— Давно ли существует русская школа «Матрешка» в Цюрихе, и сколько в ней учеников?
— Наша школа создана в 2002 году — в год освящения храма, приобретенного благодетелями для Московского патриархата. Изначально он был католическим или протестантским — не могу точно сказать. Но чудесно, что при храме была большая квартира для священника. Она и досталась детской школе и садику «Матрешка». Мы своими руками делали ремонт, а сейчас у нас уже 280 учеников только в Цюрихе. Отсюда интерес к русской душе и русскому языку распространился по всей Швейцарии. В 2005 году у нас появился филиал в Монтрё, потом в Женеве, Лозанне и два года назад — в Цуге. В общей сложности у нас около 500 учеников.
— Школа дает дополнительное образование?
— Да, это дополнительное образование — школа с отлаженным расписанием, уроки у нас по средам, четвергам, пятницам и субботам. У нас есть возможность всестороннего эстетического развития ребенка (музыка и пение, изобразительное искусство и грамматика). Русский язык здесь — не просто учебный предмет, а средство, с помощью которого дети учатся, играют, сочиняют, репетируют, участвуют в концертах, спектаклях и праздниках. Мы добились признания от властей кантона Цюрих, и те оценки, которые дети получают у нас, включаются в их табеля и аттестат как оценки по «второму родному» языку.
— На «Рождественских чтениях» говорилось, что такие школы могут получить государственную поддержку со стороны России.
— Да, мы рады, что нас наконец заметили. Впервые кто-то увидел, что мы вообще существуем, что волна эмиграции за последние 20 лет так расширилась, что ее невозможно объять. Нам удалось выйти даже на политический уровень и сделать на территории посольства Российской Федерации конференцию по русскому языку. Но Россия впервые обратила на нас внимание, до того мы были брошены всеми и вся. Я живу за границей 27 лет и вижу разную молодежь. Сейчас есть уже и те, кто приезжает учиться в Швейцарию, как во времена Петра I, чтобы получить образование и вернуться служить России, потому что духом они чувствуют себя русскими и принадлежат к своей национальной культуре.
— Дети учатся в вашей школе, но последний учебный год заканчивается. Сохраняется ли связь с русской общиной, с русским языком в старшем подростковом возрасте?
— К сожалению, редко. Многие из этих детей вообще никогда не были в России. Только благодаря нашим внеклассным проектам, инициативе таких же сумасшедших мам, как я, что-то происходит. Я собирала детей и везла их в Россию самостоятельно, хотя это очень дорогие и сложные проекты. К сожалению, очень трудно получить помощь и от российского правительства, и родители детей без энтузиазма относятся к такой идее. Я провожу родительские собрания и занимаюсь буквально пропагандой: зачем нужен русский язык и православие, если не видеть России? Причем против бывают и русские, и европейские родители.
Жаль, что со стороны Российской Федерации почти нет СМИ в Европе. «Голос России» и «Russia Beyond the Headlines» — это капля в море. Те соотечественники за рубежом, кто создают свои газеты и сайты, пишут, опять же, для соотечественников, вместо того чтобы стать мостами между культурами и доносить адекватную информацию о нормальном, цивилизованном народе.
— Вы уговорили родителей и привезли ребят впервые в Россию. Что вы им показываете?
— Прошлой зимой мы привозили десять человек в Санкт-Петербург. К счастью, нам помог Комитет внешних отношений Санкт-Петербурга, предоставил билеты в театр. Прежде всего, мы хотели поддержать активный русский язык — по утрам у нас были уроки разговорного живого языка в театрализованной школе от издательства «Златоуст». Мы показывали культурный уровень России: музеи, театры, ночные прогулки по живому городу. Швейцария — очень консервативная страна, в семь вечера вы выйдете на улицу — и будет ощущение химической войны: всё есть, всё стоит, людей нет. А в Петербурге в половине двенадцатого (у нас-то это только полдесятого) — всё кипит. Для подростков это был шок: они поняли, что приехали из деревни. Может быть, это та самая свобода, о которой они мечтают…
— С кем им удалось пообщаться?
— Мы делали совместный проект с русскими детьми, и, конечно, контакт был очень живой. Слава Богу, что в России воспитывается женственность. На Западе этого уже не найти: там детей воспитывают так, что не поймешь, какого они пола. Когда мальчишки из смешанных семей впервые попали в Россию и увидели русских девушек — они поняли, где их будущие невесты. Это была прекрасная возможность увидеть положительные стороны России — отрицательные мы и так найдем. На следующие зимние каникулы мы уже договариваемся о визите наших детей в Москву — планируем совместный проект с институтом Русского языка имени Пушкина.
