяется: теперь с правыми не разберёшься, потому что нешто ж они правые, если они против Бога и к семейным ценностям относятся скорее прохладно? У Достоевского стишок Церкви, браки и семейства — мира старого злодейства входит в программу нигилистической агитации. А тут правые. Да и частушка была такая — задорная, комсомольская:
Долой, долой монахов,
Долой, долой попов.
Мы на небо залезем,
Разгоним всех богов.
Но это ж опять же таки комсомольцы. А тут правые.
Скушно это все, если по совести. Уже даже не смешно.
Примечания:
[1] Во избежании пагубного заблуждения необходимо, во-первых, сказать, что слово брань означает здесь отнюдь не ругань, а битву, ср. поле брани, бранный меч, а во-вторых — что продолжение этого стиха не следует понимать в стиле газетном. Далее говорится …но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных, и означает это названия чинов ангельской иерархии (речь здесь идет о падших ангелах), а вовсе не администрацию и политические силы.
[2] Для забывчивых: это Салтыков-Щедрин, «Карась-идеалист». Атеистам трудно поверить в то, что христиане — не идеалисты, а реалисты, но это так, и ничего с этим опять-таки не поделаешь.
[3] Надеюсь, это не будет расцениваться как оскорбление.
[4] Правда, было бы очень приятно, если бы экономист, хоть и ученый, рассказал нам о тех негативных процессах, которые он наблюдает в российской экономике. Да, конечно, он рассказывает, но только про экономику Церкви, и при этом подчас в совершенно ненаучных выражениях и в стиле, среднем между обличительным (абличительным, как гоаривал Лесков) и доносительным.
Марина Журинская
Источник: Фома.ру