«Меня всегда волновала тема стыда и раскаяния»

— Павел Семенович, зрители наверняка будут сравнивать ваш новый фильм с «Островом» (2006), где Петр Мамонов так потрясающе сыграл кающегося грешника. Тема схожая: раскаяние, духовное обновление. Сравнение правомерно?

— Не думаю. Тут нет такого сказочного притчеобразного сюжета, как в «Острове», нет чудес, нет молитв. Это история дирижера и его оркестра, которые едут исполнять ораторию «Страсти по Матфею» в Иерусалим. Там с ними случаются всякие события, преображение, кризис личности. Похоже на «Остров», может быть, тем, что тут тоже присутствует тема стыда, переоценки своей жизни. Это тема, которая меня волнует и волновала всегда. «Дирижера» отличает еще и то, что там почти все время звучит музыка. Написал ее митрополит Иларион Алфеев. Фильм, собственно, и начался с того, что я услышал его ораторию, а потом долго и мучительно писался сценарий, вариантов пять было. Это вообще длинная история. Когда мы только начали проект, Иларион еще не был митрополитом, он служил в Вене, был епископом Венского собора. Человек совершенно необычайный: доктор философии Оксфорда, профессор богословия, знает пять мертвых языков. Написал диссертацию по православному мыслителю Исааку Сирину. И он замечательный композитор. Появился он в моей жизни как раз после «Острова», как-то естественным образом фильм его притянул.

— …А еще скажут, что Лунгин спрятался от актуальности в вечные темы, игнорирует то, чем живет в данный момент Россия: политический кризис, протесты, митинги. В стране черт знает что происходит, а он опять о раскаянии и о Боге…

— Упрек не принимаю. Да, это преломление вечных тем. Главный герой — человек духовный, интеллектуал, большой музыкант. И вдруг он понимает, что жесток к людям, что загубил единственного сына, что оркестранты его несчастливы. Он, который считал себя хорошим человеком, вдруг сознает свою внутреннюю сухость, жесткость, ничтожество. И мы должны это осознать вместе с ним. Нет, нельзя сказать, что мы сняли несовременный, абстрактный фильм. В чем была современность «Острова»? В том, что после смутного периода перестройки и 90-х за каждым было много дурных дел, было в чем каяться. А «Дирижер» посвящен внутренней лжи, и в этом смысле он мне кажется современным. Мы живем во время дикой, запредельной, невероятной лжи. Официальной, неофициальной. Лжи на самом высоком и на самом низком уровнях, от которой необыкновенно устали люди. Недаром же главный лозунг митингового движения: «Хватит врать!» Политических требований мало, а чувство, что нельзя больше терпеть ложь, есть.

— Вы всю жизнь снимаете чисто русское кино. Русские проблемы, русский надрыв, русский стыд. И вот недавно французы вручили вам орден Почетного легиона, свою высшую государственную награду. Как это получилось?

— Это не первый мой французский орден, у меня их три. Мои близкие отношения с Францией берут начало в 1990 году, когда был выпущен фильм «Такси-блюз». Он имел большой успех у французов, был воспринят ими как рассказ о новой России, о ее проблемах. Я продолжал делать эти хроники меняющейся жизни, меняющихся характеров и каком-то смысле был для них окном в Россию. Меня с Францией вообще многое связывает. Моя мама Лилиана Лунгина, известный переводчик, в том числе и с французского, провела юность во Франции. Она научила меня языку, говорю я свободно, правда, не умею писать, язык у меня остался на устном уровне. Согласитесь, в этом есть что-то рационально необъяснимое: домашние уроки французского и мамина тоска по Франции вдруг реализовались к 40 годам в моей жизни. 10 лет, с 1990-го по 2000-й, я делил свою жизнь между двумя странами. А совсем недавно создал там киноакадемию для облегчения копродукции, для того чтобы Россия снова вошла в западный рынок и кинотеатры. В 90-е на французских экранах было 20 русских фильмов, а сейчас хорошо если один. Надо эту ситуацию исправлять, снова начать существовать в мире европейского кино.

— Французы понимают, что происходит сейчас в России?