— Насколько прочно изучение русского языка в «Матрешке» связано с православием?
— Это не церковная школа, она (как и детский сад) открыта для детей всех исповеданий, хотя и находится под одной крышей с православным приходом. Двери храма всегда для них открыты. Мы понимали, что Православие и в России сейчас — как заграница, а уж тем более в эмиграции, куда многие приезжают за куском вполне земного хлеба. Да и юридически для получения статуса в кантоне Цюрих школа не должна была быть религиозной организацией, хотя и имела благословение владыки Корсунской епархии.
Изначально мы преподавали Слово Божие, никому его не навязывая. Приходили кто хотел — в том числе дети иноверные или не имеющие отношения к Церкви. Они могли воспринимать это как культурологический курс. Священник благословляет и открывает все наши школьные праздники. Приходскую рождественскую елку тоже готовит «Матрешка».
В детском саду я всегда беру согласие православных родителей на Причастие детей. Они причащаются на всех службах, а иноверные и неверующие могут просто посмотреть. Через детей, через материнские и бытовые разговоры родителей со мной начинается постепенное воцерковление семьи.
— Дети вырастают из детского сада и перестают причащаться?
— Они приходят на занятия уже после обычной школы, на службу их уже не приведешь: просто по времени не совпадает. В выходные дни я не могу привести их на службу без родителей. А священник не успевает всюду: он проводит воскресную школу после литургии в воскресенье, куда приходят дети из уже воцерковленных семей. Так что я ставлю новую задачу: проводить бесплатные беседы о вере для совсем не знающих Церкви — перед выходными.
— Кроме экскурсий в Россию, дети еще куда-то выезжают?
— Пять лет проводили международный православный лагерь, куда ездили дети эмигрантов и дети из России. Пять лет подряд я видела, насколько проблематичным может быть наше будущее… Мы рассказывали детям в эмиграции об одной России, а российские дети — даже православные — привозили с собой ту другую Россию, в которой они живут. Для них важно самоутверждение вплоть до физических разборок — это российская действительность, совершенно чуждая Европе. Было очень трудно переводить это в психологические и коммуникативные игры, объяснять, что у нас одна вера…
— Ваш муж швейцарец? Он благосклонно относится к вашей работе по сохранению русской культуры в Швейцарии?
— Он португалец. Дома у нас звучат английский, португальский, немецкий, некоторое время был французский, потому что ребенок ходил во французскую школу, и, разумеется, русский язык. Дети говорят между собой по-русски. Мой супруг сам принял православие девять лет тому назад — до того он был материалистом. Он поддерживает все мои проекты, поездки и праздники, конференции и командировки. Он с гордостью говорит о том, что его жена русская, и дети говорят по-русски.
Не могу сказать, что дети на сто процентов ощущают себя русскими. Я создаю для них русский мир искусственно. Но они живут церковной жизнью. Мой сын всегда пономарил, это их самоидентификация. Мы читаем жития русских святых, они знают, что истина — в Православии. Только так я как мать могу противостоять западным ценностям. Только через веру я могу сохранить их патриотические чувства.
— В сохранение патриотизма через веру гораздо легче поверить, чем через бренды «матрешка, балалайка, шапка-ушанка, водка». Ведь дети приедут сюда и увидят, что на самом деле здесь этим не живут.
— В чем-то вы правы. Мы взяли название ради бренда, который ассоциируется с Россией и который не надо переводить. Но, вы знаете, когда в 2009 году я впервые привезла наших детей в Россию, мы были приглашены на прием в Швейцарское посольство в Москве. Я попросила детей спеть сначала куплет гимна Швейцарии, а потом куплет гимна России. Выяснилось парадоксальное: они — швейцарцы — не знали гимна Швейцарии! А гимн России знали. Я, конечно, скачала гимн Швейцарии в интернете и один куплет мы выучили, но это говорит о том, что в их стране вообще нет идеологии. Есть понятия, кто враг и кто не враг, но нет понятия о том, что такое ты сам. Когда я показала наших детей швейцарскому послу, он был в восторге, и я сказала: «Вам готовы дипломаты».
Дети видели и негативные стороны российской действительности — сортир в пансионате советского типа, где мы ночевали. Они такого в жизни до того не встречали, и я боялась, что придется собирать чемоданы и уезжать, увозить моих маленьких буржуев из этой дыры. Но были такие эмоции и такая глубина общения при встречах с российскими детьми, что они плакали, когда расставались в аэропорту, и это перекрыло всю бытовуху. Они без конца спрашивали: «Ольга Владимировна, когда мы опять поедем в Россию?»
Беседовала Александра Сопова