Ксения. «Они пытались вразумить меня, а я им не верю»
Ксения выросла в приемной семье, на ферме, в Башкирии. Отца не знала, мать от нее отказалась. У приемных родителей было четверо родных и четверо приемных детей. С детства Ксению заставляли работать, ходить за скотом. Говорили: ваши пособия — вам на учебу. Но после школы ни о какой учебе речь не шла.
— Он своей заботой, своей опекой привлек меня. Начал меня защищать перед приемными родителями. Говорит, учиться пойдешь. И я отучилась 4 года, работала, пока не родила старшую дочку.
У Максима был небольшой магазинчик, выйти за такого, казалось, — в радость. Ксения ушла из приемной семьи, стали жить вместе. Затем муж потерял свой малый бизнес и тут выяснилось, что работать Максим не особо умеет, да и не особо хочет.
— У меня только дочка родилась, Анжела, — рассказывает Ксения. — Я устроилась на дому, в call-центр. Дочка была спокойная, хлопот не доставляла. Муж стал из дома уходить, я одна с ребенком все время. Никакой помощи, поддержки, денег нет. Начали мы с ним ругаться.
— Насилие в отношении вас было?
— Ну как насилие… так, наверное, все живут.
— Он бил вас?
— Бил, да, много бил. Он очень сильно ревновал, вообще без оснований. Однажды во время ссоры он в окно выкинул телевизор. Потом разбил и выкинул мой компьютер. Я защищаю себя, дочку. Ну я не выдержала, выгнала его, сменила замки. Пришлось самой справляться. Я вот его спрашивала, как я на 12 тысяч буду жить? Нужно было за квартиру платить, за садик…
— Муж помогал?
— Сначала нет, потом прошло время, стал немного деньгами помогать, с дочкой видеться. И потом вернулся к нам. Понимаете, я очень сильно любила мужа. Очень сильно. Все время оправдывала его. Полгода мы нормально жили. Потом как-то раз в гости пришла знакомая. Моя ровесница, мы с ней дружили. И закрутила у меня за спиной с мужем. И он ушел из семьи.
Ксения забрала дочку. Уехала на заработки в Санкт-Петербург. Там не сложилось, денег не хватало. Она вернулась. И в Башкирию, и к мужу. Мыкаясь по заработкам, они оказались в Подмосковье, в Железнодорожном. Муж пытался работать, но и тут его желания надолго не хватило.
— Говорю, ну что делать, сиди с дочкой, я пойду. Устроилась в оптику. И вдруг у меня стало получаться хорошо, как-то само собой. Я там без выходных работала, только для семьи, для дочки жила. И вот я решила: сейчас дочка станет постарше, в школу пойдет, и я уйду от мужа. Я буду работать, она будет учиться, будет у нас нормально, как у всех… И вот тут я узнаю, что беременна. Денег не было вообще. Первое, что у меня было — страх. Я тогда решила, что больше детей не будет. Говорю мужу — я беременна, надо делать аборт. Иди найди деньги. Он мне — это не мой ребенок, мне все равно. У нас скандалы. И он меня избил тогда.
— Беременную?
— В сентябре прошлого года это было… Ну я думаю — все, не нужно ничего, я сама сделаю. Но я поздно узнала. И стала искать, где сделать.
Здесь начинается работа психологов. Обе стороны переговоров ходят по тонкому льду — женщины боятся абортов, боятся пойти на нарушение закона, психологи боятся отпугнуть, любой неверный шаг может подтолкнуть беременную на эскалацию ситуации.
— Я не сразу смогла приехать на аборт, работала все время. Все переносила, время шло. Уже 13, затем 15 недель. Денег все не было, я копила. То день рождения у дочки, то на аренду квартиры нужно, — рассказывает Ксения. — Потом мне говорят: вы уже сильно опоздали, очень опасно. Но я все равно хотела сделать, жила с этой мыслью. Жить было невыносимо. Мне позвонили психологи, начали общаться, потом встретились, когда я сдавала анализы. Они пытались вразумить меня, говорили: мы поможем, есть фонд. А я им — я не верю, никому не верю. Я всю жизнь одна, своими силами. Не надо мне вашу помощь, ничего мне от вас не надо.
