Мы знаем, что разговоры о «национальной идее» нередко возникают от суеты и праздности, от чванства и стремления к грантам. То, что нас объединяет на века вперёд, – это уж точно не лабораторный гомункулус. Это Куликовская битва, на которую благословил Московскую Русь Преподобный Сергий.
Академик Б.А. Рыбаков писал о последствиях Куликовской победы: «Общерусский подъем сказался в развитии литературы, науки и искусства. Достаточно назвать только одно имя Андрея Рублёва, чтобы почувствовать, каких высот достигла русская культура непосредственно после Куликовской битвы. Крепла идея объединения разрозненных русских земель в мощное единое государство». Сергий Радонежский благословил возрождение Руси – и, надо думать, он не ставил на первое место мирские достижения.
Ветры куликовской победы разогнали мрак, в народе как будто удесятерились прежде дремавшие силы. Строились новые храмы, появлялись поэмы и сказания о победе… Чудеса Феофана Грека и Андрея Рублёва возвысили Русь. После победы благочестивый князь заложил на реке Дубенке Успенский монастырь и создал храм Рождества Пресвятой Богородицы на могилах павших воинов.
Нелегко осознать всю остроту подвига преподобного Сергия Радонежского и князя Димитрия Иоанновича. Нам из «прекрасного далёка» кажется, что только так и мог поступить князь Московский: встать на защиту Отечества, броситься в сражение…
А ведь история знает немного примеров самоотверженного сопротивления сильному агрессору. У захватчика всегда есть преимущество первого хода, инициатива… Вспомним историю великих завоеваний – от Кира до Третьего рейха. Как часто народы сдавались им без боя. А Димитрий выбрал смертельный бой «за други своя» и за будущее Руси. Гибели он не страшился, живота своего не щадил.
С многовековой исторической дистанции для нас неудивительно, что Сергий Радонежский благословил князя на сражение с войсками Мамая. Но представим себе: это случилось во времена, когда русские княжества пребывали в зависимости от Орды и от Великого княжества Литовского. И только православная церковь объединяла разобщённый, неприкаянный народ. И преподобный Сергий, всегда отказывавшийся от власти, от митрополичьей кафедры, стал вождём православного народа. Благословив на битву, он принял на себя ношу – непосильную.
Что объединяло русских? Не было единого государства, не было самодержца. Общественный уклад, культура, язык – в те годы эти понятия оставались размытыми. А крестное знамение объединяло. И память о предках.
Нам скажут: а может ли православный монах благословлять на битву, на кровопролитие? Ведь Родина монаха – царство Божие, разве может он обожествлять соблазны гибнущего сего века – такие, как любовь к Отечеству? Не слишком ли земным, не слишком ли мирским был наш игумен? Не заигрался ли в политику? Эта логика, доводящая христианство до толстовства, знакома нам.
В Евангелии действительно ничего не сказано о любви к Родине, а некоторые положения Писания можно трактовать и в антипатриотическом духе. Но Писание было дополнено Священным Преданием. И любовь к Отечеству, к своему народу и государству – святыня, дополняющая христианские ценности.
Быть может, преподобный Сергий особенно дорог русскому сердцу именно потому, что в его судьбе пересеклись эти линии: Евангелие, Предание, Родина. Ведь его патриотизм бескорыстен: мы знаем, что Сергий был не властолюбив, в его житии немало свидетельств о подлинном смирении. Иноки Сергия Радонежского и князь Димитрий шли на смертный бой – и преподобный Сергий видел, что в те дни их вера была сильнее, чем до роковых дней. Боевое испытание помогло истребить в душах всё лишнее, греховное – то, что вылупливается из эгоизма.
Иван Ильин писал: «Воин, как носитель меча и мироприемлющего компромисса, нуждается в монахе как в духовнике, в источнике живой чистоты, религиозной умудрённости… И самый меч его становится огненною молитвою. Такой Димитрий Донской у святого Сергия перед Куликовой битвой». Из отцов нашей Церкви преподобный Сергий ближе всех к жертвенной героике воинского подвига. А Россия – страна воинская…
Меч – изначально языческий символ. Но иначе и быть не могло: ведь это мощнейшее оружие появилось до Крещения Руси, даже до Крещения Константинополя. А лучшие мечи выковывали персидские и сирийские кузнецы: их с древнейших времён добывали лучшие русские воины. Когда русичи воевали с православными греками, а потом заключали мирный договор – греки клялись в Храме, а наши предки, язычники – целовали меч. Меч – это тоже крест. Но язычники придавали ему символическое значение в контексте культа предков. Ведь кузнецы подчас примешивали к металлу мечей прах отцов и дедов знатного воина. Церковь боролась с этими проявлениями язычества, и во времена Сергия и Димитрия Донского дедовская традиция забылась. В пропорциях меча стали видеть метафору Распятия.
В монашеской келье рождался воинский и духовный подвиг, преобразивший православную, свободную от иноземных завоевателей Русь. Именно на Куликовом поле были заложены победные традиции христолюбивого воинства. А московская дружина времён Димитрия Донского состояла из опытных бойцов, прошедших огонь и воду. Воинское ремесло они знали досконально. Но, чтобы тягаться с Мамаем, одной дружины недостаточно, тут должен подняться народ.
