Портал «Правмир» продолжает публикацию материалов, посвященных памяти почившей год назад, 11 июня 2010 года, матушки Георгии (Лидии Владимировны Каледа), дочери священномученика Владимира (Амбарцумова), вдовы протоиерея Глеба Каледы.
Сегодня о монахине Георгии вспоминает протоиерей Владимир Воробьёв.
Матушку Георгию я знал как Лидию Владимировну Каледу — дочь священномученика Владимира Амбарцумова, сестру протоиерея Евгения Амбарцумова и матушку отца Глеба Каледы. Но я так же знал, что она была близко связана с епископом Стефаном (Никитиным), с иеромонахом Павлом (Троицким), было много и других общих знакомых.
Встречались мы с ней совсем не часто. Обычно — в связи с какими-то особенными днями, праздниками или важными датами.
Несколько раз я был дома у отца Глеба и матушки Лидии Владимировны, была беседа, маленькое застолье. Как всегда, кого-то вспоминали и обсуждали насущные проблемы.
Лидия Владимировна была человеком еще другой эпохи, чем наши сегодняшние современники. Она впитала в себя нечто особенное, что не так легко определить словами. Но, вспоминая слова Христа о том, что каждое древо познается по плодам его, и что с доброго дерева снимают добрые плоды, а со злого злые плоды, сразу хочется сказать, что матушка, конечно, является добрым плодом доброго древа.
Ее отец, священномученик Владимир Амбарцумов, был настоящим подвижником 20 века. И он передал ей огонь веры, горячность своего преданного Богу сердца.
Ей довелось прожить нелегкую жизнь и повидать много скорбей, испытать много страданий. Это было время страшных гонений, ее отец был арестован на ее глазах, а потом пропал без вести. Долгое время дети и внуки не знали, жив он или нет, сначала надеялись, потом просто молились, желая хоть что-то узнать о его кончине.
Монахиня Георгия (Каледа).
Но у Лидии Владимировны была крепкая вера, она была уверена в конечной победе добра, православной веры. Надежда, вера, любовь к Богу и ближним делали ее радостной. Она всегда была оптимистом.
В последнее время Лидия Владимировна сильно болела, но я никогда не видел ее унылой, в подавленном состоянии. Все скорби и трудности, все утраты она переносила так, как может и должен воспринимать их глубоко верующий человек.
Конечно, она сама тоже стала добрым древом, принесшим добрые плоды. Ее дети, которых мы все знаем, стали священниками, православными тружениками. Они несут веру людям, как отец Глеб и Лидия Владимировна.
Глядя на их большую семью (а в то время таких семей было совсем немного), можно было удивляться, потому что трудности жизни совместить с воспитанием такой гурьбы маленьких деток нелегко, а у них, казалось, — все легко.
Я очень хорошо помню еще со своих молодых лет, когда я был прихожанином храма Ильи Обыденного, как отец Глеб легким шагом почти бежит в храм, а за ним по- настоящему бегут малолетки один за другим, как цыплятки. Очень жаль, что об этом мало говорят, а ведь это подвиг очень трудный — воспитание такой большой семьи, стольких детей.
Тем более, тогда не было больших заработков, не было достаточных квартир, всем не хватало жилья. Но все дети выросли глубоко верующими людьми, преданными православной вере настолько, что все захотели связать свою жизнь со служением церкви. Лидия Владимировна очень интересно рассказывала и писала о них.
1975 год.
Ее воспоминания очень дороги для всех, кто знаком с историей Православия в России 20-го века. Она вспоминает близких ей людей и описывает так живо свою жизнь вместе с ними, что легко представить себе каморку, в которой она жила у тайного священника, будущего епископа Стефана (Никитина), тогда отца Сергия Никитина. Можно представить, как она ходила в Данилов монастырь к ныне прославленному старцу Георгию.
Лидия Владимировна Каледа.
У меня, как-будто перед глазами, ее встречи с иеромонахом Павлом (Троицким). Достаточно разные люди, которых она в своей жизни встретила, передали ей богатство веры и духовные дары, научили ее добродетели. И она впитывала в свое сердце это самое большое сокровище. Это было видно по тому, какой мы ее знали в уже пожилом возрасте: ровной, смиренной, скромной, кроткой, радостной, лучезарной.
Мне кажется, что ей была присуща инициатива и активность в жизни. Она была деятельным человеком. И в то же время я никогда не чувствовал властности или давления с ее стороны на окружающих, как это часто бывает у активных людей. Напротив, смирение и готовность принять волю Божию, принять тот путь, которым Господь ее ведет, было для нее естественно. Даже среди тех, кто называет себя верующими, мало кто это умеет.