Ксения сохранила ребенка. Через слезы она признается, что сомневалась до последнего. Маленькой Эмилии сегодня четыре месяца — здоровая, активная девочка.
— Это было второе УЗИ, почти 20 недель. Я увидела, как она там ножками вовсю болтает. Поняла, что не смогу сделать аборт. Лучше оставить живого, чем убить.
Но я шла тогда и думала: дура, как ты будешь воспитывать? А когда она родилась, как только я ее увидела — всё. Я начала просить у Бога прощения за то, что я едва не сделала, как я вообще могла ее не хотеть.
— Как муж отреагировал на рождение ребенка?
— Никак. Ни коляску не купил, ничего. Фонд мне коляску потом нашел, кроватку.
У фондов есть некий ресурс поддержки — вещами, деньгами. Но обычно этот ресурс рассчитан на крайние случаи, на срочную помощь, а не на долгосрочную поддержку. Ксении фонд помогал выплатами, оформили регистрацию для пособия. Но ее материальное положение продолжает оставаться крайне тяжелым…
— Отношения с мужем не улучшились?
— Нет, даже стали хуже. Живем как раздельно.
— Почему не уходите?
— Так и боюсь до сих пор. Ну ушла я, и что? На что жить, кому я нужна? Хоть от него толку никакого. Я всю жизнь одна, боюсь, что не справлюсь, что дети будут голодные, на улице. Здесь мы хотя бы пока на улице не остаемся.
Елена. «В консультации сказали, что я не смогу выносить ребенка»
Детство не всегда лучшее, «золотое» время — и наши герои тому подтверждение. До 18 лет Елена жила в Киргизии (по национальности Елена — русская), с одной матерью. Отношения были такие, что Елена почти про это не говорит.
— Там паспорт делают в 16. Мать мне не делала, наверное, боялась, что я уйду.
Елена все равно сбежала. В восемнадцать, в Россию, без денег и без документов. Пристроилась в подмосковном Домодедово на ферму, работала дояркой, потом на рынке. Паспорт получить не могла, скрывалась от милиции. Нет документов, нельзя получить образование… Встретила будущего мужа Александра. Пожениться без паспорта не могли. Родился старший сын, Даниил. Через пять лет, в 2004-м родился второй сын, Дима.
— Они оба сначала без документов были. Даниил вообще 5 лет без свидетельства о рождении, я же без паспорта. Среди приезжих из Азии таких случаев много. В 2005-м мне только дали паспорт, тогда и ребятам сделали документы.
Жизнь молодой семьи налаживалась. Елена с мужем работали в Домодедовском аэропорту, зарплата небольшая, но стабильная. В 2011-м взяли квартиру в ипотеку, купили машину — в сельской местности без транспорта никуда. В 2012-м родилась дочь София. А еще через пару лет — младший сын Максим.
— Максиму только еще 7 месяцев было, я его кормила. У него начались приступы астмы, он болеет сейчас, добиваемся инвалидности. Ипотека, кредиты, зарплата маленькая. И тут узнаю, что снова беременна. Я не знала, что делать. Ребенка не хотела. Решила делать аборт, срок еще был небольшой. Стала звонить узнавать, позвонила на горячую линию. Я не знала, что делать, на перепутье стояла.
— Сомневались? Сразу в женскую консультацию не пошли?
— Нет. Искала психологическую помощь, поддержку. Думаю — это испытание мне? У меня же маленькие дети были, Соне было 4 года, Максим совсем грудной еще. Мне казалось, что аборт — это равносильно как живых детей…
— Для вас ребенок внутри был живым человеком?
— Да. На меня такой случай повлиял, — рассказывает Елена, — поехала на УЗИ в Домодедово, в платный центр. И вдруг мне говорят, что у меня «замершая беременность» — то есть эмбрион в утробе мертвый. «Вам надо скорее сделать чистку». Я в шоке, выхожу к мужу, говорю. Думаем, что-то странно. Я не хотела ребенка, но чтобы такое… Тут что-то сдвинулось во мне. Решили чистку в этот день не делать, сходить в местную консультацию нашу. У нас там замечательный врач — Ольга Федоровна. Пошли на следующий день, а она говорит — все хорошо, эмбрион в порядке: «Видишь эту лодочку? Она шевелится». Она рассказала, как все будет, как малыш будет развиваться.
