— В глубине души мы все надеялись, что второй волны не будет. Но она уже здесь. И теперь мы примерно понимаем, что нас может ждать. Это хорошо или, наоборот, плохо для нас в психологическом плане?
— Это очень плохо. Когда была первая волна, все шло по модели Кюблер-Росс: сначала шок, отрицание, потом агрессия («изоляцию придумали злые враги, зачем нас здесь заперли»); потом торг («а вот если мы на чуть-чуть будем выходить? а если в маске? а если с собачкой?»); потом депрессия («Господи, мы тут все помрем»). Потом наступило принятие: мы адаптировались к идее, что на какое-то время пришлось мобилизоваться, но это закончится, и мы вернемся к обычной жизни.
Сейчас оказывается, что нормальная жизнь вернулась условно. Мэр Москвы подписал указ о том, что дети уходят на каникулы на две недели. На мою жизнь это влияет крайне негативно, как и на жизнь многих людей. Это очень неприятные изменения, похожие на то, как это было, но без душевного подъема: мы сейчас сплотимся единым фронтом и победим гнусную заразу — коронавирус.
Получается, ощущения сплоченности, единения, значимости — ты вносишь свой вклад, хотя бы сидя дома — нет, а ограничения есть. Это очень негативно воздействует на психику.
Кроме того, как раз сейчас наступают отдаленные последствия предыдущей волны. Всемирная организация здравоохранения предупреждала, что до 50% медиков будут испытывать симптомы посттравматического стрессового расстройства. Можно предположить, что у значительного числа людей, переживших пандемию, независимо от того, болели они или нет, тоже будет посттравматическое стрессовое расстройство от таких кардинальных изменений в жизни.
И на это ПТСР накладываются новые ограничения. В бытовом плане мы просто сталкиваемся с бесконечной раздражительностью и немотивированной агрессией окружающих людей. Кто-то лучше себя контролирует, кто-то хуже, но все очень раздражены.
Вирус сложно ненавидеть, поэтому злятся на людей
Люди устали бояться — это то, что мы слышали в последние месяцы самоизоляции. Как быть с теми, кто игнорирует опасность вируса и даже выступает против ограничительных мер?
— Сейчас происходит поляризация общества на, условно говоря, более послушных и более революционно настроенных.
Полгода назад враг был тот, кто не носил маску. На самом деле враг, конечно, — это вирус, но свойство человеческой психики — мы ненавидим «кого-то», а не «что-то». Вирус невозможно увидеть и ненавидеть сложно. Мы ищем врагов среди подобных нам — людей.
Сейчас враг — это кто? Раньше те, кто соблюдал правила, мог идентифицировать себя как «хорошего», «правильного» гражданина. Прошло полгода, и мы видим, что вирус все равно распространился, вне зависимости от соблюдения нами правил и ограничений.
Без позитивного подкрепления мотивация соблюдать требования безопасности падает. Если честно, сейчас она стремится к нулю.
В медицине есть понятие — тропность (Предпочитаемость, тяга к чему-либо, сочетаемость с чем-либо. — Примеч. ред.). Мы сейчас очень тропны к любым раздражителям, очень остро их ощущаем. Плюс никуда не делось «извечное желание русской интеллигенции» ответить на два вопроса: кто виноват и что делать. Кто виноват? — например, те, кто поехал в Сочи, Турцию, недостаточно соблюдал масочный режим. Мы ищем виновных, чтобы защититься от мысли: новые ограничения снова не помогут.
— Можно ли говорить, что в этот раз страха и паники будет меньше из-за этой общей усталости?
— Возможно, да, но и сопротивления ограничениям будет больше.
С одной стороны, хорошо, что страха и паники будет меньше: они крайне разрушительно действуют и на психику, и на тело. Иногда сразу или через три-шесть месяцев вылезают стресс-ассоциированные болезни. Прошло полгода с начала эпидемии, и медики столкнулись с огромным количеством манифестаций хронических заболеваний, дерматологических проблем, проблем с ЖКТ, с психикой…
Мы надеемся, что паники будет меньше, и этих стресс-ассоциированных расстройств тоже. А с другой стороны, паники убавится за счет большего сопротивления и негативизма, то есть вырастет уровень агрессии.
Если бы мы рассматривали какой-то лабораторный кейс, а не говорили про реальную жизнь в России, я бы сказала, что ситуация «меньше страха, больше агрессии» — это хорошо. В агрессии много энергии, а страх и паника — это истощающие состояние. Но поскольку мы находимся в условиях реальной жизни, рост уровня агрессии — это плохо. Потому что когда много агрессивной энергии, она куда-то должна выплескиваться. В борьбу против чего-то, например.