Дом Калед, как называли эту семью, был одним из замечательных духовных центров в православной Москве еще и до перестройки, когда свое православие нужно было не очень-то показывать. В доме Калед была такая осторожная, прикровенная жизнь. В кабинете у отца Глеба устраивалась маленькая церковь, совершалась Божественная Литургия, потому что отец Глеб долгое время был тайным священником. Туда приходили к нему исповедоваться, причаститься Святых Христовых тайн, принять духовное руководство.
Лидия Владимировна должна была всю эту жизнь малой церкви — не только как семьи, но и малого храма, обеспечить. Она должна была читать, петь, все приготовить для совершения Литургии. Нужны были и облачения, и просфоры — это все лежало на ней. А кроме того нужно было всех обогреть, покормить, каждому сказать ласковое слово, в общем, как всегда полагается доброй матушке, вместе с мужем – священником разделить его пастырский труд.
Последняя совместная фотография отца Глеба и матушки Лидии
Лидия Владимировна была образцовой матушкой, поэтому не удивительно, что у нее и старшая дочка Александра Глебовна тоже стала замечательной матушкой. Сыновья стали священниками. Другая дочка стала игуменией. Они видели перед собой такой убедительный яркий пример, который им светил всю жизнь и напитал их благодатными соками.
Хотя вся семья постоянно молилась за отца Владимира, для них полной неожиданностью было обнаружение его имени в списках Бутовских мучеников. Эти следственные дела начали исследовать в нашем Свято-Тихоновском университете. Мне довелось, по милости Божией, по благословению святейшего патриарха Алексия совершать на Бутовском полигоне первую Литургию. Сначала в палаточном храме, потом в деревянном храме, который построил отец Кирилл. Тогда он еще не был в сане, но патриарх Алексий благословил строительство деревянного храма, и вот довольно скоро, именно на месте тех бараков, куда привозили заключенных перед расстрелом на краю рва, был построен храм.
Будущий отец Кирилл попросил меня совершить в нем первую Литургию. Для меня, конечно, это воспоминание очень-очень дорого. Надо сказать, что отец Владимир Амбарцумов, которого я сам лично не знал (он был расстрелян еще до моего рождения), стал мне очень близок, потому что так получилось, что я знал многих людей из его круга. Прежде всего, я был близко связан с отцом Павлом (Троицким).
Я знал сына священномученика Владимира – отца Евгения Амбарцумова, его дочери у меня исповедывались. По жизни моей семьи, моего деда, родителей, родных, мне было понятно, каким образом он жил в недолгие годы своего священства. И он представлялся мне уже тогда удивительно светлым человеком. Этот свет отразился в его детях.
Люди, прожившие 20-й век, время гонений, страха, часто становились замкнутыми, подавленными, испуганными. Я знал многих таких людей, с которыми не так легко было войти в контакт. Отец Глеб и матушка Лидия Владимировна были открытыми, живыми, светлыми, радостными, готовыми к общению людьми. Они как бы естественным образом втягивали людей в свою орбиту, притягивали их к себе своей любовью, радостью и открытостью, своей светлой верой.
Лидия Владимировна Каледа с внуками и правнуками.
Когда отец Глеб после долгих лет тайного священства вышел на открытое служение, на него навалилась огромная нагрузка. Он служил в храме, исповедовал, крестил, был сначала ректором катехизаторских курсов, потом стал заведовать сектором в отделе религиозного образования и катехизации. В трапезном храме Высоко-Петровского монастыря к нему стало ходить очень много людей, и вдруг его еще назначают тюремным священником.
Он уже был стар и болен, но всем сердцем отдался тюремному служению. Мне кажется, что это служение стало ему ближе всех остальных. И он все больше и больше сил и времени тратил на несчастных заключенных, которым никто не мог помочь. Там были приговоренные к смертной казни, он приходил к ним, и у этих людей, которые, казалось бы, должны быть в отчаянии, просыпалась вера в Бога, они каялись перед смертью. Это было удивительно.
Бутырская тюрьма.
Я два раза был в Бутырской тюрьме у отца Глеба. Мне было это еще потому дорого, что мой дед протоиерей Владимир Воробьев тоже сидел в Бутырской тюрьме. И мне хотелось туда пойти, увидеть. И отец Глеб приводил меня в храм, который в период советской власти был осквернен, а теперь усилиями отца Глеба он начал возвращаться к жизни.
Когда умирает праведник, ясно ощущается, что он одержал победу, достиг цели, и Господь призывает его к Себе от юдоли земной скорби в Царство Божие. Так что за него радостно. Печаль, естественная для родных, расстающихся с близким человеком, преодолевается благодаря благодатной радости, которая сопровождает смерть праведника.
Можно быть уверенным, что матушку Георгию встретил ее отец – священномученик Владимир, и отец Глеб, и владыка Стефан, и отец Павел. Она, наконец, пришла к своим, и за нее можно только радоваться.
Читайте также: