«Живущий под кровом Всевышнего под сенью Всемогущего покоится…»
(Пс. 90:1)
«Наша мамочка, наша бабушка», — так зовут ее дети, внуки, близкие…
Дочь, жена, мать, бабушка. Художник, писатель, переводчик. Все свои таланты, всю свою жизнь она принесла в дар Богу.
Наталия Николаевна Соколова, дочь известного православного подвижника, богослова и ученого Николая Евграфовича Пестова (1892 -1982), вдова священника Владимира Соколова (1920–1995), мать пятерых детей.
Николай (1950г.р.), Серафим (Епископ Сергий) (1951 -2000), Екатерина (1952 г.р.), Любовь (1954 г.р.), Фёдор (1959-2000). Все они посвятили свои жизни служению Церкви: дочери Любовь и Екатерина — регенты церковных хоров, сын Николай — настоятель храма Святителя Николая в Толмачах. А в 2000-м году матушка Наталия проводила в вечность сразу двух своих сыновей — протоиерея Феодора, бывшего настоятелем Спасо-Преображенского храма в Тушине, и епископа Новосибирского и Бердского Сергия…
24 января этого года и сама Наталия Николаевна перешагнула порог вечности. На 9-й день после кончины в храме Святителя Николая в Кленниках, где проходило и отпевание, была отслужена заупокойная литургия и панихида. В этот день вместе с родными и близкими о «мамочке» молились сын и зять — протоиереи Николай Соколов и Николай Важнов, настоятель маросейского храма, супруг Любови Владимировны, младшей дочки матушки.
«Наталия Николаевна… Наша мамочка, — сказал после литургии отец Важнов. — Сердце ее ни к чему не было прилеплено так, как к Богу, как к святости, как к любви. Она любила всех — членов своей большой семьи, всех, кого знала или не знала, но молилась за них. Слова Христа „идеже бо сокровище ваше, тамо и сердце ваше будет“ в полной мере раскрылись в жизни Наталии Николаевны.
Нужно поминать наставников наших и подражать вере их, ведь наши ценности не всегда верны, наше сердце не всегда принадлежит Богу — часто его охватывают разные страстности, увлеченности. Можем ли мы сказать: „Да, для меня самое главное в жизни — это Бог“? А она могла…»
«Наша дорогая бабушка… — взял слово отец Николай Соколов. — Она за всех молилась, она для всех была всем, чтобы, как говорит апостол, спасти хотя бы некоторых. К ней приходили разные люди. оказывались рядом и такие, которые не воспринимали ее, осуждали, а она за всех молилась, всех прощала, даже тех, кто причинил ей настоящую боль. Она молилась, а себе говорила: „Ну вот, Господь послал, значит, нужно претерпеть“. Она всех принимала в свое сердце.
Я непреложно верю, что и сегодня ее молитва не оставляет. Матушка верила и надеялась, что Господь простит ее прегрешения вольные и невольные и примет в вечные обители. В последние десять лет жизни мы видели как ее плоть, вынужденная покинуть эту тленную землю, угасала. Десять лет терпения — большой срок. И сегодня о ней исполняются слова апостола Павла: „Хочу уже разрешиться и со Христом быть“. Но 88 лет, которые она провела здесь, были украшением нашей земной юдоли. Своими трудами — и литературными, и художественными, и нравственными — она научила любить, забывая себя, привела к Богу очень многих людей… Мы собрались здесь, потому что знали и любили матушку Наталию Николаевну, и сегодня наше сердце — в ее сердце.
Меня сейчас спрашивают, какой Вы помните самый особенный день в жизни с матушкой Наталией? Каждый день, который мы прожили рядом с ней, был удивительным. Приходишь к ней — всегда узнаешь что-то новое — о себе, о мире. Она всегда была полна внутренней силы, и даже когда память ей отказала, она наделяла всех любовью своей. Любовь эта не умирает, она всегда с нами. У нее всегда было искреннее желание быть христианкой, что она, верю, и совершила — молитвами ее родителей, молитвами ее духовника, священномученика Сергия Мечева, и многих других святых. Нет дня, чтобы я не осознавал, что по ее молитве мы живем, что по ее молитве дается утешение, мир, радость мне и всем моим детям и чадам».