— А УЗИ — это что, была ошибка?
— Да, врачебная ошибка.
— Если бы вы их тогда послушались и сделали сразу чистку…
— Решились бы тогда, и всё… Потом меня врачи отговаривали рожать. У меня тромбофлебит, варикозное расширение было. Мне говорит гинеколог — вам нельзя рожать, у вас со здоровьем плохо.
— Это в женской консультации?
— Да. Говорили, не смогу выносить ребенка.
— Нет ощущения, что еще не родившийся ребенок почти не представляет ценности?
— Да, для врачей это очень часто так. Им главное сохранить женщину, они же отвечают за пациента.
Выписка из приказа Минздрава от 27.12.2011:
«Рождением ребенка является момент отделения плода от организма матери посредством родов при сроке беременности 22 недели и более при массе тела новорожденного 500 грамм и более».
Игорь Чудов, врач-неонатолог (г. Тамбов):
— Сегодня при ранних родах мы уже можем спасать детей от 500 граммов на 22-й неделе беременности. Это экстремальный случай, да, с риском для здоровья ребенка, но все же выхаживаем. Бывает, что 490 граммов. Законодательно — это поздний выкидыш. Но если можно спасти, конечно, любой врач спасет. Это уже ребенок, уже человек.
Ребенок на сроке 20 недель
В то же время некоторые матери готовы делать криминальный аборт на крайне поздних сроках, 20 и даже 23-24 недели, когда организм ребенка уже полностью сформирован. Поскольку ребенок не родился и не считается человеком, в случае аборта женщина не несет ответственности, и на практике почти никогда не несут ответственности врачи, которые проводят операцию, в официальных документах указывая, что случился выкидыш.
— Что бы вы сказали женщинам, которые сейчас стоят перед выбором: прервать беременность или сохранить ребенка? — спрашиваю я у Елены.
— Что они справятся со всеми трудностями. Бог поможет. Тогда был жестокий момент, мы не знали, что делать. Даже Саша, муж, сказал — что хочешь, то и делай. Он сейчас Настеньку, конечно, обожает. Сын старший, наоборот, тогда поддержал, говорит — мама, вы что, нельзя! Я месяц думала, столько плакала… Что со мной творилось, не передать. Но все-таки я решила — буду рожать.
Дочь Настя в роддоме
Сегодня Насте уже три года, она пошла в детский сад. Большой семье Елены по-прежнему непросто. Живут на зарплату Александра в 40 тыс., детские пособия — 10 тыс. Старший Даниил сейчас в армии, 15-летний Дима подрабатывает на каникулах. Елена не может выйти на работу из-за астмы 4-летнего Максима, у него приступы по ночам. На ее прежней работе в аэропорту обязательны ночные смены, найти другой вариант пока не получается. Ютятся всем миром в маленькой двушке, по которой еще и ипотека. Как многодетные, они получили землю, но даже начать строительство не получается.
— Иногда вспоминаю тот момент, внутри прямо холодеет, что мысли такие внутри меня были. Как бы я с этим жила. А может, не смогла бы.
Елена с сыном Димой
Одобрите материнство — это может сохранить ребенку жизнь
Работа психологов в этой области — рискованная, полная нюансов, требующая специальной подготовки и огромных усилий. Но это тот случай, когда цена — жизнь. Мы поговорили со специалистами — директором фонда «Семья и детство» Светланой Рудневой и президентом фонда защиты материнства и детства «Чудо жизни», консультантом, гештальт-терапевтом Светланой Цецерской, которые работают с беременными, решившимися на аборт.
— Одна из причин, по которой наши героини хотели сделать аборт, — материальная. То есть попросту — бедность. Насколько это частая причина в вашей практике и насколько значительная для итогового решения?