— Кстати, про борьбу. Сейчас по всему миру проходят протесты, к антимасочникам присоединяются и антипрививочники. Люди говорят, что они не против масок, они хотят вернуть себе свободу ходить, как хотят и где хотят. Почему именно маска стала символом этой борьбы с ограничениями?
— Людей все же можно понять. Их беспокоит, что маска затрагивает всех, вне зависимости от пола, возраста, социального статуса. Им говорят в каждом магазине: «Наденьте маску, потом я продам вам хлеб». Многим кажется, что маска — это неудобно, она вызывает дискомфорт. Некоторые видят даже символическое значение — человеку в маске как будто заткнули рот.
— А как насчет запретов? Готовы ли мы снова закрыться дома в ближайшее время, учитывая, что даже маски в метро носят далеко не все.
— Без жестких ограничительных мер закрыть людей дома не получится, а при принятии решения об этих мерах важно учитывать соотношение пользы и вреда. В данном случае пользы для здоровья, но вреда для социальной напряженности.
Представим, что сейчас власти ввели такие же жесткие меры, как в прошлый раз. В прошлый раз мы были готовы терпеть ограничения ради сдерживания эпидемии, однако этого не случилось. Сейчас мы в совсем другом эмоциональном состоянии, и сопротивления ограничительным мерам будет в разы больше.
Фокусироваться на мелочах и не читать новости
— Что бы вы посоветовали людям, которые сейчас думают: «Ну все, если мне придется еще три месяца просидеть взаперти, я точно сойду с ума».
— Тут важно поддерживать себя в долгосрочной перспективе. Ковид — это правда страшно. Это какая-то непонятная невидимая штуковина, а самое страшное и разрушительное для психики — бороться с невидимым врагом.
Если мы уж ненавидим, то нам важно ненавидеть кого-то конкретного. Вирус невидим, неосязаем, мы можем только доверять медикам или властям, которые говорят, что если ты делаешь определенные процедуры, ты с этим врагом не встретишься. Но практика текущего года показала, что мы все равно с ним встретились, может быть, не лично каждый из нас, но тем не менее.
Это правда очень тревожно, разрушающе и истощающе для психики — сидеть и бояться невидимого врага, который то ли прилетит, то ли не прилетит.
Вакцина в каком-то виде появляется, но насколько она эффективна, пока непонятно. Ты по большому счету ничего не можешь сделать, чтобы защититься. Разговоры про то, что «ты больше сиди дома, почаще мой руки и носи маску», уже не утешают.
Поэтому надо поддерживать себя. Фокусироваться на маленьких вещах, которые мы можем сделать не для защиты от вируса, а для поддержки себя в этих неопределенных и неизвестно сколько продолжающихся условиях. Это та работа над повышением стрессоустойчивости, которую в принципе нужно вести, независимо от пандемии: налаживать социальные связи, поддерживать их, следить за здоровьем, соматическим и психическим. Спать, есть, гулять, пока это можно, поддерживать физическую активность. То есть делать все, что в наших силах, чтобы наше тело, а стало быть и дух, были в благополучном состоянии.
Есть исследование о связи угнетенного психоэмоционального состояния и снижения защитных сил организма. Человек в позитивном, благополучном эмоциональном состоянии более устойчив как психически, так и физически.
Узники концлагерей в своих воспоминаниях писали, что в этой совершенно неопределенной обстановке, когда ты ни на что не влияешь, и твоя жизнь находится в ежесекундной опасности и не стоит ничего, очень важно фокусироваться на том, что ты делать умеешь. Это про свободу выбора, про ощущение, что человек не жертва, он может управлять хотя бы небольшой частью своей жизни.
— Какие правила психогигиены вы бы посоветовали соблюдать тем, кто сейчас читает новости про рост заболеваемости и паникует?
— Ни в коем случае не читать. Мое предыдущее интервью так и называлось: «Я вас умоляю, не читайте новости». Я продолжаю умолять делать то же самое. Негативная информация вас сама найдет. Никакой новой информации не появилось. Мы ничего принципиального нового не знаем ни про вирус, ни про лечение. Если мы будем подробно читать и изучать, это никак нам не поможет.
Но нанесет существенный психологический вред, потому что мы очень сильно расстраиваемся и пугаемся. А пугаться в связи с вопросами, на решение которых мы не имеем никакого влияния, — это очень плохо для психики. Поэтому я снова предлагаю сосредоточиться на том, что мы делать можем — заботиться о себе, о близких, о здоровье, заниматься саморазвитием, если на это есть силы.