После поминальной трапезы, за которой собрались родные и друзья Наталии Николаевны, своими воспоминаниями поделились дочка матушки, Екатерина Владимировна Ткаченко (урожденная Соколова).
— К сожалению, я лично не была знакома с Наталией Николаевной. Когда видела ее в храме на Маросейке, всегда любовалась ее какой-то особенной благородной красотой. Но в свое время она очень помогла мне. Когда в середине 90-х вышла ее книга «Под кровом Всевышнего», мои дети были еще маленькими, казалось, в жизни было столько проблем, было не понятно, как строить жизнь в семье по-христиански, как воспитывать детей. В книге матушки нашлось очень много ответов, проблемы превратились в Божий промысл.
— Мы и сами очень многое узнали из этой книги. Потому что, конечно, наши детские впечатления о маме были совсем другими. Кое-что я знала со слов моей бабушки, Зои Вениаминовны, а в книге мама описала те же события так, как она их видела и воспринимала глазами ребенка. В 30-е годы, когда повсюду закрывались храмы, многих священников арестовывали, в их доме по адресу улица Карла Маркса (теперь ей вернули старое название — Старая Басманная), дом 20, квартира 197 тайно служились литургии.
Люди собирались затемно, в 4–5 утра, тщательно завешивались шторы и совершалось богослужение. Эти литургии были очень важны в их тайной духовной жизни. Тогда очень многие воспринимали Русскую церковь как «красную», подчинившуюся большевикам. Многие уходили в раскол, в «катакомбы», в расколе оказалась и часть Церкви за рубежом, где часто священников из советской России считали сотрудниками КГБ. И вдруг эта мамина книга с описанием этой тайной, подпольной духовной жизни выходит и попадает за границу, попадает в Нью-Йорк, где живет много православных.
Книгу читают, открывается правда, что никакие мы не «красные» — сколько в России новомучеников, сколько народа пострадало, значит, можно иметь общение. Таким образом, эти воспоминания невольно содействовали воссоединению Зарубежной Церкви с Московской Патриархией. Книгу читали в Америке, потом переслали в Австралию, потом она пошла по миру: Германия, Франция, Испания, Италия, Польша, Голландия — это только мне известные страны, где эту книгу знают и читают.
— А не было идеи сделать перевод?
— Знаю, что хотят сделать перевод на английский. Говорили даже, что кто-то начал эту работу, но, наверное, это непростое дело. Главное, что эта книга сыграла роль в воссоединении церквей.
— Невольное свидетельство о правде…
— Два года назад я попала в Америку, в Сан-Франциско, куда я приехала поклониться святителю Иоанну Шанхайскому, и я увидела, что маму там знают и почитают. А еще больше почитают маминого сына, нашего владыку Сергия. Там было создано общество помощи Сибири, которое продолжает дело владыки Сергия.
Он в свое время организовывал теплоход, на борту которого были священники и врачи. Корабль шел по Оби, заходил во все глухие деревни, расположенные по берегам, с которыми нет иного сообщения, кроме как летом, по воде. Теплоход останавливается — священники крестят, венчают, служат литургии, а в это время врачи бесплатно обслуживают все местное население. И вот теперь это дело продолжается на средства православных американцев Сан-Франциско. А началось такое сотрудничество с маминой книги…
— Матушка Наталия прожила очень долгую жизнь. Она была живым свидетелем эпохи мученичества, исповедничества.
— Да, ее воспоминания были очень важны… Она, ее родители знали многих исповедников, были близки к отцу Сергию Мечеву.
— И так сложилось, что отпевание ее проходило в храме на Маросейке…
— С этим храмом многое связывает и маму, и нашу семью. Дедушка, Николай Евграфович, был прихожанином этого храма и даже какое-то время старостой, когда здесь служил отец Алексий Мечев. Это было сразу после революции, он тогда только-только пришел к Богу. В 1925 году Отец Сергий на дому крестил мою маму. А еще совсем недавно мама рассказала о последней исповеди, которая произошла перед ссылкой отца Сергия, когда он понимал, что скоро его арестуют.