Светлана Руднева
Светлана Руднева: В регионах — очень часто. Бывает, что мамы с маленькими детьми живут в крайней нищете, пособий не хватает. Беременные женщины не имеют возможности нормально питаться: дешевые макароны, картошка, а на мясо и фрукты попросту нет денег. Мужчины бросают женщин с детьми, настаивают на аборте. Вот последний случай: женщина очень не хотела делать аборт, но мужчина поставил ультиматум — я уеду, тебя оставлю одну выплачивать ипотеку, вас некому будет кормить. Она уже приняла решение сохранять ребенка, думала, где будет рожать, спрашивала про коляску и вещи для малыша. И вот от такого нажима, такого насилия — психологического и финансового — все же пошла в консультацию и выпила абортивные таблетки. Говорит, что тянуть детей одной ей было бы не по силам.
Если рядом был бы хоть кто-то, кто поддержал бы и одобрил, трагедии бы не произошло. Но все родственники против, от подруг и соседей помощи тоже ждать не приходится. Сейчас мы часто сталкиваемся с тем, что еще не старые бабушки не соглашаются сидеть с внуками, они «делают карьеру», им некогда. Не хватает поддержки. Беременной женщине нужна и материальная, и моральная поддержка. Жизнь ребенка очень зависит от окружающих женщину людей. И если кто-то не может помочь деньгами, то можно просто сказать, что ребенок — это хорошо, просто одобрить материнство, такая поддержка словом может сохранить жизнь ребенку.
Светлана Цецерская: Бедность — то, о чем чаще всего говорят. Но это часто как верхушка айсберга, это та причина, которой на самом деле прикрываются. Настоящие причины — глубже и сложнее: неумение строить отношения с мужчиной или в семье, небрежное отношение к себе, непонимание ответственности за ребенка — этих глубинных причин огромное количество.
Недавно приехала девушка на позднем сроке 20 недель. Хочет сделать аборт. Мать у нее с первым ребенком сидит, а здесь она на хорошо оплачиваемой работе, зарплата 200 тысяч. Говорит — я так долго шла к такой зарплате, так просто бросить не могу. Она рассказывает историю, и выясняется, что у нее первый был уже аборт в 19 лет, и аборт в результате изнасилования… И после этого она ведет саморазрушающий образ жизни — беспорядочная половая жизнь, несколько абортов уже, чуть ли не после каждого полового акта она «Постинор» пьет, гормоны — это отношение к себе порядка «я ничего не стою».
И я ее спросила: «Когда вы так сильно стали себя не любить?» И тогда она рассказала про изнасилование. И аборт ей тогда делали на живую, без анестезии. И она говорит — мне было так больно, что я обещала себе отомстить всем, всех наказать. А наказывает она в итоге саму себя.
— Как происходит работа с теми, кто идет на аборт? Что вы им говорите?
Светлана Цецерская: Тактика очень сложная, здесь приходится балансировать — чтобы не оттолкнуть человека его правдой. Все, кто хочет делать аборт, опасаются, скрывают. Очень часто по 5–6 месяцев скрывают беременность даже от мужа, от матери. Иногда мы единственные, кто знает о беременности. Мы все время готовы помочь — и это сложно в нашем случае. Когда женщины приходят к нам на разговор, я беру анализы, спрашиваю их историю, утепляю обстановку. Мы касаемся темы аборта, я рассказываю про процедуру — на поздних сроках аборт очень страшная процедура, иногда ребенка вытаскивают из чрева матери просто по частям. Я рассказываю, какой ребенок сейчас у нее внутри, женщин пробивают эмоции, начинают плакать. И постепенно переводишь разговор в русло терапевтической беседы. Но выбор, конечно, в итоге все равно за женщиной.
— Какой процент из тех, кто приходит к вам на консультацию, в итоге сохраняют ребенка?
— Примерно 6–7 женщин из 10.
Светлана Руднева: Даже если женщина заявила, что настроена на аборт, очень часто ее состояние амбивалентное: с одной стороны — стремление поскорее избавиться от «проблемы», паника, что не справится. И в то же время она уже думает, как будет жить с этим ребенком, как будет заботиться о нем, если все же аборт не состоится. И каждый день эта материнская сила в ней возрастает.
В три недели, когда женщина только узнала о беременности, она говорит: «Я не готова, я этого ребенка не люблю, я ничего не чувствую» — и это совершенно нормально. Она и не обязана испытывать материнские чувства в три недели беременности, эти чувства разовьются к моменту рождения ребенка.
У нее еще как минимум полгода, чтобы нежные чувства к младенцу сформировались. А в женских консультациях сразу говорят: «Скорее пей таблетку, а то по срокам не успеешь и придется делать хирургический аборт». И это просто преступление, потому что через несколько дней, а тем более через две недели женщина может уже совсем иначе думать об этой беременности. Материнские чувства появятся, но ребенка уже не вернешь… И с этой потерей, с этой раной в душе ей жить всю жизнь…
— Это удивительно, но, по вашим словам, часто окружающие совсем не рады появлению нового ребенка и даже осуждают будущую мать?
Светлана Руднева: Да. Ведь новый член семьи — это новые хлопоты, необходимость пожертвовать своими силами, временем, деньгами. Женщина, сохраняющая беременность, знает, что ей придется послужить этому маленькому человеку, часто лишая себя самого необходимого, откладывая свои планы. Сейчас, когда все чаще родственники воспринимают известие о ребенке исключительно как покушение на их комфорт и покой, найти или не найти поддержку — это очень важно для принятия решения. Поэтому все большую роль играют такие службы поддержки материнства, как в нашем фонде.
— Сам фонд чем может реально помочь?
— Оказывается психологическая поддержка, чтобы правильно выстроить отношения — с мужем, другими родственниками, чтобы помочь женщине осознать, что же для нее действительно важно и ценно в жизни, научиться противостоять давлению. Мы стараемся найти и денежную помощь для подопечных, чтобы они знали: в трудный период поддержка будет!
Иногда требуется срочная помощь, где счет идет на часы: недавно в Тюменской области мы вовремя вывезли женщину из отдаленной деревни, едва успели, потому что только ее перевезли в город и через день-два, на 33-й неделе, подскочило давление, открылось кровотечение — если бы она была в деревне, ни ее, ни ребенка просто бы не спасли.
— Вопрос о статусе ребенка в утробе матери — сложный и дискуссионный. В медицинских документах есть понятие «эмбрион человека», затем появляется термин «плод», но не «ребенок» или «человек». С точки зрения законодательства не родившийся — еще не человек. Так же говорят и врачи. В то же время героини нашего репортажа, будущие матери, когда видели картинку УЗИ, меняли свое отношение к беременности, то есть когда видели, что внутри них, по сути, ребенок, с руками, ногами, который уже двигается, живет. Какой позиции в своей работе придерживаетесь вы?
Светлана Цецерская
Светлана Цецерская: Отношение матери к своему будущему ребенку — решающий фактор. Я часто езжу с лекциями по школам и вузам. К сожалению, часто девушки-старшеклассницы, студентки с трудом представляют, что такое ребенок в утробе матери. У меня с собой всегда макеты эмбрионов на разных сроках беременности. И когда они видят, что в 5–6 месяцев это внешне уже совсем ребенок, только маленький, это, конечно, влияет на них. И если они потом попадут в ситуацию выбора — это знание будет иметь значение.
Светлана Руднева: В своей работе мы исходим из той точки зрения, что и современная наука — генетика и эмбриология: с момента слияния двух клеток, женской и мужской — это новый человеческий организм, потому что у него 46 человеческих хромосом. Эмбрион, плод, новорожденный, младенец, подросток — это обозначения возраста, этапов развития человека. Возраст, размеры тела, местоположение — внутри или вне утробы матери — никак не может умалить человеческое достоинство. Развивается уникальный неповторимый человек, в ДНК которого уже есть информация, какой у ребенка будет цвет глаз, цвет волос, темперамент, способности — все это уже заложено в первые секунды после того, как эти две клетки перестали быть клетками разных организмов и появился третий, самостоятельный организм. В 21 день на УЗИ можно различить мерцание аорты — это уже бьется развивающееся сердце малыша. В 42 дня можно снять первую энцефалограмму мозга.
Но в правовой стороне вопроса существуют противоречия: в нашем законодательстве защищено, например, право младенца стать наследником своего отца еще до своего рождения. То есть в случае смерти отца внутриутробный ребенок — наследник, независимо от срока беременности. И если кто-то нанес ущерб жизни и здоровью беременной, ответственность как за двух человек — мать и младенца. Но самое главное — жизнь ребенка — законодательно не защищено.