— Есть люди, которые сейчас боятся всего: заразиться, заразить близких и незнакомых, взяться за ручку двери, поговорить с человеком в магазине, назначить встречу. Как им разобраться, где объективное соблюдение правил безопасности, а где нет, и надо ли обратиться за помощью. Как вернуться к нормальной жизни?
— Надо задуматься о том, волнуетесь ли вы настолько, что это мешает вам жить обычной жизнью.
Качество сна — это главный дифференцирующий критерий, потому что когда люди тревожатся, это отражается на их сне. Стоит беспокоиться, например, если вы не спите: плохо засыпаете, встаете ни свет ни заря, тревожно просыпаетесь в середине ночи и с утра чувствуете себя разбитым и не можете нормально функционировать в жизни и на работе. Это однозначный повод, чтобы обратиться либо к врачу, либо к психологу.
Может быть и обратная ситуация — очень высокая сонливость, когда человек спит по девять часов, но все равно не высыпается и засыпает к середине дня. Это тоже показатель уязвимого состояния психики.
Хочу подчеркнуть, что психолог или терапевт — это не последний бастион, это первое, что нужно сделать. Здесь совершенно нет задачи справиться самостоятельно, а своевременное обращение за помощью — правильное и ответственное действие.
— У медиков было несколько месяцев, чтобы перевести дух, но сейчас нагрузка на них снова увеличивается. Каково их психологическое состояние, насколько они готовы снова мобилизоваться и по 12 часов работать в СИЗах?
— Это самый болезненный вопрос. Психологическое состояние медиков очень тяжелое. Получше там, где хорошие коллективы, где главврач оказывал поддержку, был со своими коллегами. То есть социальная поддержка от коллег-медиков оказалась самым мощным фактором, препятствующим психологическому разрушению.
Те коллективы, где этого не было, к октябрю подошли в состоянии психически разрушенном, и второй волны с СИЗами и так далее они просто не выдержат. Я знаю, что в Москве, например, финансовая компенсация медикам в красной зоне достаточно высокая, и это была одна из причин, почему медики продолжали работать. Но никакими деньгами не компенсировать психоэмоционального напряжения и разрушения.
В мае вышла статья Сергея Сергеевича Петрикова (Главный врач НИИ Склифосовского. — Примеч. ред.), профессора Холмогоровой (Доктор психологических наук Алла Холмогорова. — Примеч. ред.) и еще нескольких авторов. В НИИ Склифосовского они делали исследование уровня стресса и выгорания. Согласно их данным, уровень тревоги составлял 100%, уровень суицидальной готовности — 10%. Это зашкаливающие высокий показатель, в пять раз выше, чем в среднем по популяции. Это, хочу подчеркнуть, было в мае. Сейчас будет хуже.
Стали сознательнее, потому что боимся
— Мы в целом больше стали обращать внимание на здоровье окружающих. Сейчас чихающий и шмыгающий носом человек в автобусе или магазине вызывает негативные эмоции. Это нормально? Получается, появился новый тип дискриминации людей.
— О дискриминации мы не говорим, мы скорее говорим о настороженности. Это очень естественное развитие событий. Например, все правительства и минздравы мира бьются над развитием онконастороженности, потому что в целом мы крайне попустительски относимся к своему здоровью. И если пандемия помогает нам более ответственно относиться к своему здоровью, то вообще говоря, это хорошо.
— Если пытаться во всей этой истории искать положительное, можно пофантазировать и представить, что мы в результате будем внимательнее относиться к своему здоровью. Например, не ходить на работу с температурой, хотя до пандемии это было не редко. Как вам кажется, это может быть правдой? Или стоит победить вирус, и люди благополучно обо всем забудут?
— Это ведь все подчиняется закону нормального распределения. Большая часть людей будет более настороженной и не забудет, потому что, как вы сказали, их будет контролировать их социальное окружение. Есть незначительная часть людей, на которую не влияет ничто, никакой вирус, они как действовали, так и действуют.
Но в основном мы стали более сосредоточены на собственном здоровье, и тех, кто ходит в офис с температурой или ребенка с соплями отправляет в сад, действительно стало меньше. Опять же, к сожалению, это уравновешивается тревогой. То есть дело не в том, что мы стали такие сознательные, а в том, что мы боимся.
Скорее всего, если это не будет поддержано специальным образом, то само собой уйдет, но какое-то время, какой-нибудь год, мы так проживем. Сейчас, например, идет волна сезонного гриппа. Моя выборка небольшая, это не полноценное исследование, а наблюдение: среди моих знакомых существенно большее количество людей активно ищут возможность вакцинироваться, и это очень хорошо.