— Умные понимают, а основная масса думает, что это процесс типа арабского. Они пытаются нас каким-то образом ассоциировать с протестным движением в Северной Африке. Мне кажется, Франция, не отдавая себе в этом отчета, сама находится сейчас в чрезвычайно проблемной ситуации. Пространство жизни там становится все менее и менее безопасным и приятным. Из-за долгого правления социалистов абсолютно невозможно заставить людей работать. Французы плохо понимают, за кого им голосовать. Есть два кандидата, но им не нравится ни тот ни другой, а на пятки уже наступает партия дочери Ле Пена. Знакомый расклад, не правда ли? Мы иронично относимся к французам и любим повторять, что француз души не имеет. Французы тоже посмеиваются над русскими, над нашей привычкой миллиарды швырять, над чрезмерностью во всем, отсутствием самоиронии, над желанием обязательно дойти до конца, над тем, что уже если водка, то литрами и до дна. Тем не менее нас многое объединяет. Спросите в России молодоженов, куда бы они хотели поехать в свадебное путешествие. Конечно, в Париж! Точно так же французы трепещут при словах «Сибирь» и «Байкал». Я не видел ни одного человека там, который не мечтал бы проехать на транссибирском экспрессе до Иркутска. Это входит в романтический набор, эти представления хранятся в культуре, никуда они не исчезли.

— Вы уже несколько лет возглавляете кинофестиваль «Зеркало», отсматриваете сотни работ. Какая сейчас ситуация с современными российскими фильмами? Есть ощущение, что чего-то не хватает, но чего именно, непонятно.

— Развлекательные фильмы наши смотреть неприятно, это уже за гранью, артхаус труден для понимания и на зрителя не рассчитан, хотя лично я не считаю, что умное кино обязательно должно быть скучным и несмотрибельным. Вменяемый мейнстрим практически отсутствует, нет фильмов, которые всерьез описывают и оценивают происходящее. По большому счету нет адекватного кино ни о семье, ни о современной жизни, ни о реальных проблемах. Непоправимый урон нанесли кинематографу сериалы, там ведь играют те же актеры, что и в серьезных фильмах, все перемешано. Они разрываются, они загнаны. В сериалах играют плохо, а душевного потенциала, чтобы играть в серьезном кино, уже почти не остается, мешает вся эта беготня. И очень много вранья. Приходит актер и говорит: «Пал Семеныч, я мечтал, так мечтал у вас сниматься!» — а потом выходит и подписывает договор на сериал, понимая, что от чего-то придется отказываться. Не знаю, деньги, что ли, свели всех с ума? Или они не верят, что создадут что-то прекрасное? Меня поражает в этом смысле отношение французов: для них счастье принимать участие в художественном фильме, потому что они понимают, что занимаются искусством. Там ты можешь снять фильм за 300 тысяч долларов, это очень немного. И все откажутся от денег, будут играть бесплатно. У нас это совсем невозможно, у нас малобюджетный фильм стоит не меньше миллиона. Но он не заработает таких денег, его надо делать за гораздо меньшие деньги. Вот скажите, кино — это искусство или нет? Если искусство, оно не должно окупаться, оно окупается уже тем, что меняет души людей к лучшему. Оно таким образом платит обществу.

— Вы только-только выпустили премьеру, а уже ходят слухи о вашем новом проекте под названием «Дама пик». Что это за история?

— По сюжету — история постановки «Пиковой дамы», по жанру — современный мистический триллер. Я написал сценарий и вдруг почувствовал, что этот материал может быть интересен не только в России, что в нем есть международный потенциал. У меня действительно все фильмы очень русские, они как-то глубоко укоренены в русской жизни. А это первый международный опыт, эксперимент. Сейчас мой сценарий переработал и адаптировал английский сценарист Дэвид Сайдлер, который написал «Король говорит», оскаровский лауреат. Я надеюсь, что его имя и его диалоги привлекут к проекту внимание и мы получим сильных актеров. В общем, я пускаюсь в дикую авантюру, но мне хочется что-то сказать не только о России и для России. Хочется сказать что-то важное о человеке как таковом и быть услышанным.

Беседовал Ян Шенкман