Дедушка привел маму на Маросейку, в «Мечевский храм», батюшка девочку за ширмочку отвел, принял исповедь, а потом сказал: «Наташа, мы встречаемся с тобой в последний раз. И мы в этой жизни больше никогда не увидимся, а встретимся только в жизни вечной. Я иду на мучение». Мама, тогда совсем ребенок, как вообразила себе эти мучения, заплакала: «Батюшка, вам что, в ручки-ножки будут гвоздики забивать? Вам же больно будет». Он было стал ее утешать, но увидел, что ребенок разревелся по-настоящему, позвал дедушку и сказал: «Уберите эту реву-корову».
Потом, когда отец Сергий был арестован и сослан в ссылку, к дедушке несколько раз приходили провокаторы. Они приносили поддельные письма от отца Сергия, пытаясь выпытать что-то. Мама рассказывала, что однажды к ним пришел человек, принес письмо якобы от батюшки. Дедушка его в большой комнате оставил, а сам пошел к себе, закрылся, встал на колени, начал усердно молиться, читает письмо и никак не может понять, почему отец Сергий говорит о каких-то «наших делах». Там все время звучала фраза «как наши дела?». Кто по ссылкам, кто в тюрьмах, кто расстрелян уже — какие могут быть «дела»?
Да, члены общины иногда собирались вместе помолиться, то у одного, то у другого, то вместе в какой-нибудь храм придут, а никаких дел-то уже не было. Мама говорит, что дедушка читал письмо, молился, а потом позвал ее и сына Колю и говорит, что Господь детям скорее откроет: верить или нет. «Наташа, читай», — говорит отец. «Я читаю и понимаю, что это поддельное письмо, — вспоминала мама. — Папа, это провокатор». Он перекрестился, вышел к этому человеку и сказал: «Знаете, нас интересует только здоровье батюшки. Предайте ему «За все слава Богу». И ничего ему не сказал. И такое было дважды, потом еще один раз провокатор приходил. Среди священнослужителей искали тайный заговор, врагов народа.
Да, помню, у бабушки и у дедушки всегда портретики отца Алексия и отца Сергия стояли. На портрете — отец Сергий с книгой. Когда я лет в 8–9 спрашивала: «А кто это?» Бабушка отвечала: «Это наш духовный отец». Еще была такая выписка под фотографией: «Делайте, делайте внешнее, ибо внешнее зависит от вас, внутреннее же от вас не зависит. Но за внешнее Господь даст вам внутреннее». Это изречение отца Сергия Мечева, оно было написано печатными буквами и под портретиком приклеено.
Но как мне, девятилетнему ребенку было понять, что такое внешнее и внутреннее? Я у бабушки спросила, она мне стала объяснять: «Внешнее — это поведение, вот, допустим, внутри ты не хочешь что-то делать, но если начнешь делать хотя бы внешне, то и внутреннее с этим согласится. Не сразу, но обязательно. Но сначала, если не понимаешь что то, делай хотя бы внешнее, а если внешнее войдет в привычку, то оно будет изменять и внутреннее- состояние души».
Это было уже понятнее. Дедушка очень часто со своими детьми проводил духовные беседы — читал Евенгелие, Апостола, старцев, а дети в это время рисовали. Так вот, у дедушки над столом висела еще такая открыточка: кругом заросли кустарника, через камыши плывет лодка, вдалеке разливается речка, а внизу надпись: «От Тебя победа и от Тебя мудрость, и Твоя слава, а я Твой раб» (2Езд.4,59). Я спросила как то: «Дедушка, а кто это сделал?«Он сказал, что дядя Коля, его старший сын, который на фронте погиб.
К беседе присоединился отец Николай Важнов, нынешний настоятель Маросейского храма.
— Наталия Николаевна великая, удивительная была женщина. То, что я с ней познакомился, что меня Господь привел общаться и жить рядом с таким человеком — это Милость Божия. Могу сказать, что она — моя вторая мама. С самых первых дней моего общения с Любой она мена приняла. Когда я ехал к ним домой в первый раз, я переживал: как меня встретят мама и папа, такие известные люди в православном мире? И оказалось — тут все просто, открыто.
Наталия Николаевна, мамочка, сразу же усадила за стол, стала угощать, приняла меня очень тепло. И она сразу же вошла в мое сердце, между нами родились по-особому теплые, радостные отношения. Это утвердилось и позже: когда мы с Любой уже поженились, она, очень мудрая женщина, подарила мне нательный крестик, сказав, что он — от бабушки, Зои Вениаминовны. „Носи этот крест, он семейный“, — сказала она мне, и я ношу его и по сей день. Я чувствую, что вместе с этим крестом рядом со мной — ее душа. Ее молитвы очень глубокие, очень дерзновенные. Когда я видел, как она молилась, просто поражался.
— Когда дети женились, выходили замуж, она внутренне отпускала их?
— Она любила, но никогда не дрожала над детьми. Она давала полную свободу. Это очень мудро. Сейчас родители часто ошибаются, когда слишком опекают своих детей. Их отношение понятно, хочется, чтобы дети меньше ошибались, но ведь в основном на ошибках человек учится жизни.
— В общении с Наталией Николаевной Вы можете отметить что-то особенное?
— Она была очень внимательным человеком, всегда бережно относилась к вещам, продуктам. Хочется вспомнить один эпизод. Летом в доме Соколовых в Гребнево собирается очень много детей. Тут кто-то яблоки принес. И как поступают дети: половину съедят, и, а то и просто куснут и бросят. А матушка ходила, все-такие надкусанные яблоки подбирала, чтоб ничего не пропало. И так она ловко все это делала. У нее на плите стояла кастрюля с водой, так она подбирала, прямо издалека кидалаи точно попадала — яблоки прямо в кастрюлю плюхались. Сварит компот и говорит: „Ах, какой вкусный компот получился“. В этом выражалось ее отношение к дарам Божиим. Она показывала пример другим не на словах, а не деле.
— То есть она даже не бранила детей, не наставляла, что нельзя так обращаться с едой?
— Нет, конечно. Потом ходила предлагала всем этот компот. Все понимали, что этот вкуснейший компот который, у нее получился, из тех огрызков, которые были выброшены. И сами все понимали.
Екатерина Владимировна:
— А я еще помню, что она говорила: „Дорожите каждым куском хлеба“. Иногда она вспоминала войну. » Я никогда не думала, что настанет такой момент, когда я подойду к этому буфету, открою его и смогу съесть хлеба столько, сколько хочу».
Протоиерей Николай Важнов:
— Пока человек не переживет голод, он не будет так бережно относиться к хлебу, — продолжает отец Николай. — Мы сейчас неаккуратны бываем, не доедим кусочек — и ладно. А она показывала детям и внукам пример бережливости.
И еще мне хочется рассказать, как часто я чувствовал ее любовь ко мне. Бывало, приеду в Гребнево, сижу на лавочке в саду, читаю книгу. Вечер, уже прохладно. Но мы были молодые, и прохлада эта как-то в радость даже. А матушка уже была старенькая, видимо, все время замерзала. Так вот, она потихонечку подойдет сзади и шалькой своей мои плечи накроет. Такая забота трогала до слез.
Я говорил: «Мамуля, спасибо, и так ведь тепло» — «Нет, а вдруг ты замерзнешь, вдруг заболеешь?! Это ведь так легко — простыть-заболеть». Своей заботой она всех окружала. Последние полтора года она жила у нас. Так она никогда не роптала, да у нее и ничего не болело. Говорила: «По чьим-то молитвам по милости Божией у меня ничего не болит, аппетит хороший, сплю хорошо». Но после микроинсульта постепенно память становилась хуже и хуже, потом ноги отказали. Вообще, она постница большая была, жила на строгой диете. Быть может, это тоже сказывалось на том, что ничего не болело. А то, что было — она с благодарностью несла.
Екатерина Владимировна:
— Вся ее жизнь — это подвиг. Даже смерть двух детей она пережила без отчаяния и ропота. Меня даже соседи по подъезду встречали и говорили: «Это герой, она похоронила двух детей, двух сыновей, а смотрите, какая она спокойная…»
Протоиерей Николай Важнов:
— Так переносить страдания может только очень глубоко верующий человек.
— В одном интервью матушка сказала о том, как она переживала кончину детей: «Матери, жене — не передать, как больно. Охватывает чувство покинутости и одиночества. Но надо помнить, что вообще все в жизни совершается по Божьей воле,- тем более призывает Господь к Себе человека».
— Да, вот теперь Господь призвал ее. Мы сейчас поем «Вечная память!» Раньше в некоторых храмах были такие требы «на вечное поминовение»:люди давали большую сумму и просили молитвах… Но вот, мне кажется, своей книгой «Под кровом Всевышнего» матушка Наталия Николаевна в полном объеме этой мысли себя записала «на вечное поминовение». Все, кто читают эту книгу, все, кто учатся жить по опыту матушки, они все молятся за нее. И этот круг молитвенников очень велик. И не только у нас в России, а и далеко за рубежом, книга претерпела пять изданий. Вечная память матушке!
— Когда моей мамы не стало, я скоро почувствовала, что она словно живет во мне: я говорю как она, думаю как она, веду себя по жизни как она. Вы в себе чувствуете мамины черты?
Екатерина Владимировна:
— Мой брат, покойный владыка Сергий, часто говорил: «Бабушка, Зоя Вениаминовна, мама и ты — это все одна линия. Один характер, одни поступки, одни дела». Конечно, чувствую. Более того, мы с ней очень похожи. Как-то мы были с ней в храме, а она сказала, что должна уйти раньше окончания службы, прошло время, вдруг я повернула голову, в темном окне увидела ее отражение, думаю, что же это она не ушла, а потом смотрю — а это не ее, а мое отражение.
— У Наталии Николаевны, когда она приходила молиться на Маросейку, было какое-то прямо царское, княжеское выражение лица, в котором отражалось внутреннее достоинство и красота.
— И отрешенность от этого мира. Владыка Арсений еще месяца два назад спрашивал, как там матушка Наталия. «Она у вас такая матушка, которая не будет сидеть у подъезда и косточки всем перетирать, она у вас другая!»
— В последние годы как Наталия Николаевна проводила свои дни?
— Она рано вставала, умывалась, сначала молилась потом пила святую воду с просфорой. После завтрака или читала, или рисовала, или что-то смотрела. Она без дела никогда не сидела. Или в храм шла. Из последних сил стремилась в храм ходить. Последние несколько лет я уже ее довозила до храма, ей уже трудно было ходить. Но она категорически отказывалась от кресла-каталки. Еще она часто ходила на могилу к мужу. Последний раз была там в сентябре, я ее подвезла к самой могиле. Она всегда брала с собой канонник, сидела у могилки, читала канон или акафист.
— А как матушка молилась?
— Мама читала правило, читала акафисты, но еще она много молилась своими словами. Она просто и открыто говорила с Богом: все, что чувствовала, все свои просьбы просто излагала своими словами. Это было такое живое искреннее общение. Но, конечно, она не отрицала правило. Шестопсалмие наизусть знала. Службу очень любила. Мама всегда старалась в храме встать так, чтобы все слышать и все понимать. И бывала очень недовольна, когда кто-то читал плохо: «Стою, слушаю, ничего не могу понять, что он тараторит». Надо было все понимать, а не просто присутствовать.
— С внуками, наверное, много общалась?
— Очень много и тепло. Любила сказку интересную рассказать, пока могла рисовать — рисовала с ними. Вышла же ее книжка для детей «Сказки Старины», где даже иллюстрации были сделаны по ее наброскам. Мама все-все отдавала нам. Кажется, она старалась все это передать, чтобы сохранить преемственность духовного опыта, чтобы через нас он передался нашим детям, внукам, правнукам. Чтобы целый пласт истории России не был не забыт, чтобы эта память предавалось и жила в потомках.