Сохранилась легенда: двигаясь навстречу врагу, близ Коломны, князь Димитрий услышал глас, предрекший ему заступничество Богоматери в походе. А потом была обретена Донская икона…
«Лепо есть нам, братие, положити главы своя за правоверную веру христианскую, да не прияти будут грады наши погаными, не запустеют святии Божии церкви, и не рассеяни будем по лицу всея земли, да не поведены будут жены наша и дети в полон, да не томимы будем погаными по вся дни, аще за нас умолит Сына своего Пресвятая Богородица», – говорил Димитрий своему воинству, вспоминая слова преподобного Сергия.
Он понимал, что идёт на смерть – в те годы такие битвы неизбежно превращались в кровавое побоище. И чудом выжил на бранном поле. После боя князя искали среди мёртвых, он и впрямь лежал без сознания, сбитый с ног в бою. Только весть о победе вернула Димитрию силы.
Благословение Сергия Радонежского стало для нас образом Победы. И в этом – ещё одно объяснение бессмертия основателя Свято-Троицкой лавры. Образ победы как национальной идеи – центральный для всей русской героики, получил импульс для развития именно в ходе осмысления Куликовской битвы. С этого времени русская героика – это героика победителей, людей, стремящихся к победе как к достижимому идеалу. Таким героям свойственна мобилизационная психология: они способны ярко проявить себя в экстремальной ситуации, совершить чудо, активизировав для этого все силы, все скрытые в человеке резервы.
Сражение с ордами Мамая – это ещё и эпическая драма истории. Современный исследователь пишет:
«Куликовская битва – яркая вспышка той материальной и духовной энергии, которая была накоплена созидательным и ратным трудом нескольких поколений русских людей. Составляющими той великой силы, которая на Куликовом поле надломила вековое могущество Орды, были повседневный, упорный труд крестьянина и ремесленника, горячее слово патриота-проповедника, доблесть воина и мастерство художника».
Битва 8 (21) сентября 1380 года, с которой отсчитывают историю великорусского народа, остаётся лучшим примером симфонии Церкви, государства и культуры. И преподобного Сергия Радонежского называют родоначальником Земли Русской именно потому, что был он духовным отцом Куликовской победы.
Олицетворяли победу герои Непрядвы – благословлённые преподобным Сергием его духовные дети, иноки Александр Пересвет и Андрей Ослябя.
Глядя на них, каждый ратник понимал, что это священная война. Пересвет начал битву поединком с ордынским богатырём Челубеем, в котором погибли оба противника. А Ослябя первым ринулся в бой и погиб, подав пример оцепеневшему воинству. Не столь важно, насколько историчен этот сюжет. Иногда легенда важнее документа, потому что она вдохновляла поколение за поколением, она созидала Россию.
Предание об этих подвигах стало ясной метафорой взаимоотношений Церкви, государства и народа. Примером благочестия, ревностным служением Церковь вдохновляла, придавала силы – как святой чудотворец Алексий, митрополит, святитель Московский, по выражению автора Жития, «душа советов и дел князя Димитрия». И – как Сергий Радонежский, подаривший русскому народу не только победу, но и мерный свет монастырей, очагов православного благочестия Московской Руси.
После Мамаева Побоища ордынское иго ослабло, но не прекратилось. В 1382-м году Москву разорит хан Тохтамыш… Но поражения не могли вытравить память о Куликовской победе, и объединение русского народа стало неизбежным.
Неприятно удивил многих из нас публицистический задор историка Ю.Н.Афанасьева, опубликовавшего скептические рассуждения о симфонии: «В течение более двухсот лет Церковь всячески способствовала укреплению царской власти, то есть власти Орды. Когда Орда пала и на Руси к власти пришли московские князья, то Церковь осталась».
Думаю, стрела направлена в сегодняшний день, ведь невозможно всерьёз отрицать патриотическую роль Церкви, которая в годы ига без паники, ярости и кичливости отстояла и русский язык, и народную культуру. Теперь же учёный утверждает, что историческая наука выше морали, а идеалы нашему обществу не нужны.
Удивительно запальчивая попытка дегероизации! В нескольких публикациях тот же Юрий Афанасьев настойчиво проводит идею ничтожности Невской битвы и Ледового побоища: учёному-западнику не по душе символика подвига святого Александра Невского, остановившего гибельное для православной Руси нашествие с Запада. И как же они ненавидят правду предания, правду, которая формировала идеологию и духовную жизнь дюжины поколений. Что может быть выше такой правды?
Бывший оратор первого съезда народных депутатов не приемлет государственного начала, связанного в истории Руси с возвышением Москвы. А ведь объединение русских земель вокруг скромного городка, окружённого лесами – это настоящее чудо нашей истории, а у тех, кто это чудо созидал, нам нужно учиться смирению и терпеливости.
Всё равно молитва святого князя перед битвой сильнее любого скепсиса – и, сколько бы веков ни прошло, нас всегда будут просвещать строки «Сказания о Мамаевом побоище»:
«Господи, Боже мой, Иисусе Христе, смею ли я, смиренный раб твой, молиться Тебе? Но [к кому] обращу уныние мое! Лишь Тебе представлю печаль мою. Ты, Светодатель, Владыко, не сотвори нам, как некогда сотворил отцам нашим, когда навел злого царя Батыя. Еще тот страх в сердцах наших. И ныне не до конца прогневайся за нас.
Знаю, что из-за меня землю Русскую хочешь погубить. Ведь я согрешил перед Тобою больше всех. Но поступи со мною по милости Твоей, избавь нас от врагов наших. Сотвори для меня, Господи, ради слез моих так, как сотворил для Езекии, укроти, Господи, сердце этого свирепого».
В год 700-летия Сергия день Куликовской битвы приобретает особый праздничный смысл и мы снова вчитываемся в строки «Задонщины». Так будет и впредь.